Избранное - Ба Цзинь

20

В субботу Шушэн получила разрешение на выезд и радостная пришла домой. Сын читал за столом, свекровь сидела на скамейке, а муж лежал. Они о чем-то говорили. Сяосюань поднялся навстречу матери, поздоровался. Голос его был холодным и каким-то чужим.

— Ты получил мое письмо? — спросила Шушэн.

— Получил. Не мог раньше приехать. Очень трудно было с уроками. Не только мне, остальным тоже. — Лицо Сяосюаня, когда он говорил, было совершенно бесстрастным.

Она ответила что-то неопределенное и внимательно поглядела на сына. Бледный, мрачный, настоящий маленький старичок. Это в свои-то тринадцать лет! Шушэн поморщилась и подошла к мужу:

— Ну как самочувствие?

— Лучше!

Этот ответ стал обычным, так же как и вопрос, хотя состояние Вэньсюаня нисколько не улучшалось.

Она слышала, как он кашляет, как вытаскивает из-под подушки маленькую плевательницу и тихонько кладет обратно. Щеки его ввалились, в широко раскрытых глазах застыла тоска.

— Лекарство принял? — спросила Шушэн.

Он молча кивнул. Видимо, ему стало еще хуже.

— Надо бы все же сходить в больницу, — уже в который раз сказала она.

— Подождем еще, — покачал он головой.

— К чему ждать? И так запустили болезнь.

— Я могу потерпеть, болезни-то никакой нет, только кашель. — Он едва говорил.

— Кашель тоже болезнь, и температура каждый день повышается. Я боюсь… — Она осеклась.

— Боишься туберкулеза?

Она не ответила, пожалев, что сказала лишнее.

— Не надо никакого исследования, я и так знаю, что туберкулез. Лечь в больницу — все равно что услышать смертный приговор.

Шушэн смотрела на мужа и думала: «Он все знает, знает эту горькую правду. Какой прок от моих советов?! Он доживает последние дни. Смерть все ближе. Я не в силах его спасти. Остается лишь ждать конца. Или спасать себя». Самые противоречивые мысли обуревали ее. Она плакала и надеялась.

— Ну зачем ты так говоришь? Туберкулез тоже лечат, — сказала она, сама не зная зачем.

— Чтобы лечить, нужны деньги и вера в благополучный исход. Ты то знаешь. А у меня нет ни того, ни другого.

— Ладно, не волнуйся, скоро надо принимать лекарство, — вмешалась в разговор мать.

Шушэн отошла к столу и стояла там, не зная, чем заняться. Сяосюань склонился над книгой, мать разговаривала с Вэньсюанем, Шушэн тут была явно лишней. Сын и тот с ней не разговаривал. Боже, какая тоска! Ничто не радует глаз! В полном унынии она села на стул и подумала: «Неужели вот так всегда ждать, пока свекровь принесет еду?! А потом молча есть, в душе ненавидя друг друга. Вечный холод! Серовато-желтый свет лампочки или сплошная темнота, когда отключают свет. Однообразные разговоры с мужем, его болезненное лицо. С ума сойдешь от такой жизни! Надо спасать себя, свою молодость, а то так и зачахнет в этой комнате».

Шушэн поднялась. Кажется, она решилась. Главное — не колебаться. В ее сумочке лежит разрешение на выезд. Она не упустит такого случая. Взволнованная, подошла она к сыну:

— Сяосюань, пойдем погуляем.

— До ужина? — Сын поднял голову. Он совсем взрослый. И как похож на отца.

— Поедим где-нибудь, — коротко ответила мать.

— А бабушку пригласим?

— Ну ладно, не пойдем, — вдруг переменила решение мать. Слова сына рассердили ее.

Сяосюань недоумевающе посмотрел на нее.

— Ты не пойдешь?

— Нет, — покачала она головой и подумала: «Что-то он слишком разговорчив».

Сяосюань снова взглянул на мать и вернулся к чтению.

