Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

Когда они, наконец, останавливаются передохнуть, обведя взглядом округу, Тилия с удивлением понимает, что они достигли конца Долины. Впереди, в отвесной скале густо поросший высокой травой, зияет чернеющий проём. Стоит только Руке пронзительно свистнуть, как из пещеры выбирается долговязый парень, приветствуя гоминидку скупым кивком головы. Забирает пустой кожаный мешок и также сказав ни слова, исчезает в проёме. На Тилию он даже не смотрит, словно она пустое место, хотя за эти три дня не мог не заметить появления в лагере новенькой.

— И что там внутри? — не в силах скрыть любопытства спрашивает Тилия, поглядывая на вход.

— Да ничего особенного, — пожимает плечами Рука, в ожидании гоминида занятая чисткой одежды от колючек, с завидным упорством цепляющихся к шнуркам и хамповой ткани. — Большая пещера с Лужей посередине. Такой чистой, что даже дно видать.

— И откуда там вода?

— Вроде как из-под земли, — пожимает плечами Рука и, завидев, появившегося в проёме всё того же гоминида, устремляется к нему на встречу, с благодарностью принимая из его рук раздувшийся кожаный мешок.

Ожидание того стоило!

— В жизни ничего вкуснее не пробовала! — вытирая губы тыльной стороной ладони, с наслаждением шепчет Тилия, передавая уже порядком опустевший мешок обратно его облучённой хозяйке.

— Что в Термитнике вода не такая? — напившись, спрашивает Рука, пряча мешок в сумку и пускаясь в обратный путь до лагеря.

— Не знаю… может и такая. Только её там сначала фильтруют. Отец говорит, что это лишает воду всех полезных свойств, но по-другому никак.

— В Гнезде с самого детства я пила только ржавую воду, — отзывается Рука, выводя их к уже знакомой Второй Луже. — Сколько себя помню, мы с матерью и сестрой брали всю посуду, что была в доме, и шли на площадь. Такое бывало только раз в неделю.

Тилия затаив дыхание слушает рассказ своей спутницы. Знать о жизни гоминидов по обрывкам фраз башенцев — было одно, а вот стать непосредственным свидетелем исповеди коренного жителя Пекла — совсем другое.

— Называется он Днём Омовения, — продолжает Рука, не сбавляя шага. — Мы выстраивались в длинные очереди, а когда каратели давали команду, открывали краны и наполняли вёдра, бутылки… короче всё, что было под рукой. Народ тянулся и тянулся со всего Гнезда, пока не наступал вечер, и краны не закрывались. Так что, Бледная, для нас никто не старался, никто не очищал воду, и полезных свойств в той воде было предостаточно.

Услышав последние, насмешливые слова гоминидки, Тилия уже не рада, что вообще завела этот разговор. Со своими бедами она всё больше казалась себе отвратительно мелочной. Последние несколько дней только и делала, что жалела себя: как болит каждая клеточка тела, как она не может уснуть, есть их еду, как ей жарко, холодно… После знакомства с Като и откровений своей спутницы она стала сама себе противна.

— У тебя отметина? — неожиданный вопрос застаёт врасплох, и её тут же охватывает паника. По прищуренному взгляду огромных глаз, брошенному через плечо, становится ясно, что отпираться бессмысленно. Идущую впереди девушку не так-то легко обмануть, да и врать она толком не умеет — стоит только открыть рот и всё станет понятно.

— Откуда ты узнала?

— Да так… немного порылась в твоих вещах, — небрежно отвечает Рука, словно это обычное дело. — Нашла мазь от ожогов. В лагере без неё никуда.

— Раз спрашиваешь, значит, видела такие отметины у других?

— Да были тут парень и девушка. Прожили пару лун…

И снова это обречённое «были» не предвещающее ничего хорошего. Тилия нервно сглатывает, прежде чем севшим голосом решается на следующий вопрос:

— И где они?

— А что, Вара не сказала тебе? — замедлив шаг, с удивлением оборачивается к ней собеседница и немного погодя зловещим шёпотом продолжает. — Их поглотила Яма!

— Что за бред!

— Чёрт тебя дери, Бледная! — разочаровано тянет гоминидка, закатывая свои огромные глаза к небу. — С тобой не интересно, не то, что малышня… верит во всякую чушь!

