Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

— Шутишь что ли? Этому учатся годами! У меня и без того дел хватает.

Но Тилия не собирается сдаваться. Она тоже может быть настырной! Её соседка сначала упирается, но вскоре сдаётся, и весь оставшийся вечер и следующие пару дней, выступает в роли куратора, пытаясь вбить в голову той, что ни дня не провела в наружном городе хотя бы часть того, чему почти с рождения учат в Пекле.

Несмотря на то, что ей приходиться справляться лишь одной конечностью и правильные жесты не всегда удаётся показать с первой же попытки, Рука оказывается хорошим учителем. И как оказалось, обладает одним замечательным качеством: никогда не бросать начатое на полпути. Да и Тилия на удивление быстро схватывает основы.

За будничными делами: сменой повязки, доставкой еды для больной, стиркой вещей в Луже, и тем, что для Тилии стало самым любимым — обучением, пролетают ещё два дня. Наблюдая со стороны за гоминидами, она день за днём всё глубже погружается в то, чем живёт лагерь. Больше всего удивляет, что местные совсем не выглядят несчастными. Да их оторвали от своих домов, да сбросили неизвестно куда: без еды, воды и личных вещей, если таковые имелись, конечно, но выглядели они почти счастливыми.

Тилии же приходилось нелегко. Она многое бы отдала сейчас за пару чистых маек, новую, более подходящую обувку или обычную зубную щётку, но довольствовалась лишь тем, чем щедро одаривала Долина.

Она почти привыкла к размеренности и постоянству, когда на третий день их вынужденного больничного, настроение Руки резко меняется. Та становится раздражительной, отказывается от, уже вошедших в привычку, занятий, пытается самостоятельно пройтись по хижине. Не вмешиваясь, Тилия со стороны наблюдает за жалкими потугами соседки, во что бы то ни стало встать на ноги, пока, наконец, не понимает причину. Маленький Като! Как она могла забыть! Если ему не принести еды и воды, он может и не прожить следующие пару дней.

В одиночку покидать лагерь страшно. В каждом облучённом ей мерещится угроза, но в сравнении с жизнью маленького гоминида, её страхи кажутся надуманными. И Тилии вызывается отправиться к барьеру, после чего немного расслабившись, Рука почти на пальцах объясняет ей, как можно срезать часть пути и выйти прямо к барьеру, чтобы об этом не узнала, как минимум, половина лагеря и даёт несколько дельных наставлений, которые она послушно старается запомнить.

Положив в сумку кое-что из еды, и прихватив наполненный до краёв мешок с водой, Тилия, озираясь по сторонам, незаметно выскальзывает из хижины. Её путь не лежит ни через кухню, ни через лагерь, как в прошлый раз — это слишком опасно. Объяснить той же Варе, куда это она собралась с полной сумкой провизии, будет крайне затруднительно.

Обогнув лагерь, она с трудом, но всё же выбирается на ещё одну, почти незаметную взгляду тропу, упомянутую Рукой и, стараясь никуда не сворачивать и внимательнее смотреть под ноги, спешит к барьеру. Нависшие по бокам стены служат прекрасным ориентиром и хоть и временной защитой от солнца. На дорогу туда и обратно, по её подсчётам, уйдёт не меньше пары часов, и если поторопиться, можно успеть до момента, как раскалённый добела диск неподвижно зависнет над головой.

По пути ей то и дело попадаются пустые силки: наказ Руки — проверить ловушки в этой части Долины, но зверь, словно чует угрозу и не спешит раньше времени расставаться с жизнью.

Когда впереди, наконец, маячит просвет, а следом и выжженная смертоносная черта, Тилия вздыхает с облегчением. Укрывшись за ближайшим колючим кустом волчеягодника и переводя дух после долгой прогулки, она прислушивается. Редкие трели невидимых птиц и жужжание надоедливых насекомых, кажется, — единственные звуки, что окружают её, но стоит только подняться на ноги и с опаской озираясь по сторонам приблизиться к барьеру, как из кустов тут же выбирается Като. Умение передвигаться бесшумно было тем немногим, что так восхищало Тилию в гоминидах и никак не давалось ей.

