Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных - Оливер Беркман

Дело в том, что в обеих ситуациях включается один и тот же основной механизм. По мере ускорения жизни мы начинаем верить, что наше счастье или финансовое благополучие зависит от способности работать, двигаться и совершать поступки со сверхчеловеческой скоростью. Мы беспокоимся, что не успеваем всего, поэтому, чтобы подавить тревогу, попытаться достичь ощущения контроля над своей жизнью, двигаемся еще быстрее. Но в результате возникает спираль зависимости. Мы изо всех сил стараемся избавиться от тревоги, но тревога только растет: чем быстрее мы идем, тем яснее становится, что мы никогда не заставим себя или остальной мир двигаться с той скоростью, которой добиваемся. (При этом мы страдаем и от других последствий того, что движемся слишком быстро: низкой производительности труда, неправильного питания, испорченных отношений.) И все же единственным возможным способом справиться со всем этим дополнительным беспокойством кажется необходимость двигаться еще быстрее. Вы знаете, что должны прекратить ускоряться, но в то же время не можете.

Такой образ жизни не всегда неприятен. Жизнь со скоростью света вызывает пьянящий восторг, так же как алкоголь вызывает у пьющего эйфорию. (Недаром спешку иногда называют горячкой, отмечает автор научно-популярных книг Джеймс Глейк{125}.) Но душевного спокойствия таким способом не обрести. И если у пьяницы могут оказаться сочувствующие друзья, которые вмешаются, чтобы направить его к более здоровому образу жизни, зависимость от скорости, как правило, воспринимается в обществе положительно. Скорее всего, друзья только похвалят вас за увлеченность.

Ситуация кажется безнадежной: попытки избавиться от зависимости приводят к тому, что жизнь все больше выходит из-под контроля. Это и лежит в основе парадоксально звучащего тезиса, которым прославились «Анонимные алкоголики»: вы не можете победить алкоголь, пока не откажетесь от надежды победить его. Этот необходимый сдвиг в мировоззрении обычно происходит, когда человек достигает дна – так «Анонимные алкоголики» называют состояние, когда становится так плохо, что человек больше не способен обманывать самого себя. В этот момент алкоголик вынужден признать горькую правду: спиртное нельзя использовать как стратегический инструмент для подавления сложных эмоций. («Мы признали свое бессилие перед алкоголем, – гласит первый из «12 шагов», – признали, что мы потеряли контроль над собой»{126}.) Только отказавшись от разрушительных попыток достичь невозможного, человек сможет сделать возможное: посмотреть правде в глаза. А правда в том, что для зависимого человека употребление алкоголя не может быть умеренным, совместимым с полноценной жизнью. Лишь после этого можно работать, медленно и трезво, над тем, чтобы выстроить более полноценную и продуктивную жизнь.

Точно так же, утверждает Браун, должны достичь дна мы, зависимые от скорости. Мы должны принять реальность и осознать, что любое дело требует времени и, работая быстрее, мы не избавимся от своих тревог. Не в нашей власти форсировать темп реальности настолько, насколько нужно, и чем быстрее мы движемся, тем еще быстрее хотим двигаться. Клиенты доктора Браун обнаружили, что происходит нечто неожиданное и они начинают испытывать примерно то же, что испытывает алкоголик, который перестал контролировать ситуацию в обмен на суровый опыт выздоровления. Психотерапевты называют это изменением второго порядка. Подразумевается, что происходит не постепенное улучшение, а изменение перспективы, полное переосмысление картины мира. Когда вы наконец признаете, что не можете задавать скорость всему происходящему, вы перестанете пытаться обогнать свое беспокойство. В результате само беспокойство трансформируется. Погружение в сложный рабочий проект, процесс выполнения которого нельзя ускорить, становится не спусковым крючком для стрессовых эмоций, а, наоборот, укрепляющим актом выбора. Серьезный роман, на чтение которого ушло ровно столько времени, сколько требуется на его осмысление, становится источником удовольствия. Вы учитесь ценить выносливость, терпение и способность сделать следующий шаг вперед, объясняет доктор Браун. Вы прекращаете требовать немедленного избавления от дискомфорта и страданий, думать, что все наладится по волшебству. Вы вздыхаете с облегчением, погружаетесь в реальную жизнь с ясным осознанием своих ограничений и постепенно приобретаете то, что стало наименее модной, но, возможно, наиболее значимой из сверхспособностей: терпение.

