Золотые нашивки - Юрий Дмитриевич Клименченко

и пошел в портофлот. До ноября поработаю. Все же дело, — невесело закончил Слонов.

Снаружи кто-то подергал ручку двери, и мальчишеский голос спросил:

— Ты дома, Слон? В восемь часов собрание. Старик созывает насчет Григорьева.

— Ладно, приду, — отозвался Слонов.

— А как ваш старик?

— Кэп мировой.

— А мне он почему-то не понравился. Маломерок какой-то. Орет, бегает… Не звучит…

— Ты на внешность не смотри. Мал золотник, да дорог. Звучит как хороший рояль, — глаза у Слонова подобрели. — Мудрый старик, хороший. Тяжелую жизнь прожил, поэтому много понимает.

— Что же он на «Буйном» сидит в таком разе?

— А где же ему сидеть? Диплом у него короткий, годков много. Куда же ему теперь податься? На пенсию скоро. Тем более, что буксировщик он великолепный. Зарабатывает прилично.

— Понятно. Как у вас насчет этого дела? Разрешается? — Тронев щелкнул себя по горлу.

— Пьют понемножку, втихую. Но старик за пьянку строго наказывает. Премии лишает. Рублем, в общем, бьет. Боятся.

— Но ты, я смотрю, запас все-таки держишь, — кивнул Тронев на опорожненную бутылку.

— Нет. Это случайно. Вчера день рождения одного пацана праздновали. Вот и осталось. А так, я на судне не пью. — Слонов засмеялся. — Сегодня исключение ради встречи. Ты, вероятно, единственный из Мореходки, кого я уважаю.

— А я думаю, что ты все-таки к нам после службы не вернешься, — задумчиво сказал Тронев. — Не вернешься…

— Это еще почему?

— Не захочешь. Снова дисциплина, строй, старшины…

Слонов допил остатки из стакана, высунул голову в иллюминатор, посмотрел, нет ли кого на причале, выбросил бутылку и только после этого раздельно ответил:

— Запомни раз и навсегда. Я моряк по призванию. Мне нужен диплом штурмана. И никакой другой. Диплом врача или инженера меня не устраивает. Усвоил?

Слонов говорил громко, вызывающе.

— Значит, вперед до капитана? — усмехнулся Тронев.

— Только так, — без улыбки проговорил Слонов. — Буду капитаном — и хорошим.

Тронева почему-то рассердил самоуверенный тон Слонова, и он, иронически оглядев каюту, желая уколоть, сказал:

— Давай, давай. А вот живешь не по-капитански. Не каюта, а гадюшник какой-то. На других судах такого бы не потерпели.

Ростислав снисходительно посмотрел на Виктора:

— Ты прав — гадюшник. Некогда, Витек. Знаешь, как мы работаем. Вкалываем день и ночь. Подай буксир, крепи буксир, отдай буксир. Все руками. Не успели прийти, сейчас же и отход. Переходы тоже. Морские пасынки. Команда держится потому, что ребят понемногу забирают на большие суда. Нет времени за порядком следить. Вот так.

В каюту постучали.

— Открой-ка, Слонов.

— Старик, — испуганно прошептал Слонов. — Убери скорее стаканы.

Тронев сунул стаканы в стол, и Ростислав открыл дверь.

— Пожалуйста, Николай Степанович.

Вошел капитан. Сейчас Тронев рассмотрел его. Маленького роста, большеголовый, с морщинистым, похожим на печеное яблоко лицом, он не производил впечатление «мастера», как о нем с восхищением говорил крановщик. Кустистые седые брови и смешной нос Сирано де Бержерака дополняли портрет. Но маленькие, какие-то пестрые глаза смотрели остро и цепко.

— Чего закрылись? — недовольно сказал капитан, подозрительно оглядывая стол. — Каюту бы прибрал. Не совестно? Кавардак! Сколько раз я говорил… Встанешь на береговую вахту с восьми. Григорьева буду списывать. Не забудь, смотри…

Не обратив никакого внимания на курсанта, капитан вышел.

