Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не стал делиться с ней ни тем, что я узнал о Максе, ни тем, что я об этом думал. Рот мой был закрыт на замок, но зато по ночам на свободу вырывалось мое сознание. В последнее время мне все чаще стали сниться сны, которые я, за неимением лучшего слова, назвал бы снами в кафетерии. Какова бы ни была последовательность приснившихся мне событий — опоздание на поезд, блуждание по незнакомому отелю, — все неизменно заканчивалось тем, что я оказывался в большом кафе, где обслуживались все, за исключением меня. На лотках стояло все — куски мяса, овощи и десерты, — но все это никак не могло попасть на мой поднос. И не то что я сильно страдал от голода, нет, мне было обидно, что все-все, кроме меня, преспокойно едят и радуются жизни.
Снились мне и настоящие кошмары: кладбища взмывали в воздух и улетали прочь, трупы ворочались в гробах, высовывая руки из-под крышек. Мне снилось, как мраморный конфедерат на площади ест пончики, но джемом и жиром при этом вымазано было почему-то мое лицо. От этого последнего ужаса я проснулся среди ночи, судорожно вцепившись в мягкую подушку. Проснулась Сьюзен и виновато погладила меня по руке. Она пробормотала, что это несварение, и я не стал ей противоречить.
Мне страшно хотелось поговорить с Максом. У меня никогда не было таких сновидений до знакомства с ним.
Сны не оставляли меня в покое. Они повторялись и множились. Чем больше я замыкался в себе, чем менее откровенным я становился, тем пышнее расцветали образы сновидений, и из-за них я становился еще менее разговорчивым и еще более скованным. Во времена Ренессанса круг был символом целостности и возвращения, но теперь круг стал порочным — он никогда не заканчивается. Идите и обвините во всем Беккета. Конечно, нельзя думать, будто ты и твое страдание — это единственное, что существует в мире. Глядя на скопление машин впереди, я украдкой бросал взгляды на спящую Сьюзен, раздумывая, что происходит в ее душе. В тот момент, когда я на нее посмотрел, жена рефлекторно сглотнула и сделала губами такое движение, словно что-то куснула. Вегетативная нервная система дает знать о себе? Что она видит? Сцену пира? Или, быть может, она сейчас пребывает в теле рыбы и хочет схватить муху с синего купола водоема? У меня не было ответов на эти вопросы, и я просто обнял ее за плечи, а свободной рукой повел машину к дому.
Утро понедельника. Я стою в канцелярии кафедры, забираю почту и вбираю в себя атмосферу. Праздник кончился, всем грустно и тяжело. Студенты бродят по коридорам, как мыши в лабораторном лабиринте. Миссис Пост разбирает конверты и резинки на столе, не удосужившись приклеить на лицо фальшивую улыбку, приберегаемую сегодня исключительно для незнакомцев. День благодарения породил всеобщую постпрандиальную депрессию. Вошла мрачная Элейн в строгой юбке, несущая в руке стопку контрольных.
— Никогда больше… — бормочет она.
— Никогда больше контрольных перед праздниками?
— Нет, никогда больше не полечу на праздники в Нью-Джерси к куче родственников, которых я не выношу. — Она на некоторое время задумывается, а потом выносит суждение: — Здесь никакие контрольные не помогут.
Сгорбившись, входит Финли в поношенных джинсах и клетчатой рубашке. Не говоря ни слова, он достает из ящика почту и уходит.
Я ткнул пальцем в направлении двери:
— Что это с ним?
— Разве вы не знаете?
— Что я должен знать?
— Вы были на вечеринке у Нэнси Крю?
— Пожалуй. Да, я хочу сказать, что, конечно, был. Что там случилось?
— Ну, Джон отдохнул на чердаке Нэнси с девочкой-правоведом, ну с той, которая здесь что-то пишет. Жена пока ничего не знает, но люди на него косятся, и он теперь боится даже открыть рот.
— Джон?
— Угу.
Порывшись в мозгу, я извлек оттуда образ женской руки, треплющей бороду.
— Вы не думаете, что речь идет о Джозефе?
Элейн пожала плечами:
— Не знаю, я там не была, говорю, что слышала.
Я кивнул, изобразив согласие. Возможно, дама-юрист проявила большую активность, чем мне казалось. Или я был пьян больше, чем мне казалось. Зато я понял, как циркулируют сплетни в таком маленьком городке, как Оксфорд. Они распространяются, как осмотически активные молекулы в крошечной клетке, как электрический ток в коротком проводке. Тут еще я с моими фантастическими кладбищами, о которых никому не рассказываю. Может быть, мне все это вообще привиделось.
Конечно же, черт возьми.
Я решил повидаться с Максом завтра или послезавтра и прояснить вопрос. Так, ничего особенного, пара наводящих вопросов, не больше. Когда я вышел в холл, из своего кабинета показалась Мэри. На ней были голубые бусы — напоминание о днях ушедшей молодости и свободы.
— Эй, вы слышали? — воскликнула она. — Эрика освободили.
