Властелин колец - Джон Толкин

По всей видимости, весть о прибытии Гэндальфа и Пиппина опередила их самих: стражники расступились молча, не задав ни единого вопроса. Гэндальф широкими шагами пересек мощеный белыми плитами двор. Во дворе, окруженный свежей зеленью, играл фонтан, а у фонтана, на самой середине двора, наклонясь над водой, стояло мертвое дерево, и капли с его нагих обломанных ветвей уныло падали в чистую воду пруда. Пиппин, поспешая за Гэндальфом, искоса взглянул на дерево; оно показалось ему печальным и каким–то неуместным здесь, где все было так тщательно ухожено.

…Семь звезд, семь камней

И белое древо одно, –

вспомнились ему слова песни, которую напевал по дороге Гэндальф. Пиппин увидел, что стоит у входа в огромный дворец, увенчанный сверкающей башней; пройдя вслед за волшебником мимо высоких молчаливых стражей, хоббит вступил в прохладную, гулкую темень каменного чертога.

Когда они шагали по мраморным плитам длинного пустынного коридора, Гэндальф шепнул Пиппину на ухо:

– Будь осторожен, уважаемый Перегрин, и думай, что говоришь! Хоббичья прыткость была бы сейчас несвоевременна. Теоден – просто добрый старик. Дэнетор – дело другое: он горд и утончен. Его не именуют Королем, но род его выше, чем род Теодена, и власть его простирается гораздо дальше. И все же учти: говорить он будет по большей части с тобой и задаст тебе много вопросов – ведь ты можешь рассказать ему о сыне, Боромире. Он любил Боромира, может быть, даже слишком крепко – и тем крепче, чем разительнее они отличались друг от друга. Но за отцовскими чувствами кроется тонкий расчет: он полагает, что из тебя вытянет желаемое быстрее, чем из меня. Не говори ничего лишнего, а главное – ни в коем случае не заикайся о поручении Фродо! Это я беру на себя: надо знать, когда и о чем говорить. И не упоминай имени Арагорна, пока только будет возможно!

– Почему? Чем Бродяга–то провинился? Он ведь сам хотел сюда прийти. И скоро придет.

– Как знать, как знать! Но если он явится, то, думаю, никто, и Дэнетор в том числе, не может сказать, как именно это случится. Так оно и лучше. По крайней мере, мы Арагорну не глашатаи.

Гэндальф приостановился у высокой двери из полированного металла и добавил:

– Видишь ли, уважаемый, сейчас недосуг излагать тебе историю Гондора, хотя в свое время, чем шляться по засельским лесам и разорять птичьи гнезда, тебе следовало бы в нее заглянуть. Делай, что я тебе говорю! Уместно ли принести могущественному властителю весть о гибели наследника и тут же добавить, что, дескать, вот–вот явится человек, который собирается предъявить право на трон? Ну как, есть еще вопросы?

– Право на трон? – ошарашенно повторил Пиппин.

– Вот именно, – резко бросил Гэндальф. – До сих пор ты, я вижу, брел по белу свету, заткнув уши, и спал на ходу. Пора бы проснуться!

И он постучал в дверь.

Дверь отворилась, но за ней не было никого. Глазам Пиппина открылся огромный зал. Через высокие окна, пробитые в стенах нефов, проникал свет. Черные цельномраморные колонны заканчивались огромными капителями–кронами, из листьев которых выглядывали причудливые каменные звери; высокие своды тускло поблескивали золотом и пестрели узорами. Но в этом длинном торжественном зале не было ни драпировок, ни ковров, да и вообще ничего тканого или деревянного; только между колонн молчаливыми рядами высились изваяния из холодного камня.

Пиппину вспомнились искусно обтесанные скалы Аргоната, и, разглядывая каменные лики давно умерших королей, он исполнился благоговения. В глубине зала, на ступенчатом возвышении, под мраморным балдахином, представлявшим собой шлем с короной, стоял высокий трон, а за ним мерцало драгоценными камнями резное изображение цветущего дерева. Но трон был пуст. У подножия, на нижней, самой широкой ступени, в черном, ничем не украшенном кресле из полированного камня, восседал, опустив глаза, древний старец. В руке у него белел жезл с золотым набалдашником. Гэндальф с хоббитом торжественным шагом прошли через длинный зал и остановились в трех шагах от кресла. Старец не поднял взгляда. Выждав, Гэндальф произнес:

– Приветствую тебя, о Дэнетор, сын Эктелиона, Наместник и Властитель Минас Тирита! В черный час пришел я к тебе, но не с пустыми руками, а с вестью и советом.

Старец поднял голову. Пиппин увидел гордое, как бы выточенное из слоновой кости лицо и длинный, с горбинкой, нос меж глубоко посаженных темных глаз. Дэнетор напомнил хоббиту скорее Арагорна, чем Боромира.

– Ты прав, Митрандир, настал поистине черный час, – проговорил старец. – Но ты всегда избираешь подобные часы для своих появлений. Многое предвещает скорое разрешение судьбы Гондора, и все мы скорбим об этом, но скорбь, объявшая мое сердце, еще чернее. Я извещен о том, что ты привел с собою очевидца гибели моего сына. Его ли я вижу перед собой?

– Да, это тот самый очевидец, – подтвердил Гэндальф. – Один из двух. Второй находится при короле Теодене и, возможно, прибудет следом. Оба они невелички, но в пророчестве говорится не о них.

– И все же это невелички, – молвил Дэнетор мрачно. – С тех пор как проклятое пророчество, нарушив течение всех наших дел, толкнуло моего сына в безумный поход, где он нашел гибель, я не питаю к этому слову особой приязни. О мой Боромир! Как мы нуждаемся в тебе! Не ты, а Фарамир должен был идти в этот путь!

– И охотно пошел бы, – возразил Гэндальф. – Не будь несправедлив в своей печали! Боромир сам вызвался ехать на север и не уступил бы этой чести никому, даже брату. Твой старший сын любил властвовать и имел привычку брать то, чего пожелает. Я прошел с ним достаточно долгий путь и хорошо узнал его. Но ты говоришь о его гибели. Значит, весть дошла до тебя раньше, чем принесли ее мы?

– Не весть дошла до меня, а вещь, – горько молвил Дэнетор и, отложив в сторону жезл, взял в руки предмет, на который смотрел, когда Гэндальф и Пиппин вошли. Это был большой, расколотый надвое рог буйвола, окованный серебром.

– Это тот самый рог, который носил Боромир! – вскричал Пиппин.

– Воистину так, – кивнул Дэнетор. – Некогда я носил его сам, как все первородные сыновья в династии Наместников с незапамятных времен, и обычай этот возник задолго до того, как оборвался род Королей. Он ведется с той самой поры, когда Ворондил, отец Мардила, настиг в далеких степях Руна белую буйволицу Арау…[498] И вот тринадцать дней назад со стороны северных границ до меня донесся приглушенный зов этого рога. Позже Река принесла и сам рог, расколотый пополам. Он не заиграет более.

Дэнетор замолк, наступила тяжелая тишина. Вдруг Наместник устремил взгляд своих черных очей прямо на Пиппина:

– Что скажешь ты на это, невеличек?