— Привет, — как можно дружелюбнее приветствует мальчика Тилия, окидывая того внимательным взглядом. Грязь и пыль тонким слоем всё так же покрывают великоватую одежду и открытые участки детского тела. Воспалённая кожа на лице и шее мальчика выглядят ещё хуже, чем при прошлой их встрече. Под глазами синеватые круги, словно от недосыпа, хотя, скорее всего, ребёнок просто обезвожен.

— А где Рука? — слышит она настороженный вопрос и маленький Като с надеждой заглядывает ей за спину. Ближе он так и не подходит.

— Она приболела немного, но просила, чтобы я принесла тебе поесть, — поспешно отвечает Тилия и, приблизившись к тому месту, где несколькими днями ранее сидела её новоиспечённая соседка, снимает с уже порядком онемевшего плеча тяжёлую сумку. Взгляд мальчика загорается, когда она достаёт пузатый кожаный мешок с водой. Ловко поймав подношение и выдернув деревянную пробку, Като с жадностью припадает потрескавшимися губами к узкому горлышку.

Дождавшись, когда он утолит жажду, Тилия с готовностью тем же способом переправляет через барьер и остальную еду. За последние два дня в хижине скопилось достаточно мяса и сладких фруктов и только теперь, наблюдая за этим голодным ребёнком, её осеняет, что, скорее всего однорукая гоминидка намеренно капризничала и отказывалась от еды, зная, что есть тот, кому она нужнее.

«Неизвестно вообще ел ли он с тех пор, как я видела его в прошлый раз», — наблюдая за тем, как жадно ест ребёнок, думает про себя Тилия, и эта мысль просто невыносима.

— Ты же знаешь, что наступать сюда нельзя? — склонив голову чуть вбок и пристально наблюдая за тем, как она, скрестив ног, устраивается на земле напротив, спрашивает Като. Словно это она малое дитя, и вот сейчас совершит непоправимое.

— Да, конечно.

— Я раньше думал, что всё это в-в-выдумки взрослых.

— Я бы тоже, наверное, не поверила, если бы не увидела собственными глазами.

— Ты не такая, как остальные, — чуть нахмурив свои тёмные брови отзывается Като, наконец, подходя ближе и усаживаясь лицом к Тилии. Скорее всего, он имеет в виду её бледную кожу, слишком длинные волосы и более опрятный вид, но всё же спрашивает, не в силах сдержать любопытства.

— И что же во мне не так?

— Не знаю, — пожимает он узенькими плечами, снова принимаясь скрести и без того раздражённую кожу шеи и Тилия со всё возрастающей тревогой смотрит на грязь под его ногтями. — Ты просто другая и всё. У тебя есть свой тотем?

— Тотем?

— Твой оберег, — поясняет маленький гоминид и, закатав чересчур длинный рукав своей грязной одёжки, обнажает тонкое запястье. Следующие слова он произносит с гордостью, которая вызывает у неё невольную улыбку. — Это лапка зайца, мой тотем. Когда я подросту, смогу сделать себе целого зайца!

— И что же он означает?

— Что я живучий и хитрый, — расплывается он в беззубой улыбке. Должно быть, уже растерял где-то часть своих молочных зубов. — Так у тебя есть свой тотем? — выжидающе смотрит на неё Като и когда Тилия отрицательно качает головой, хмуриться. — Такого не бывает! В-в-всем положено иметь его, даже самым маленьким.

— И я могу выбрать любой, если захочу?

— Неет, — важно отвечает мальчик, снисходительно поглядывая на Тилию. — Он сам выберет тебя.

— Как это?

— Ты сначала должна пройти обряд и Амораи будет в-в-видение. Потом она скажет тебе, кто ты теперь, — с рассудительностью взрослого поясняет маленький гоминид, но тут же с сомнением глядя на сидящую перед ним Тилию, добавляет. — Хотя ты уже слишком большая.

— Это уж точно, — соглашается она. — А сколько тебе лет?

— Не знаю. Раньше знал, а теперь уже забыл, — буднично отвечает Като, пожимая плечами, и восхищённо продолжает. — У тебя красивые в-в-волосы!

— Правда? А мне они никогда не нравились.

— Почему?

— Мороки много, — отзывается Тилия, мысленно ругая себя за то, что не прихватила с собой той волшебной мази, что сделала для неё Галия. Ладно Рука, но как она могла забыть о том, на что ещё в прошлый раз обратила внимание. Раны на открытых участках тела мальчика выглядят просто ужасно. — Их надо часто мыть, потом расчёсывать…