Плоть - Дэвид Галеф

Молодой человек, огромный, как эпические персонажи Гомера, дружелюбно махнул мне рукой:

— Приветствую вас, доктор Шапиро!

Я добродушно кивнул в ответ, мысленно лихорадочно роясь в словаре имен. Здесь, в Союзе, я часто вижу своих бывших студентов, и хотя забываю их имена, но помню их лица, а часто и то, что они писали в своих сочинениях. Этот студент в прошлом году едва не провалился у меня на экзамене по британской литературе. Я заметил, что он прикрепил листовку к доске объявлений: какие-то велосипедные гонки в честь такого-то и такого-то. В следующую субботу. Это было что-то новое. Обычно студенческие братства искали спонсоров по-другому — устраивали пикники с барбекю, рекламировали товары или устраивали вечера. Естественно, студенты в большинстве своем не ездили на велосипедах. Некоторые умудрялись ездить на машинах даже на занятия из общежития, расположенного в трех кварталах от университета.

— И кого вы ожидаете там увидеть?

Если бы его руки не были заняты клейкой лентой, он бы почесал затылок, но руки были заняты, и на лице его просто появилось такое выражение, будто он чешет затылок.

— Не знаю, мы никогда раньше такого не устраивали.

Но потом природный оптимизм победил (помнится, этим оптимизмом он страдал и у меня в аудитории). Он самоуверенно улыбнулся:

— Но мы надеемся, что народу будет много. Вы ездите на велосипеде, доктор Шапиро?

— Нет, я избавился от него много лет назад, но я знаю людей, которые много ездят на велосипеде.

— Ага, ну так скажите им о нашей гонке! У нас будут хорошие призы.

Я снова киваю и отхожу. Макс, если заинтересуется, будет реальным кандидатом на первое место. Если повезет, то сможет выиграть какой-нибудь золоченый шлем. Во всяком случае, соревнование увлечет его. Я обязательно скажу ему о гонках. Время я успешно убил и теперь мог со спокойной совестью идти на обед. Я уже открывал дверь левого крыла, когда из правого мне помахала Мэриэн. Я ответил на ее приветствие.

— Дон!

В голосе ее прозвучала такая безнадежность, что я вернулся из холла в Союз. Идти домой было еще рано, и я мог потратить на разговор несколько минут. К тому же я не видел ее с того памятного вечера в «Теде и Ларри». Не было ли в том, что я избегал ее, того же чувства, с каким избегают встречаться с наполовину разведенными супругами? Для второй половины будешь всегда выглядеть соучастником. Я разговаривал с Холли, а значит, мог считаться изменником.

Но Мэриэн, по всей видимости, так не думала или, по крайней мере, не выказывала явно. Она поинтересовалась, как мои дела и что я буду делать в обед.

— Пойду домой. Но чашкой кофе я тебя угощу. — Дон Шапиро и его галантность.

— Нет, это я тебя угощу. Я и так задолжала тебе за пиво. — Улыбка ее вышла кривой.

Пока мы шли в кафетерий, я заметил, что она немного изменилась. Стала более подавленной. Лицо ее осунулось, и я понял, что она сильно похудела. Юбка, которая раньше была туго натянута, теперь висела на ней, да и грудь стала несколько меньше. Руки определенно стали тоньше; в них появилась угловатость, будто по ним прошлись остро отточенным резцом. На Мэриэн была зеленая блузка, мешковато свисавшая с плеч. Я невольно сравнил ее с надутой, как воздушный шар, Холли.

Я взял кофе со сливками. Очень люблю его вкус. Подозреваю, что Мэриэн он тоже нравится, но она взяла черный и принялась задумчиво размешивать ложечкой сахар.

— Так как ваши дела? — спросила она, хотя голос ее говорил нечто другое: «Так как мои дела?»

— Ничего особенного. — Я похлопал себя по животу, оттянул ремень. — Только что выздоровел от Дня благодарения. А что у вас?

— Все еще выздоравливаю. — Она обняла себя руками и стала пощипывать плечи.

Я прекрасно понимал, что мы говорим о разных выздоровлениях, но так как я не знаю, что делать со вторым их типом, то не стал ничего говорить, а отхлебнул кофе и добавил в него половину пакетика сахара. Студенты, сидевшие за соседним столиком, с шумом отодвинули стулья, встали и ушли.

— Я прошу прощения — вам со Сьюзен, наверное, кажется, что я вас избегаю.

— Вовсе нет. — Ее слова избавили меня от необходимости извиняться за такое же поведение.

Она просительно прикоснулась к моей руке:

— Дон, ты все еще дружишь с Максом?

— Мм, думаю, что да. Он твердый орешек, с ним можно быть закадычными друзьями.

— Ты его совсем не знаешь. — Мэриэн округлила глаза, отпила кофе и скривилась. — Он похож на животное, которое начинает защищаться, когда к нему подходят слишком близко.