11

Остаться в автобусе

Надо сказать, у терпения ужасная репутация. Сама перспектива делать то, что, как вас предупреждают, потребует терпения, кажется непривлекательной. Впрочем, если быть более точным, она тревожит своей пассивностью. Терпение – это добродетель, к которой всегда призывали домохозяек, пока их мужья вели гораздо более интересную жизнь вне дома, или расовые меньшинства, которым предлагалось потерпеть еще несколько десятилетий, чтобы обрести гражданские права в полном объеме. Талантливый, но скромный сотрудник, который терпеливо ждет повышения, скорее всего, будет ждать долго – вместо этого ему следовало бы громко заявить о своих достижениях. Во всех перечисленных случаях терпение – это способ психологически приспособиться к невозможности повлиять на ситуацию, смириться с подчиненным положением в надежде, что в будущем все может наладиться. Но в ускоряющемся обществе многое меняется: терпение все чаще оказывается разновидностью силы. В мире, ориентированном на спешку, способность сопротивляться желанию спешить, позволять делам занимать столько времени, сколько они требуют, – это способ овладеть ситуацией, выполнять важную работу и получать удовлетворение от самого ее выполнения, а не ждать вознаграждения усилий в будущем.

Первый урок подобного рода дала мне Дженнифер Робертс, преподаватель истории искусств в Гарвардском университете{127}. В начале курса Робертс обычно дает студентам одно и то же задание, вызывающее у них панический ужас: выбрать картину или скульптуру в местном музее и смотреть на нее три часа подряд. В это время никакой электронной почты или социальных сетей, никаких быстрых вылазок в Starbucks. (Робертс неохотно признает, что перерывы на посещение туалета разрешены.) Когда я сообщил другу, что собираюсь посетить Гарвард, чтобы встретиться с Робертс и самому проделать упражнение по разглядыванию картины, в его взгляде я прочитал восхищение и страх за мой рассудок, как будто я объявил о намерении в одиночку проплыть на байдарке всю Амазонку. И он был не совсем неправ, беспокоясь за мое психическое здоровье. Выполняя задание в Художественном музее Гарварда, я только и делал, что ерзал на своей скамейке. В это время я был готов проделать бесчисленное множество дел, которых обычно не переношу: отправиться в магазин за одеждой, собрать шкаф, исколоть себе бедро кнопками – просто потому, что все это можно было сделать быстро.

Такая реакция не удивляет Робертс. Она настаивает на том, чтобы упражнение длилось три часа, именно потому, что знает, как это мучительно долго, особенно для тех, кто привык к стремительности жизни. Робертс хочет, чтобы люди лично испытали это странное мучительное чувство, когда застреваешь на месте не в силах ускорить темп, и поняли, почему так важно преодолеть это чувство и перейти к тому, что лежит за его пределами. По словам Робертс, эта идея пришла ей в голову, когда она увидела, что ее студенты испытывают огромное внешнее давление – как цифровые технологии, так и сверхконкурентная атмосфера Гарварда требовали от них все большего ускорения. И Робертс поняла, что ей недостаточно просто раздавать задания и ждать результатов. Она сочла своим преподавательским долгом попытаться также повлиять на темп, в котором работают ее студенты, помочь им замедлиться до скорости, которой требует искусство. «Кто-то должен был дать им разрешение тратить такое количество времени хоть на что-нибудь, – сказала она. – Кто-то должен был дать им другой набор правил и ограничений вместо тех, которые преобладали в их жизни».

Некоторые виды искусства достаточно очевидным образом диктуют аудитории временны́е рамки: когда вы смотрите, скажем, «Женитьбу Фигаро» в театре или фильм «Лоуренс Аравийский» в кино, у вас нет особого выбора, кроме как позволить спектаклю или фильму длиться столько, сколько надо. Но другим видам искусства, в том числе живописи, полезен внешний диктат. Слишком легко сказать, бросив один-другой взгляд на картину, что вы увидели ее. Поэтому, чтобы ученики не торопились с выполнением, Робертс пришлось сделать заданием само требование «не торопиться».

Она и сама проделала это упражнение с картиной «Мальчик с белкой» американского художника Джона Синглтона Копли. Позже