— Правда?
Очевидно, повторные слушания тоже прошли неважно, на этот раз судья приговорил Эрика к пятидесяти часам общественных работ. Я спросил у Мэри, что это будут за работы, и она ответила, что, скорее всего, ему придется поработать в местной школе. Я постарался представить себе эту картину. Пятьдесят часов — это очень много. Ребятки будут обожать британский акцент. Может быть даже, Эрику удастся воспитать новую марксистскую интеллигенцию из нынешних пятиклассников.
Я зашел в Студенческий союз, чтобы убить время перед обедом и морально подготовиться к вечерней схватке со статьей. Я стал рассматривать полученные конверты и сразу увидел его: письмо от Дороти Тробл, моего колумбийского товарища. Обратный адрес был незнакомым. Я неловко надорвал конверт и, остановившись, прочел:
«Дорогой Дон,Прости, что так долго медлила с ответом. На случай, если ты не знаешь: я бросила докторантуру в Колумбийском. Эти тупые профессора, мрачная секретарша философского факультета — боже мой, некоторое время я даже не могла зайти на кафедру. Когда меня наконец впустили, я нашла твое письмо, которое мне никто, конечно, не удосужился передать. Еще один штрих в портрете учреждения, придающего новый смысл термину „кафкианский“…»
Я продолжал читать, как всегда останавливаясь на патологических подробностях. Бедную Дороти выселили из студенческого общежития, теперь она работает официанткой и снимает с подругой квартиру на Двадцать третьей улице. Еще одна находка ожидала меня в конце письма.
«Что касается Максвелла Финстера, — писала Дороти, — то я не уверена, что это он, но в прошлом году у одного из сотрудников исторического факультета были большие неприятности. Сексуальные домогательства по отношению к студенткам старших курсов — обычное здесь дело, но это было какое-то извращенное, как я слышала. В газеты это не просочилось, но все студенты о нем знали. Как бы то ни было, этот человек защитил диссертацию, получил степень и исчез. Бог знает, где он теперь».
Дочитав письмо до конца, я вдруг понял, что непроизвольно киваю самому себе. Возможно, в письме речь шла о другом человеке, но также возможно, что и нет. Теперь, правда, можно объяснить его добровольное изгнание на Юг. Он хотел уехать как можно дальше от неприятной ситуации. Так Макс и попал в «Оле Мисс». Правда, куда бы человек ни уехал, он обычно привозит с собой свои неприятные ситуации либо заново попадает в них на новом месте. Я прикусил губу и задумался. Справедливо ли судить человека на основании таких, с позволения сказать, доказательств или, лучше сказать, слухов? Конечно нет, хотя такому желанию очень трудно сопротивляться, тем более что его поведение соответствует тому, что изложено в письме. Но даже и в этом случае судить нельзя, так как человек, быть может, очистился от прошлых прегрешений. Из того, что я видел и слышал, было ясно, что Макс очень корректно ведет себя со студентками. Конечно, это похоже на поведение вылеченного алкоголика, который не берет в рот спиртного.
Можете назвать это грубым пренебрежением к общественной безопасности, но я решил, что все это меня не касается. Я хочу сказать, что решил ни во что не вмешиваться; у меня не было ни малейшего намерения ломать хорошие отношения с Максом на таком шатком основании. Я просто выброшу все это из головы. В ответном письме Дороти я выражу лишь мое сочувствие. Сунув письмо в карман, я отошел от почтовых ящиков и, подняв голову, увидел обычную круговерть тел; перекусывающие на ходу красивые футболисты в джинсах, несколько близоруких факультетских сотрудников, пытающихся справиться с банкоматом, двадцать одинаково обмундированных девушек из женского Студенческого союза, одновременно получающих почту, несколько студентов-азиатов с тревожными лицами, рассматривающих доску объявлений в поисках рекламы дешевого жилья, и так далее. Наверное, это влияние Макса, но в последнее время меня начала интересовать форма человеческих тел: хрупкие, похожие на птичек профессора классической филологии с крошечными кукольными ручками.
- 11 типов мужчин, вместо которых лучше завести вибратор - Филипп Литвиненко - Психология / Эротика, Секс
- Совершенствование женской сексуальной энергии - Мантэк Чиа - Эротика, Секс
- Как завоевать сердце мужчины - Владимир Викторович Довгань - Менеджмент и кадры / Эротика, Секс
- Пособие по сексуальной жизни - Автор Неизвестен - Эротика, Секс
- Лифчик для героя. Путь самца - 2. - Роман Трахтенберг - Эротика, Секс
- Глаша - Лана Ланитова - Эротика, Секс
- Влюбленные женщины - Дэвид Лоуренс - Эротика, Секс
- Сексуальные практики Востока. Любовное искусство гейши - Элиза Танака - Эротика, Секс
- Странности животной сексуальности. Как они делают это…? - Милена Сигаева - Эротика, Секс
- Книга оргазма - Катерина Януш - Эротика, Секс