Плоть - Дэвид Галеф

Пока мы ехали по старой Тэйлорской дороге, я спросил Сьюзен, как она провела день. Она ответила, что ездила по общественным делам относительно благоустройства дорог, так как пропустила много мероприятий, за что я нес персональную ответственность. Впрочем, сильного чувства вины я все же не испытывал. В последнее время Сьюзен, кроме того, работала в местном госпитале на общественных началах, ухаживая за больными, но без традиционного джемпера в красную и белую полоску. Она говорила, что все идет хорошо, но врачи невыносимые снобы. Я посоветовал уделять этому делу больше времени, и она согласилась. Тема для разговора была исчерпана, и мы замолчали.

Мы проехали еще милю, прежде чем я нарушил молчание:

— Сегодня я видел в Союзе Мэриэн.

— И?..

— Она, кажется, подавлена.

— На ее крыльце все еще горит свет?

Я очень люблю Сьюзен за ее изречения. Иногда она может сказать что-нибудь вроде «продолжает нести факел». Я пришел в полный восторг, когда она однажды произнесла «шестигранный поедающий змей мерзавец».

— Да, что-то еще горит. Она хочет, чтобы я прижал Макса и спросил его о его истинных чувствах.

— Не думаю, что это хорошая мысль.

— Мне показалось, что он тебе нравится.

— Больше нет. Да, я думаю, что он интересен, но доверять ему нельзя.

Меня возмутило это заявление. Сьюзен считает, что знает больше меня. Если бы я спросил ее, почему она так думает, то она наверняка ответила бы, что это «женская интуиция», и поэтому я промолчал. Это было нечестно так безапелляционно говорить о Максе, с которым она встречалась в два раза реже, чем я. Интуиция — это не то же самое, что знание, и никто не безупречен, при всех своих блестящих мыслительных способностях. Когда мы подъехали к «Дарли», то обнаружили, что света в окнах нет, а двери заперты.

— Я забыла, — жалобно сказала Сьюзен. — «Дарли» не работает по понедельникам.

— Я должен был об этом помнить, — возразил я. — Прости.

— Нет, это моя вина. — Она взяла меня за руку, и мы простояли у магазина минуту-другую.

Потом я развернулся, и мы поехали в рыбное заведение в Аббевилле — кафе с красными кабинками и более разнообразным меню. Некоторые считали, что там лучше, чем в «Дарли», но это совсем разные вещи. Когда мы вернулись домой, то, открывая дверь, я услышал телефонный звонок. Даже не снимая трубку, я знал, что спросят Джейми.

14

Как вы относитесь к людям, с которыми работаете? Кто они — друзья, коллеги, соль или прах земли? Что скажете о подчиненных, если таковые имеются? Если вы преподаватель, то считаете ли студентов своими подчиненными? Я размышлял над этими вопросами, которые Макс задал мне во время перерыва, входя в аудиторию, чтобы покончить с Эмили Бронте.

— Бывают дни, когда студенты работают на меня, — сказал Макс, — как будто я капитан корабля. Но иногда я чувствую, что в воздухе пахнет бунтом.

По какой-то причине он опустил главное — господствующую на занятиях апатию. С кафедры преподаватель может видеть всех студентов: пустые взгляды, спрятанную газету, оцепеневший взгляд — каждое выражение, каждый жест. Это всеведение преподавателя — тайна, о которой студенты не подозревают до тех пор, пока я им ее не открываю. Я делаю это не для того, чтобы они знали, что Большой Брат смотрит на них, а для того, чтобы они знали, что мне не безразлично, слушают меня или нет. Я верю в мотивацию, каковая всегда возникает из смеси заинтересованности и страха. Любой, кто верит во врожденную склонность к учебе, провел слишком много времени за чтением Руссо, имея слишком малый стаж практического преподавания.

После такого пространного вступительного замечания позвольте мне все же признаться в том, что я искренне люблю моих студентов. Одни из них были умны и талантливы, другие забавны, третьи испытывали трудности, но в большинстве своем они старались учиться. Была Лайза Дженкинс, которая всегда шутя получала сто баллов; Тим Брэдфорд, мучительно морщивший лоб при ответе; Чарлин Додд, знавшая, что ее улыбка зачтется ей даже в письменной работе; Дэн Малоун, которому в голову постоянно приходили идеи, поражавшие его самого. Были и многие, многие другие, о которых я думал в течение семестра. Любимыми моими студентами всегда были те, кого я в тот момент учил. Не думаю, что смогу определить наши отношения лучше, чем «учитель-ученик». Относился я к ним искренне, они не были мне безразличны. Некоторые из них даже звонили мне домой, так как я советовал им так поступать в важных случаях.

