Восхитительная ложь - Шона Мейред

с длинными рукавами, которая облегает его широкие, выпуклые плечи и рельефные бицепсы. Затем, наконец, мой жадный взгляд падает вниз, на его потертые черные джинсы и черные армейские ботинки Prada, украшающие его ноги. Кем бы ни был этот парень, это кричит о его высокомерии, богатстве и власти, ничего из этого мне не знакомо.

— У тебя есть три секунды, любимая.

Его бархатистая усмешка возвращает меня к реальности и я крепче прижимаю сумку к груди. Я оглядываюсь по сторонам в поисках выхода — налево, к главной дороге, хорошо освещенной, но спрятаться негде, или направо, в густой лес, уединенный, но там легко заблудиться.

— Две. — Он придвигается ближе, готовясь прыгнуть с крыши.

Я сглатываю, мой взгляд мечется между обоими вариантами, ни один из которых не идеален.

Он роняет косяк, а затем топчет его своими дизайнерскими ботинками.

— Время вышло.

Я больше не теряю времени и срываюсь с места, убегая в неизвестность. Мокрые листья прилипают к подошвам моих ног, когда я бегу через сад за домом. Холодный воздух обжигает мои легкие, когда я заставляю себя двигаться быстрее.

Позади меня раздаются шаги, и я знаю, что если не потороплюсь, эта игра в кошки-мышки закончится гораздо раньше, чем я готова. Я хватаюсь за ремешок своей сумки, держась за нее изо всех сил. Что бы ни случилось, я знаю, что мне нужна эта шкатулка и все, что в ней находится.

Морозный воздух проносится мимо меня, щипая мои щеки. Пульсация в лодыжке усиливается, но я не останавливаюсь. Я не могу остановиться.

В поле зрения появляется забор, и я повисаю справа, где деревянные доски сгнили, оставляя небольшую щель, через которую я могу протиснуться. Мое сердце колотится, подстраиваясь под прерывистый стук моих ног по покрытой росой траве.

Угрожающий смех прорывается сквозь белый шум, затуманивающий мой мозг, навязчивый звук, который пробирает дрожью до глубины души.

— Бег не спасет тебя, любимая. У тебя есть то, что принадлежит нам, и я не перестану преследовать тебя, пока не получу это.

Я опускаюсь на колени, продираясь сквозь вечнозеленые кусты, преграждающие мне путь к свободе. Ветки царапают мои обнаженные руки, украшая кожу сотнями крошечных красных царапин, но я не позволяю им замедлить меня. Наконец, как только щель обнажается, я срываю сумку с плеча и просовываю ее через дыру в заборе, наконец протискиваясь через нее сама.

Уличные фонари гаснут, не оставляя мне ничего, кроме света луны, проглядывающего сквозь густой лес. Я перекидываю сумку через плечо и бегу практически без видимости, полагаясь только на свои другие чувства. Поднимая руки, я использую их, чтобы вести себя сквозь ночь. Мои уши навостряются, когда звуки леса оживают — листья шелестят на ветру, совы ухают над головой, звук моих тяжелых шагов по разбухшей грязи… и его.

— Ты не можешь убегать вечно, любимая. В конце концов, ты выдохнешься. Конечно, ты могла бы попытаться спрятаться, но я все равно найду тебя. Я знаю этот лес вдоль и поперек. В конце концов, я наблюдал за тобой оттуда уже несколько недель.

Его голос разносится сквозь ночь, и каким-то образом кажется, что он доносится со всех сторон. Что-то в его тоне и в том, как он скользит по моей коже, разжигает страх и ужас, но в то же время это возбуждает меня. Может быть, это острые ощущения от погони или надвигающаяся высокая опасность, которую она несет, но что бы это ни было, это одновременно пугает и возбуждает.

Линия деревьев утончается, выходя на небольшую, но все еще окруженную деревьями поляну, и я изо всех сил пытаюсь продолжать двигаться. Мои ноги разорваны в клочья, изранены упавшими обломками. Мой темп замедляется, поскольку я изо всех сил пытаюсь продвигаться вперед. Я оглядываюсь через плечо, выискивая его, кем бы он ни был.

Мою кожу покалывает от осознания, и хотя я не могу его видеть, я знаю, что он достаточно близко, наблюдает за мной из-за густого леса. Я чувствую на себе эти гипнотические взгляды, обжигающие меня изнутри.

Я останавливаюсь и кричу в ночь:

— Чего ты от меня хочешь? У меня ничего нет.

Его темная фигура выходит из-за большого дуба, но его глаза не устремлены на меня. Вместо этого они опущены к его ботинкам.

— Из-за тебя я испачкал свои новые ботинки.

Срабатывает мой естественный защитный механизм, и саркастический комментарий слетает с моих губ прежде, чем я успеваю его остановить.

— Ты беспокоишься о гребаных ботинках?

Он подкрадывается ближе, и лунный свет отражается от предмета, свисающего с его руки в перчатке, и я сглатываю нервную энергию, застрявшую у основания моего горла.

Его запястье поворачивается, с легкостью вращая нож.

— Я не волнуюсь, любимая. Раздражение могло бы быть более подходящим чувством.

Я отступаю назад, но мой позвоночник натыкается на покрытый мхом ствол.

— Кто ты?

Он приближается, заключая меня. Я в ловушке, беззащитная перед ним и его мотивами, и мне некуда идти.

Еще три шага, и он прижимается своей грудью к моей.

— Я думаю, что я герой. — Его губы изгибаются в сторону. — Ты думаешь, я злодей. — Его язык скользит по его идеальным белым зубам, дразня меня тем, каким невозмутимым он кажется.

— Так кто ты из них?

Лезвие его ножа скользит по изгибу моей шеи, танцуя по коже, но недостаточно, чтобы оставить постоянный след.

— Я полагаю, это вопрос перспективы.

Я делаю вдох, о чем сожалею, когда его опьяняющий аромат проникает в мой нос — свежий, мужской, мощный и совершенно греховный.

— Creed Aventus.

Его слова прорываются сквозь мой туман, вызванный запахом.

— А?

— Название моего одеколона. Ты, кажется, его учуяла, так что я подумал, что стоит рассказать тебе, почему от меня пахнет так божественно.

Разочарованная тем, как легко он проникает под мою кожу, я прижимаюсь к его твердой груди.

— Сейчас, сейчас. Не нужно быть такой агрессивной.

— Говорит парень, который держит меня в заложниках с ножом, — бормочу я, не предназначенное для его ушей, но наша близость не приносит мне пользы.

— Послушай, любимая. Это, — он указывает между нами кончиком своего ножа — не обязательно должно быть сложным. Просто отдай мне флешку, и я отправлюсь восвояси.

На линии моих бровей появляется замешательство, и я, прищурившись, смотрю на него.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Шкатулка, которую ты взяла, — уточняет он. — Кое-что, что мне нужно, находится в ней. Так что, либо ты отдаешь это мне, и я позволяю тебе оставить остальное барахло там. — Кончик его ножа скользит по моему