Я очень явственно представил себе, как Макс ощетинивается или, как дикобраз, выставляет иглы.

— Но в нем есть что-то такое, что притягивает… Я не могу выразить это словами. Он… по большому счету настоящий. И делает меня настоящей и… значимой.

Я согласно кивнул. Что скрывать, я и сам мог бы произнести эти слова.

— Макс единственный. — Она пила кофе с таким видом, словно это было что-то алкогольное и болеутоляющее. — Я не могу перестать думать о нем.

— Лучше бы ты перестала.

— Я не могу. Я знаю, что он встречается с этой толстой дурой Молли…

— Холли.

— Не важно. Все видят, что она ему не подходит. Что он в ней нашел?

Богиню плоти. Так как не мог сказать это вслух, я в ответ лишь дипломатично пожал плечами. Бывают моменты, когда я чувствую себя британским университетским доном, или, быть может, это для меня просто один из способов защиты. Дон-дон.

— Все дело в сексе. Знаешь, у большинства людей есть фантазии, но Макс… — Она неловко поерзала на стуле. — Ты не поверишь.

Я подумал о письме в моем кармане.

— В самом деле?

— Я сама не могу поверить. — Она отвела взгляд и, шумно прихлебывая, чтобы скрыть смущение, выпила еще кофе.

Последовала тишина, и я громко отодвинул назад стул, чтобы встать и уйти. Она снова схватила меня за руку.

— Спроси его, когда увидишь в следующий раз… Спроси его, вспоминает ли он обо мне хоть изредка. Понимаю, что это глупо, понимаю, что мое место в доме для умалишенных романтиков. Но спроси его, ладно?

Я пообещал и поднялся с места. Она снова криво улыбнулась мне — или у нее всегда была такая улыбка? — и я оставил ее там, в центре моря столов и стульев кафетерия, пьющей черный кофе.

В этот вечер вместо тарелки Сьюзен положила передо мной на стол ключи от машины.

— Мы выезжаем в город, — объявила она и пошла переодеваться. — Ты обещал, помнишь? Когда я согласилась пойти на митинг Эрика.

— Но у нас до сих пор не съедены остатки от праздника.

— Я их заморозила. Мы съедим их на Рождество.

— Ладно. — Мне и самому не очень хотелось подъедать эти разогретые остатки. — Что вы желаете на ужин?

Сьюзен погладила себя по плоскому животу:

— Рыбу. Это неуемное желание посетило меня сегодня днем.

Итак, мы поехали в «Дарли», магазин в семи милях от Оксфорда. Для тех, кто этого не знает, поясню — самую вкусную еду готовят на кухнях гастрономических магазинов: в «Доке ит Плейс» в Гринвилле, где вы получите запеченный окорок величиной в половик, или в «Деб и Ронни», где вам дадут мыльные хлопья и ведро для наживки, если вы закажете мясо с двумя видами овощей. Магазин «Дарли» стоит рядом с почтой, в пятидесяти футах — знак парковки. Это весь центр городка Тэйлор. Сам магазин помещается в обшарпанном здании с парой котов, лениво греющихся на крыльце. «Ешь, или мы оба умрем с голоду» — написано красно-синими буквами на полотнище, укрепленном на стоящем перед входом столбе.

«Дарли» предлагает покупателям самую вкусную рыбу в округе, а в Миссисипи это значит очень многое. Правда, здесь не разрешают запивать рыбу пивом, так как некоторое время назад какие-то футбольные фанаты «Оле Мисс», напившись пива, едва не разнесли магазин, но зато позволят выпить принесенную с собой в бумажном пакете (для маскировки) бутылку вина — видимо, владельцы считают, что любители вина культурны и не позволят себе устроить дебош. У нас была с собой бутылка шардоне, катавшаяся под передним сиденьем. И я и Сьюзен были одеты в драные джинсы. Грег, бывший весьма брезгливым человеком, всегда призывал людей, которых он приглашал в «Дарли», одеваться попроще. Запах жареной рыбы въедался в одежду, волосы, рубашку и даже в нижнее белье и носки. Основное рыбное блюдо подавали с капустой, смешанной с мелкой рыбешкой, все это было очень жирным, как шутливо говорили, с витамином Ж. Но рыба всегда была свежей, плотной и вкусной до самых костей. Ничего подобного я не ел никогда.

Пока мы ехали по старой Тэйлорской дороге, я спросил Сьюзен, как она провела день. Она ответила, что ездила по общественным делам относительно благоустройства дорог, так как пропустила много мероприятий, за что я нес персональную ответственность. Впрочем, сильного чувства вины я все же не испытывал. В последнее время Сьюзен, кроме того, работала в местном госпитале на общественных началах, ухаживая за больными, но без традиционного джемпера в красную и белую полоску. Она говорила, что все идет хорошо, но врачи невыносимые снобы. Я посоветовал уделять этому делу больше времени, и она согласилась. Тема для разговора была исчерпана, и мы замолчали.