Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов - Евгений Плужник

БОЛЬ

Сидели в синем сумраке соседи,вкушая по крупинке шуток соль…И вдруг в житейской дружеской беседенегромко прозвучало слово «боль».

Как зеркало воды пушинка рушит,уроненная птицей в озерцо,—встревожило покой, смутило душито брошенное походя словцо.

Унесся кто-то в прошлое: он — мальчик,стоит перед кустом цветущих роз,до крови у него ужален пальчик,глаза полны невыплаканных слез…

А кто-то в золотой осенней вьюгерыдал, с листвою падал на погост,вбирал в себя симфонии и фуги,грудь обхватив руками вперехлест.

Срывались миги — жемчуг с ожерелья…Весна шептала: «Радуйся, мечтай!..Отступит грусть, придет черед веселья,всем завладеет яблоневый май».

И шепот плыл так нежно, так шелково,касаясь гулко бьющихся сердец…И лишь один, услышав это слово,стал бледен, как мертвец.

1926

«ГЕЙЗЕРЫ НА ТРОТУАРАХ»

(Из цикла)

I

За витринами желтого солнца осколки,тротуары — палат поднебесных паркет.Туго талии дам перетянуты шелком,изгибается коброй корсетный хребет.

В тротуарах намеками смутные блики,в колыханье ритмичном сплетения тел.Напомаженных губ                            бессловесные крикивперемежку                  с пучками амуровых стрел.

Взмахи длинных ресниц,                                 смех ледово-стеклянный.Все несется куда-то на мутной волне…Жесты страстные, жадные взгляды:                                              «Желанный,Скоро ночь. Кровь играет.                                        Иди же ко мне!»

Вдруг средь этого шика и этого лоска,кутерьмы, парфюмерного запаха роз,—перепачканный маслом, углем и известкой,появился в спецовке                                    Рабочий-колосс.

Он, неся за плечами зари побежалостьи в карманную глубь опустив кулаки,шел, и мигом толпа перед ним расступалась,точно смерч оголял                                дно житейской реки.

Молкнул похоти глас и бренчанье брелока,утихал на пути его                               лепет, галдеж.И хоть взором блуждал он отсюда далеко,по толпе прокатилась гусиная дрожь.

Мимо чистеньких, сытых,—                                    в мазуте и саже,шел Рабочий,                       жуя заработанный хлеб;был для них он, как пуля в церковном витраже,будто в полночь увиденный                                        собственный склеп.

1928

Дмитро Загул

© Перевод Н. Кобзев

«Ты полночной порою приходишь…»

Ты полночной порою приходишь,В час, когда уже крепко я сплю,Глаз лучистых с меня ты не сводишь,Утешаешь: не плачь… я люблю!..

Я словам твоим внемлю душоюИ сквозь сон улыбаюсь тебе,Взгляд твой нежный горит надо мною,Простираются руки в мольбе.

Горячо ты меня обнимаешь,И в объятьях я таю во сне,Поцелуями сердце пронзаешь,Лаской грудь разрываешь ты мне.

И в слезах я глаза открываю,Исчезает отрада-любовь.Ночь вокруг без конца и без края —Нет как нет моей радости вновь…

«Когда на ладонь я склоняю чело…»

Когда на ладонь я склоняю чело,Является в грезах родное село:И поле вдали, и за рощей мосточек,И старая хатка, и темный садочек,Где детство беспечно по тропке брело.

Вон там на лугу мое счастье цвело,—Ольха над прозрачным ручьем наклонилась,Отара, пыля, с полонины спустилась,Сторожко журавль расправляет крыло…Лишь там мне в ненастье тепло и светло!

УТРЕННЕЕ СОЛНЦЕ

Солнце рассвета — сердце мое,—Зеркальная глубь тепла.С прозрачным утром оно встает…И смотрите, уходит мгла!

Близка вам, понятна моя душа,—В ней плески и ваших волн…Радость, песком золотым шурша,Качает унынья челн.

Я души убогие обогащу,Краскам восхода рад,Торбы нищие позлащу…Возьмите мой мир, мой клад!

В пропасть низринь холодную тень,Мертвую тишь порушь!Буду играть я и ночь и деньНа арфах ваших душ.

Я не встревожу спокойных думПечалью души своей.Милы мне те, кто хмур и угрюм,И те, что весны звончей.

Разве не солнце — сердце мое?Не кристальная глубь душа?Воздушные замки она снует,Счастье в груди верша.

1919

ПОСТ 440

Баллада

I

Бежит по железным тропамПоезд в огне и в дыму,             Пронзая взглядом циклопа                              Слепую тьму.Бездумно он повторяет:              — И-ду-уу!..—Летя по степи, теряетИскр снопы на ходу.

В каждой теплушке теснятсяДвести — триста штыков —Едут они сражатьсяЗа дело большевиков.Каждый в каждом вагоне —Ратник, а не холоп!Будут помнить бароны          Красный Перекоп!

II

Пост — четыреста сорок,Будка на самом мосту.Еще часовому не скороСменяться на этом посту.«Два года — ни строчки из дома…Как там? Душа болит…Он для родных и знакомыхДавно уж, наверно, убит…»Вспомнился текст из газеты,Что утром читали ему:«Погоны и эполетыЗашевелились в Крыму».Мчатся туда эшелоны,Пустив колеса в галоп —Будут помнить бароныКрасный Перекоп!Ночью и зябко, и волгло,И к сердцу подходит страх…Минуты тянутся долго,Когда стоишь на часах…

III

Вдруг шорох… Два силуэта…Третий — прыжком под мост…«Стой! Ни с места!» — фальцетомКомандует грозно пост.Вскинув ружье, незваныхГостей он идет встречать.«Там часовой…» —                               «НаганомЗаставь его замолчать!..»Крики: «Назад! Стреляю!           Долой с моста!» —«Что он, страха не знает,Красная сволота?!»Выстрел. Ни шагу по шпаламСделать не смог бандит.Упал на рельсы устало —Мертвым лежит.Второй свинцом часовомуВ грудь попал и в плечо:«Не быть и ему живому!Пусть кровью, гад, истечет!..»

IV

Будто легли на роздыхПод ветра степного свист:Бок о бок, глазами к звездам —Контра и коммунист.А в поезде рыцарей волиЖдет неминучая смерть —Вот-вот от взрывчатки в полеВздрогнет земная твердь…«О боже, что за причина?Кто-то лежит на пути!..»Успел машинист. МашинаСтала у моста почти.Даже искринки светаПеред составом нет.«Эй, караульный, где ты?»Ночи безмолвье в ответ.Вышли. С буфером рядомУбитый беляк лежит.И вмиг командир отрядаПо склону под мост бежит.«Мина! — кричит он в яри.—Покамест никто не лезь!..Иначе конец…                        Фонарик!Еще чье-то тело здесь…»То был часовой.                     СажениВсего одолеть он не смог —К заряду полз на коленяхИ мертвым свалился с ног…

V

Гудок!             По железным тропамБежит паровоз                           в дыму,Пронзая взглядом циклопа           Слепую тьму…Каждый в каждом вагоне —Ратник, а не холоп…Будут помнить бароны          Красный Перекоп!На кумачовой тканиПоезд бойца везет,Что в мостовой охранеОтбыл последний черед.

1924

ВЕЧЕРНЕЕ