Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

— Сначала нужно зафиксировать стопу, — бормочет себе под нос Тилия, пытаясь припомнить то немногое, что успела узнать о таких травмах. Удивительно, она-то считала, что её руки тут же начнут трястись, но каким-то чудом она сохраняет контроль над своим телом и внешне никак не показывает того, что твориться у неё внутри. Прочистив горло, она уже громче обращается к лидерше, в нерешительности застывшей рядом. — Нужен холод и вода из пещеры… как можно больше. И убери толпу!

Вара поспешно кивает и вот уже кто-то с мешками бежит за водой, кто-то просто отошёл подальше или уселся на брёвна и оттуда наблюдает за происходящим, а кто-то за спиной убирает сломанную лестницу и заменяет её новой. Краем глаза Тилия замечает, что прибежал Блоха с кучей тонко-нарезанных полосок ткани, и она так же отстранённо отмечает насколько грязные у того руки, но не произносит ни слова — на поиски чистых бинтов нет времени, к тому же открытых ран на ноге однорукой нет.

— Ублюдки! — шипит Рука, пытаясь единственной конечностью ухватиться за повреждённую лодыжку. — Найду, кто это сделал, придушу!

— Лежи смирно, сделаешь только хуже, — грубо одёргивает её Тилия, наконец, полностью приходя в себя. Никаких сантиментов с капризными больными — отец бы не одобрил, — все движения выверены и точны. Вдруг заработавший мозг, словно в нём кто-то повернул невидимый рычаг, то и дело подбрасывает дельные советы: стопу под прямым углом к голени, повязка не слишком тугая, чтобы кровь свободно циркулировала по венам, но при этом невозможно было пошевелить ступнёй.

— Вара, чёрт бы тебя побрал, чего ты стоишь? — рычит тем временем больная, позволяя Тилии «колдовать» над своей ногой. — Позови Галию, пусть глянет!

— Я за ней уже отправила, потерпи, — успокаивающе произносит тощая гоминидка. — Всё будет хорошо. Всякое бывает.

— Какое к чёрту бывает! — зло бросает Рука и её тёмные глаза мечут молнии, в них обещание скорой расправы. Тилия уверена, кому-то не поздоровиться, когда гоминидка встанет на ноги. — И дураку понятно, что это сделали нарочно. Пытались так с Бледной разделаться, а в ловушку угодила я.

Тилия лишь закусывает губу, чтобы не сказать «спасибо». Она благодарна Руке за высказанную вслух мысль. Сама бы ни за что не смогла обвинить кого-то из местных. Тилия переводит дух и немного расслабляется. Хоть одна хорошая новость за день. Она не свихнулась! У неё не паранойя и ей не мерещится заговор и подпиленная ровно посередине деревянная перекладина — это не её разбушевавшееся воображение.

Закончив перебинтовывать покалеченную ногу, она остаётся вполне довольна проделанной работой. Наконец, появляется та самая Галия, которая в день её появления в лагере так бережно обработала ей спину. И Тилия не может скрыть любопытства, наблюдая, как низкорослая, со смуглой кожей и заплетёнными в толстую косу чёрными волосами гоминидка мелко семенит за Блохой.

Когда та молча опускается на колени рядом с Рукой, чувствуется исходящий от неё слабый аромат трав. Вот она — Амораи! И она немая. Это становиться понятно, когда её почти детские руки, ловко ощупывают перетянутую тканью лодыжку, а после, перебирая пальцами, начинают порхать, замирая на краткие мгновения то на уровне груди, то около плотно сжатых губ. Обращается она непосредственно к Варе, которая время от времени лишь молча кивает, словно соглашаясь, а после так же жестами отвечает на невысказанные вслух слова.

— Она говорит, что ты всё сделала правильно, — наконец подводит итог лидерша, окидывая то ли оценивающим, то ли настороженным взглядом Тилию. — А теперь нужно помочь Руке подняться в хижину. Ей нужен покой.

Когда они вчетвером оказываются наверху и всё ещё чертыхающаяся Рука занимает свою лежанку, наконец, приносят деревянные вёдра, внутрь одного из которых как раз помещается опухшая ступня. Гоминидка давно перестала стонать, но по её лишённому красок лицу и капелькам пота над верхней губой понятно, что её до сих пор мучает боль. Галия жестами заставляет её пошевелить ногой, и когда та послушно выполняет приказ, становиться ясно, что это всего лишь вывих.

