Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

как ты там говорил? — кто продался ему к чертям.

Тейт, и без того здоровый, выпрямился еще сильнее.

— Прикинь, а я взял и передумал к черту.

— Прикинь, там за него передумали, — пробормотал человек в фетровой шляпе, мятой, словно ее жевала собака.

Старик снова сплюнул.

— Как и все мы, ты прикинул, что регулярный заработок лучше, чем гадать, что там погода, олени да жуки припасли на сей раз для твоего жалкого урожая. Только тут такая штука: никто из нас, кроме тебя, не орал, что только бесхребетники пойдут сюда искать работу.

Тейт расправил плечи.

Братчетт выступил вперед и встал перед ним.

— Ну, ты немного унял свою гордость и решил прийти сюда попросить работу. И что?

— Я ничего не просил.

— Тише, тише, — Братчетт поднял ладонь и слегка придержал Тейта. Тот сделал шаг назад.

Откинув его руку, Тейт обернулся к Солу, а потом опять к Братчетту:

— Вы с Эллой всегда помогали мне и всем моим. Но не думай, что это сделало нас друзьями.

Братчетт оперся на свою лопату.

— Да в жизни б я не подумал ничего такого. — Он подмигнул Солу. — Тут, на нашей земле, можно годами сосать лапу. Можно пережить много голодных лет. Но с чего бы все это сделало нас друзьями?

Тейт размахнулся своей мотыгой и вонзил ее в скалистую землю под ногами с такой силой, что остальные отпрянули. Эхо удара разнеслось по всему лесу. Шенк, разговаривавший с кем-то из рабочих в нескольких метрах поодаль, обернулся в седле.

— Да с такой силищей мы целый лес тут засадим. — Подмигнув остальным, Братчетт кивнул головой в сторону Тейта. — А с таким его характером мы все поляжем в том лесу.

По толпе пронесся смешок. Бо́льшая часть мужчин, опустив головы и не глядя на Тейта, начала расходиться.

Братчетт утер рукавом пот со лба.

— Ничего личного, Бергамини. Дирг, он почти самый младший из двенадцати сыновей. Он уходил отсюда, работал на хлопкопрядильне в Уитнеле, в горах на востоке. Поработал там вербовщиком, только недавно вернулся. Ему там пришлось нахлебаться всякого.

Сол тоже кое-что об этом знал.

— А разве он не был фермером?

Братчетт поднял плечо.

— Да как и все, кто живет тут, в горах. Немного табака. Зерно, какая-то зелень. Кукурузы немного. Свиньи. Сарай, чтобы солить мясо. Но вот что я тебе скажу. Он никогда особо не был привязан к фермерству-то.

Сол вонзил лопату в кусок жирной черной земли, который, очевидно, в виде исключения, не содержал камней.

— Да. Я знаю, что такое обида.

— Я так прикидываю, ему противно, что приходится работать на чужаков, которых он ненавидит, что они с каждым днем всё богаче становятся. А еще, может, что надо работать с такими, как мы с тобой. Не всюду в этой стране белых заставляют работать в одной команде с людьми вроде нас.

Братчетт выворотил очередной ком земли.

— Да половина людей в наших горах, а сейчас, может, и побольше, не могут отказаться от твердой зарплаты, и особо после Паники, что случилась пару лет назад. Не сравнить с беспокойством насчет погоды, да не сгнили ли зерна, да не истощилась ли земля, а здешнюю-то зарплату дают, что бы ни было.

Втыкая лопату в грязь, Сол представлял себе Сицилию — землю в лимонной роще позади их дома, крытого красной черепицей: истощенную. Ставшую серой и сухой от многих лет выращивания цитрусовых, лишенную удобрений от лошадей хозяина, потому что хозяин больше не держал лошадей.

Шенк, наблюдая за напряженностью между членами своей команды, нервно затеребил кончики усов.

— Вот что. Мы не разрешаем в команде никаких ссор.

Вотт што. Мы не рассрешаем…

Сол работал рядом с Братчеттом, Тейт косо посматривал в их сторону.

Но темнокожий человек рядом с Солом был занят, мерно вонзая лезвие мотыги в землю и выворачивая ее. Если он и видел эти взгляды, он не обращал на них внимания.

В полдень, когда солнце пробилось сквозь последние оставшиеся на березах листья, старик с густой бородой выудил из ручья судок со своим обедом. Порывшись в судке, он вытащил из него нечто, напомнившее Солу комок бурой кукурузной муки, и засунул его целиком в рот.

— Кукурузный щен, — сказал он Солу с набитым ртом.

Сол видел, какая нищета царила в этих горах — почти такая же, как у них в Палермо. Он с широко раскрытыми глазами поглядел на Братчетта.

— Щен? Это же не…

Братчетт ухмыльнулся.

— Не, собачатина в состав не входит.

Без обеда, потратив все деньги на пансион в деревне, где теперь находился Нико, Сол лег на спину под кустом болиголова, зеленеющим среди алых кленов. Братчетт подтолкнул его.

— Не могу доесть всю форель. Элла, моя жена, зажарила такую здоровущую.

Собрав все мужество, Сол помотал головой.

— Я не голоден. — И, уже более честно, добавил: — Не могу я брать у тебя еду.

— Элла не обрадуется, если я выкину ее обед.

Было ясно, что Братчетт делится с ним из жалости. Но Сол умирал от голода.

— Спасибо. Grazie. — Он проглотил рыбу в четыре укуса, стыдясь, что не может скрыть голода. По крайней мере, ему потом заплатят. И, может, он сможет отплатить Братчетту тем же.

Сложив ладони, Сол зачерпнул воды из ручья. Ледяная вода была сладкой, как будто в нее стекали летние соки.

— Копайте ямы глубже, — сказал Шенк, проезжая мимо. Когда он был верхом, его акцент звучал сильнее, как будто управлять одновременно и лошадью, и английским ему было трудно. — И помните — не в одну линию.

Соскочив в яму, которую рыл, Сол поднял мотыгу над головой и обрушил на камень. Земля на Сицилии тоже была полна камней — вулканическая почва. Владельцы виноградника, разбитого выше по холму над цитрусовой рощей его матери, говорили, что вулканическая почва очень хороша для винограда, что она влажна даже в сухие годы и что вкус вина становится непревзойденным.

Но эти люди платили другим за то, чтобы те копали их землю. Для Сола же земля была только врагом, которого надо победить.

Братчетт внезапно сказал:

— Вчера Вольфе носился по городу, желая засадить Лин Йонга в тюрьму, да только доказательств не хватило. Как думаешь, кого из нас он потянет следующим?

Сол поворошил лопатой кучку торфа и бросил в яму лопату навоза.

— Я из Сицилии, мне ничего не поможет.

— Господи, скажи-ка опять за свое, — но глаза Братчетта все равно были добрыми.

— Я был на поезде, — добавил Сол. — И на станции. Поэтому я в списке подозреваемых.

Братчетт на секунду выпрямил спину.

— Ну да. И ты, и я.

— Ты? Но ты же живешь здесь много