Властелин колец - Джон Толкин

Пока Гэндальф с Пиппином приближались к городу, рассвело еще заметнее, и Пиппин, окончательно стряхнув сон, снова выглянул наружу. Слева, бледной дымкой заволакивая дальние восточные хребты, клубилось море тумана; справа вздымались гигантские горные вершины. С запада их цепь обрывалась в долину, резко и отвесно. Казалось, при сотворении мира Река, прорвавшись через заслоны, сама пробила себе дорогу и прорезáла горную страну долиной, которой уготовано было стать полем сражений и раздоров. Впереди, замыкая Белые Горы, Эред Нимраис, вставала темная громада Миндоллуина[495] с белоснежной главой, прочерченной глубокими фиолетовыми складками ледников. На одном из отрогов, особенно далеко вытянувшемся в долину, стоял Укрепленный Город[496], окруженный семью каменными стенами – такими старыми и могучими, что казалось, будто они высечены из самых костей земли, и не людьми, а великанами.

Пока Пиппин дивился увиденному, стены города из тускло–серых превратились в белые и слегка зарозовели в лучах утренней зари. Из теней на востоке внезапно сверкнуло солнце, и луч упал прямо на крепостные стены. Хоббит чуть не вскрикнул: прекрасная и высокая башня Эктелиона, высоко вознесшаяся над верхней стеной города, блеснула в небе, как стройная серебряная игла в жемчугах, а шпиль заискрился хрусталем. Над укреплениями развевались на утреннем ветру белые знамена, и Пиппин услышал дальний чистый звон – словно где–то высоко и ясно протрубили серебряные трубы.

Так на восходе солнца Гэндальф и Перегрин подъехали к Большим Воротам Гондора, и железные створки распахнулись перед ними.

– Митрандир! Митрандир! – кричали люди. – Поистине, близится буря!

– Буря уже здесь, – отвечал Гэндальф. – Я прилетел на ее крыльях. Дорогу! Я должен предстать перед вашим повелителем Дэнетором[497], пока он еще Наместник. Чем бы ни кончилась война, Гондору, каким вы его знали, приходит конец. Дорогу!

Слыша его властный голос, люди отступали, не задавая больше вопросов, хотя с удивлением смотрели на хоббита, сидящего перед Гэндальфом, и на коня, который нес обоих, – жители Города почти не ездили верхом, и на улицах редко можно было встретить лошадь, не считая коней, принадлежавших гонцам Повелителя. Люди говорили друг другу:

– Не иначе как один из благородных скакунов роханского владыки! Значит, Рохирримы скоро придут к нам на помощь!

А Скадуфакс все так же гордо ступал по камням длинной извилистой улицы.

Минас Тирит располагался на семи выдолбленных в скале ярусах. Каждый из ярусов был окружен стеной, и в каждой стене были ворота, обращенные на разные стороны света. Большие Ворота Городской Стены смотрели на восток, ворота второго яруса – на юго–восток, третьего – на северо–восток, четвертого – опять на юго–восток и так до самого верха. Мощная дорога, поднимавшаяся к Цитадели, шла зигзагами, поворачивая то в одну, то в другую сторону. Каждый раз, проходя над Большими Воротами, она ныряла в сводчатый туннель, прорубленный в огромной скале, рассекавшей надвое все ярусы города, кроме первого. Скала эта была не чем иным, как выдававшимся далеко вперед ребром главного утеса. Каменная громада начиналась сразу за обширной площадью, на которую выходили Большие Ворота. Древние мастера с великим искусством и трудолюбием довершили то, что было создано природой. Скала прорезáла город насквозь, напоминая форштевень гигантского корабля, и венчалась зубчатой стеной, с которой те, кто находился в Цитадели, могли, как матросы с вознесенного на гору корабля, озирать дальние подступы к Башне и с высоты семисот локтей наблюдать за тем, что делается у Ворот. Вход в Цитадель, как и главные Ворота, обращен был на восток, но прорублен не в стене, а прямо в камне. За ним начинался длинный пологий коридор, освещенный фонарями. Пройдя в эти последние, седьмые ворота, гость Башни ступал на камни Королевского Двора, на площадь Фонтана, и оказывался у подножия Белой Башни: высокая и прекрасная, высотой в пятьдесят саженей от основания до кончика шпиля, на тысячу локтей вздымала она знамя Наместников.

Это была воистину могучая крепость, – и, пока в ее стенах оставался хоть один человек, способный держать оружие, она могла противостоять целому полчищу врагов. Может, кому–нибудь из них и пришла бы в голову мысль обойти Город с тыла и, взобравшись по склону Миндоллуина, который у подножия был более пологим, подняться к узкой перемычке, соединявшей Сторожевую Скалу с Белой Горой. Но перемычка эта проходила на высоте пятого яруса и была перегорожена большими валами, обрывающимися в пропасть. На узком пространстве между валами темнели склепы и круглились купола усыпальниц, где покоились короли и властители прошлого, – то был особый, вечно молчаливый город между Башней и горой.

Чем больше смотрел Пиппин на огромный каменный город, тем больше удивлялся. Прежде он и вообразить не смог бы такого величия и блеска. Минас Тирит был не только мощнее и внушительнее Исенгарда, но и несравненно прекраснее. Многое, однако, указывало на то, что город приходит в упадок: ныне в нем насчитывалась едва ли половина от прежнего числа жителей, и вдвое больше людей могло бы жить здесь, не стесняя друг друга. По дороге Пиппин с Гэндальфом миновали много больших, но нежилых домов и дворов; над воротами и дверьми их вились древние буквы, причудливые и красивые. Пиппин догадывался, что эти письмена говорят о высокородных хозяевах, когда–то здесь живших, и провозглашают девизы древних родов. Но теперь дома были погружены в молчание. Ничьи шаги не отдавались в камне широких плит, ничьи голоса не звенели в просторных покоях, никто не выглядывал из дверей и пустых окон.

Наконец Скадуфакс переступил порог седьмого яруса и миновал темный коридор. Теплое солнце – то же, что светило сейчас там, за рекой, на полянах Итилиэна, по которым брели Сэм и Фродо, – озарило гладкие стены Цитадели, прочные колонны и высокий свод ворот с замковым камнем в виде головы, увенчанной короной. Гэндальф спешился – лошади в Цитадель не допускались, – и Скадуфакс, подчинившись ласковому слову хозяина, позволил себя увести.

У ворот стояли стражники, одетые в черное. На головах у них красовались необычные шлемы – очень высокие, плотно закрывающие щеки, с белыми чаячьими крыльями у висков. Шлемы сверкали серебром – они были из чистейшего мифрила и хранились в Минас Тирите со времен его славы. На черном облачении стражников было вышито белое дерево, усыпанное цветами, как снегом, а над деревом – серебряная корона в окружении лучащихся звезд. Это была одежда наследников Элендила. Теперь в Гондоре ее не носил никто, кроме Стражей Цитадели, охраняющих площадь Фонтана, где некогда цвело Белое Дерево.