— Заметил? — вопросительно посмотрел Тронев на Ростислава.

— Не думаю. Заметил бы — разнес тут же.

— Хорошо тогда. А что с Григорьевым? — поинтересовался Тронев.

— С Григорьевым… Да воду мутит. Николай Степанович прихватил его с бутылкой. Отнял и выкинул за борт. Предупредил, что если еще заметит, то Григорьев вместе с водкой вылетит. А тут неделю назад Григорьев опять на судне банкет устроил. Да какой еще! А на следующий день у его напарника обнаружилась пропажа денег. Старик сам занялся расследованием. Григорьев сознался, просил деньги удержать из получки, отдать потерпевшему. Вот такое дело.

— Гнать подлюгу. Самое страшное, когда на судне заводится вор. Подозрение на всех падает, — с возмущением сказал Виктор. — Немедленно гнать.

— И выгоним. Были бы хоть смягчающие обстоятельства. А то на все деньги водки накупил и напарника еще угощал. И ходит как ни в чем не бывало. Ребята очень возмущены.

— Неприятно, — посочувствовал Тронев. — Ну, мне пора. Скоро шлюпка наша должна прийти. Поедем к нам на «Ригель», Ростик. Ребят повидаешь. Поехали?

— Не поеду. Времени нет. Да и было бы, не поехал, — жестко сказал Слонов. — Видеть не хочу эти рожи. Вернусь в училище — увидимся. Вы уж тогда на пятом курсе будете.

— Жаль все-таки, что тебя отчислили. Много времени потеряешь.

— Не стоит говорить про то, что было, Витька. Обидно, конечно. Но теперь поздно ахать. Но ты не сомневайся — я вернусь. Воли у меня хватит и упрямства тоже.

— Да уж с упрямством твоим мы знакомы. Не принесло бы оно вреда.

— Будет пущено по другим рельсам. Кое-что и я понял, когда сидел всеми вами покинутый. О тебе не говорю. Ты здорово выступал на совете. Остальные… Ну, ладно… Это пройденный этап. Пойдем, я провожу тебя немного.

Они спустились на берег. На фоне зеленого острова стояли баркентины.

— Красивые все-таки суденышки, — с грустью проговорил Слонов.

Виктор взглянул на него.

— Откровенно скажу, я полагал, что ты при помощи папаши поступишь в какой-нибудь вуз. Все равно в какой. Пойдешь по линии наименьшего сопротивления.

— Зря так думал. Ну, давай плавник. Вон ваша шлюпка идет.

— Будь. Счастливо тебе, Ростик!

Они попрощались. Виктор побежал на мысок, куда должна была пристать шлюпка с «Ригеля».

Слонов посмотрел на приближающуюся шлюпку, поднял приветственно руку и пошел на «Буйный».

«ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ»

Закончилась нудная стоянка у Дерхольма. Парусники уходили в море. Теперь практиканты не были похожи на слепых щенят, слоняющихся по палубе, не имеющих понятия, за какую снасть надо взяться, какую травить, а какую выбрать. Каждый имел свое определенное место, знал, что ему делать при поворотах, уборке и постановке парусов.

В день отхода от Дерхольма, после подъема флага, Нардин на несколько минут задержал курсантов в строю. Он сказал:

— Через час будем сниматься. Помните: вы не пассажиры и не ученики, а команда «Ригеля». И потому должны понять, что, какой бы ни был капитан, даже первоклассный знаток парусного дела, он один беспомощен. В этом особенность парусного плавания. Если, например, Хабибулин не выберет вовремя завал-тали или Ткачев замешкается с отдачей кливер-шкота — маневр не получится. Каждый из вас принимает участие в управлении судном. Твердо запомните это. От вашей слаженной работы зависит многое. А сейчас с якоря сниматься, паруса ставить!

Раздался свисток старпома. Курсанты разбежались по местам. Те, кто работал на фор-мачте, полезли наверх. «Ригель» одевался