— Галия спрашивает, откуда ты знаешь, что нужно было делать?

Вопрос Вары застаёт Тилию врасплох.

Снова ненужные расспросы!

— С детства хотела лечить людей, — придумывает на ходу Тилия, надеясь, что после этого её оставят в покое, и не нужно будет продолжать врать. — Когда определилась с профессией, нас разделили на группы и стали учить.

Пока она говорит, Галия не сводит глаз с её лица.

«Она читает по губам!» — вдруг осеняет Тилию, которая не раз слышала о целых семьях, которых облучение сделало немыми. Но, несмотря на невидимый глазу изъян целительницы, она приходится Тилии по душе.

До самых сумерек, пока ей приходиться быть сиделкой при своей новой соседке, она лишь однажды покидает хижину, чтобы принести ужин. Еда на столе всё так же однообразна. На этот раз свежее мясо — теперь-то Тилия знает, что это зайчатина, — мясо угря с Первой Лужи и пряные травы. Больше всего она боится, что у Руки может начаться жар, и тогда придётся не сладко, если конечно у этой Галии нет какой-нибудь волшебной травы, способной поставить на ноги даже самого безнадёжного больного.

Когда на Долину опускается ночь и становится совсем скучно в четырёх стенах, Тилия просит свою соседку научить её добывать огонь. Рука терпеливо, словно нерадивому ребёнку, объясняет, как пользоваться огнивом и кремнем и после нескольких неудачных попыток Тилии всё же удаётся освоить нехитрую технику. Большую часть ночи в их хижине, потрескивая, слабо трепыхается огонёк свечи, отбрасывая пляшущие тени на стены и забираясь терпким запахом гари в ноздри.

Пугающие шорохи снаружи даже под утро не дают расслабиться. Тилии кажется, что она слышит какой-то отдалённый гул, но принимает это за усталость и недосып. Ясно только одно: что бы там ни было, на той стороне Долины, оно вселяло в неё ужас.

Следующие пара дней становятся для неё настоящим испытанием. Только теперь она осознаёт, насколько это тяжело, быть постоянно привязанной к больному человеку: водить в туалет, менять повязку, уговаривать съесть ещё кусочек, следить — нет ли жара.

Галия появляется лишь раз — в первый день, чтобы проверить состояние ноги больной и передать ещё один лист с мазью. За ней неотступно следует и тощая гоминидка, выступающая в роли переводчика. Тилия в точности выполняет поручения, хоть и без наставлений миниатюрной, словно ребёнок целительницы, знает, что делать, при этом очень надеясь, что лекарство поможет её соседке так же, как помогла ей самой та чудодейственная мазь от ожога.

Полностью погрузившись в заботы о Руке, Тилия не сразу замечает, что боль в спине почти проходит и, когда Галия просит осмотреть ожог, остаётся довольна. Лишь под вечер у вконец измотанной Тилии выдаётся свободная минутка и она, настежь отворив дверь, чтобы впустить прохладный, свежий воздух, и усевшись на порог хижины, наблюдает за размеренной жизнью лагеря. Стоит только солнцу склониться к закату, погружая Долину в полумрак, почти все гоминиды, начиная с самых маленьких, как по команде высыпают наружу, устраиваясь вокруг костра: кто на брёвнах, кому не хватило места прямо на земле.

— Что они делают? — спрашивает Тилия дремлющую на своём месте соседку.

— Ждут жеребьёвки, — подаёт голос Рука.

Тилия с высоты наблюдает, как Вара выносит огромную, плетёную корзину, взгромождая её в самый центр стола, после чего каждый по очереди поднимается со своего места, подходит и не глядя достаёт маленькую каменную табличку, громко оглашая результат.

— Для чего всё это? — задаёт она следующий вопрос, с любопытством наблюдая за разнообразием эмоций на лицах местных.

Вот Блоха, только что вытянул табличку и явно обрадовался тому, что ему выпало: с завтрашнего дня и на протяжении всей недели этот рыжеволосый подросток будет работать на кухне. Следом за ним цепочка из тех, кого сбросили вместе с ней каратели. Всё так же стараются держаться вместе. Тилия обводит взглядом остальных и судя по кислым физиономиям, своим выбором довольны не все.