— Так что случилось с теми двумя?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Исчезли.

— Что просто так взяли и исчезли?

— Говорю же тебе Яма их забрала. А теперь отстань, лады? — почти умоляюще просит гоминидка, поправляя перекинутые через плечо тушки и сосредотачиваясь на дороге. — Я знаю не больше твоего.

Погружённая в свои мысли Тилия, не решается заговорить снова. Кажется, её уже ничто не способно удивить и всё самое ужасное за последние дни уже произошло. Она оторвана от дома и родных, которые неизвестно ещё, в курсе ли вообще, что их дочь исчезла. Сброшена в место, которое считается мусорной ямой для тех, кто не угоден Новому Вавилону

«Действительно, что может быть хуже!» — с усмешкой признаётся она себе, устало плетясь вслед за однорукой гоминидкой.

То, что лагерь уже близко, становиться понятно по нарастающему гулу голосов впереди. Рука со своим трофеем тут же направляется к кухне, оставляя уставшую от долгой ходьбы Тилию в одиночестве брести к хижине. Она уже начинает жалеть, что так и не окунулась в воду, когда их путь пролегал мимо Лужи. Но тот вопрос о клейме карателей настолько выбил из колеи, что это просто вылетело у неё из головы, а когда пришла в себя, было уже слишком поздно — водоём остался далеко позади. Просить же спутницу вернуться, она не рискнула.

Уже около хижины её нагоняет заметно повеселевшая Рука и ловко, несмотря на отсутствие одной конечности, первой взбирается по шаткой деревянной лестнице. Она уже заносит ногу над порогом, когда последняя перекладина с треском ломается, заставляя Тилию с открытым ртом замереть у основания. Затаив дыхание она в ужасе наблюдает, как её соседка взмахнув единственной рукой в попытке за что-нибудь ухватиться, но так и не найдя опоры, летит вниз. Затем следует глухой удар о землю и протяжный стон, напомнивший Тилии о её недавнем таком же болезненном приземлении.

И только подняв голову и увидев переломившуюся ровно посередине деревяшку, так и оставшуюся двумя бесполезными обрубками болтаться в воздухе, понимает, что всё, что было до этого — лишь начало. Она как всегда поторопилась с выводами… потеряла бдительность. Местные не смирились с её появлением в Долине. Они решили её извести!

Глава 8

— Что произошло? — голос Вары за её спиной звучит раздражённо. Тощая гоминидка появляется сразу же, как только вопль Руки разносится по округе. Мгновенно оценив ситуацию, она склоняется над пострадавшей, но так и не получив от той ответа, переводит выжидающий взгляд на застывшую в нескольких шагах Тилию. — Ну?

— Лестница, — чуть слышно поясняет Тилия, когда очередной протяжный стон, наконец, приводит её в чувство. Нужно действовать! Упав на колени перед гоминидкой, и до крови прикусив губу, она старается как можно безболезненнее стянуть здоровенный ботинок с повреждённой ступни, всякий раз морщась, когда изо рта однорукой вырывается новый мучительный стон вперемежку с чертыханьем.

«Скорее всего, перелом, ну или в лучшем случае вывих», — обречённо понимает она, наблюдая, как щиколотка её соседки прямо на глазах увеличивается в размерах. Тилия пытается представить, что в такой ситуации сделал бы отец, но в голове ни одной здравой мысли, сплошная каша. Всё то, что она когда-то читала или слышала, моментально выветривается из головы, делая её бесполезной, и одна единственная мысль стучит в мозгу — это от неё пытались избавиться. Это её хотели сделать калекой!

Тилия ни секунды не сомневается, что кто-то намеренно испортил лестницу, чтобы она свалилась и вероятнее всего, сломала себе шею. Любая травма в этом месте, где нет ни лекарств, ни врачей, грозит одним исходом. Смертью! Ну, или в лучшем случае тем, что придётся навсегда стать чьим-то эуком — паразитом, нуждающимся в постоянном уходе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«Точно сглазила», — морщится Тилия, критическим взглядом разглядывая опухшую щиколотку и вспоминая утренние слова Руки о своём предназначении быть нянькой. А вокруг, привлечённая криком, уже собирается галдящая толпа, стягиваясь плотным кольцом вокруг их троицы, что ещё больше мешает сосредоточиться.