Но я не был готов к звонку Черил Мэтт, которая позвонила мне днем в четверг. Надо сказать, что в тот день Черил не пришла на занятия. Это уже было необычно, так как Черил была из тех студентов, чьим главным достоинством является упорство. Она не только была умна и способна; ее, кроме того, отличали внимание и трудолюбие. Она всегда приходила на семинары подготовленной. Черил — застенчивая улыбка, тихий голос.

Голос, который я услышал в трубке, был глухим, речь невнятной. Сначала я решил, что кто-то ошибся номером. Потом я узнал Черил.

— Черил, это ты?

— А… да. Вы… вы можете мне помочь? Простите, что я сегодня пропустила занятия.

— Бог с ними, с занятиями. Что случилось?

— Я… я попала… Я хочу сказать, что я старалась… о боже…

— Все хорошо, Черил, все в порядке. Возьми себя в руки и скажи, что произошло.

Я слушал, то там, то здесь подсказывая ей нужные слова, но в целом я не знал, что сказать. Несколько раз она замолкала и вообще вела себя так, будто совершила какое-то тяжкое преступление, будто просила за него прощения. И это было хуже всего.

Все началось с того, что ее предложил подвезти друг отца. Ей надо было по дороге в университет заехать к себе на квартиру, и она согласилась, благо что он ехал в ту же сторону.

«Запрыгивай», — сказал он, и я явственно представил себе, как он это сказал, я слышал это так же ясно, как то же слово, произнесенное ломким голосом Черил. Она запрыгнула. Он начал приставать с непристойными предложениями. Она притворилась, что не слышит. Когда они доехали до места, он пошел за ней в дом и изнасиловал.

Наверное, слово «изнасилование» не самое здесь подходящее. Он не смог проникнуть в нее. Черил была девственница и весила около девяноста фунтов. «Что за черт?! — заорал он. — Ты же студенточка. У тебя там грузовик должен проехать». Он нанес ей несколько ударов. Когда у него ничего не вышло второй раз, он приподнял ее и дважды ударил о стену, а потом ушел. Она пролежала на полу около часа, а потом решила позвонить мне.

Мне. Своему учителю. Учителю, который говорил, что ему можно звонить в важных случаях. Боже. Я сказал ей, что сейчас перезвоню и чтобы она никуда не уходила. Я вызвал скорую, перезвонил Черил и сказал, что сейчас приеду. Вскоре я подъехал к ее квартире — на первом этаже выкрашенного сепией дома на Колледж-Хилл-роуд. Я постучал, и дверь открылась сама. Она косо висела на петлях, словно кто-то почти выломал ее. Я присмотрелся внимательнее и понял, что так оно и было.

Черил была в спальне и выглядела хуже, чем я предполагал. Он выбил ей два зуба, избил и, кроме того, сломал ей одно или два ребра. Вся комната и Черил были забрызганы кровью. На полу лежали разорванные желтые шорты, и она обмотала пояс белой хлопковой блузкой. Несмотря на это, она умудрилась выглядеть скромно. Она тихо стонала, до тех пор пока не приехала скорая помощь — два парня в одинаковых зеленых куртках и шапочках.

— Мы заберем ее, — сказал один из них таким тоном, словно в этом могли быть какие-то сомнения.

— Похоже, у нее сломано ребро, — сказал другой.

Ребята были из Баптистского мемориального госпиталя, в миле оттуда на Саут-Лэймар-роуд. Я сказал Черил, что там о ней хорошо позаботятся, от всей души надеясь, что это окажется правдой. Но когда ее погрузили на носилки, она схватила меня за руку и начала просить не оставлять ее.

— Я боюсь, — едва шевеля губами, произнесла она.

— Почему? — спросил я. — Этот ублюдок не вернется, можешь быть уверена.

Но она продолжала отчаянно трясти головой. Потом она сказала. Передо мной лежала девочка, которую избили почти до бесчувствия, пытаясь изнасиловать, и чего же она боялась? Она боялась того, что ее родители ей скажут. Я пообещал поговорить с ними, и она наконец меня отпустила. Когда скорая уехала, я вернулся в квартиру Черил и позвонил ее родителям. Это не обещало быть, по выражению Сьюзен, социальным звонком.

Мэтты жили в Тупело, в городке, где родился Элвис и где помещалась штаб-квартира организации «Граждане за достойную Америку». Эта организация посвятила себя самоотверженной борьбе именно за то, в чем вы могли бы ее заподозрить. Я не знал, чего ждать от Мэттов, но кое-какие мысли на этот счет у меня были. Было 5.30, когда я позвонил, и отец, видно, только что пришел домой. В трубке я слышал, как кто-то возится у плиты, а это означало, что мама тоже дома.