«Как будто не мой сын», — думала она, стоя у него за спиной и то и дело бросая на него взгляды. Но мальчик не обращал на нее внимания, так был увлечен новой пьесой. День угасал. Только что дали свет, но до того тусклый, что сыну приходилось читать, совсем низко склонившись над книжкой. «Испортит себе зрение», — подумала мать, и ей стало жаль мальчика.

— Сяосюань, отдохни, зачем так усердствовать?

— Ладно, — недоумевая, ответил мальчик, глаза его блестели. Он закрыл книгу и нехотя поднялся.

Даже не улыбнется, а какой медлительный! Совершенно не похож на ребенка, вылитый отец! Мальчик тихо подошел к постели… Я ему чужая, как мачеха… Она в изнеможении опустилась в кресло, в котором только что сидел Сяосюань. Свекровь разговаривала с Вэньсюанем. Мальчик внимательно слушал. Они говорили о чем-то своем. «Не хочет подпускать меня к Вэньсюаню, — со злостью подумала Шушэн. — А сама не дает ему отдохнуть. Эгоистка!» Она машинально взяла книгу, которую читал сын. Старуха ненавидит меня, как злейшего своего врага. Сын безразличен, наверняка она научила его. Вэньсюань тоже на ее стороне — слишком сильно ее любит.

Ей не вынести этого равнодушия, этого одиночества. Ничто здесь не мило ее сердцу. Она невольно перевела взгляд на книгу, которую читал мальчик. В глаза бросилось название «Пустошь». Это была пьеса Цао Юя. Она видела ее на сцене, но потом пьесу запретили. И надо же было, чтобы именно сейчас ей попалась на глаза эта пьеса. Там показана свекровь, которая ненавидит невестку, а муж страдает, любя обеих. Но какой страшный конец! К счастью, Шушэн не похожа на героиню этой пьесы. Она здесь лишняя, но у нее есть возможность уехать, разрешение в сумочке. Решено! Замены в банке ей не будут искать, если только она не откажется.

Нет! Она не сделает этого. Не так просто найти работу, и потом —? она взяла деньги вперед. «Лететь, лететь!» — нашептывал какой-то голос, подбадривая. Ланьчжоу! Это слово не шло у нее из головы. Шушэн почувствовала облегчение. У нее хватит решимости. Она с презрением взглянула на свекровь. Вы все против меня, но я не боюсь. У меня своя дорога. Я лечу!

21

Вэньсюаню приснился страшный сон, будто жена уехала с каким-то мужчиной, а мать умерла. Он проснулся в слезах и прислушивался к взволнованному биению своего сердца. В сплошном мраке, окутавшем комнату, ничего нельзя было разглядеть. Дыхание было тяжелым, грудь нестерпимо болела, он устало закрыл глаза, но тотчас открыл, чтобы отогнать вновь появившееся перед ним страшное видение.

«Где я, — недоумевал он, — жив или умер?» Голосов не слышно, комнату заполнили какие-то странные, едва различимые звуки. «Я один», — произнес он вслух. Сердце сжалось от боли, из глаз полились слезы. «Почему одним суждено жить, а другие — обречены на смерть», — с горечью подумал он. Перевернулся с боку на бок. Отчего так тихо? Это снится мне. Он вытер слезы. Закашлялся, встал, зажег свет. Какой он яркий! Ослепительно белый. Даже глазам больно. Он накинул халат, подошел к столу и увидел Шушэн в постели. Спасибо Небу! Жена спокойно спит. Одеялом наполовину прикрыто лицо. Из-за длинных темных ресниц глаза кажутся открытыми, она выглядит совсем молодой, на лбу ни единой морщинки. Он оглядел себя, свой полинявший халат, рубаху и вздрогнул, почувствовав боль во всем теле. Комок подступил к горлу. Он словно выходец с другого света. Как он переменился! Это для него не ново, но сейчас ему показалось, будто чем-то тяжелым ударили в грудь. Не схватись он за стол, упал бы.

Так он стоял, ежась от озноба, жмурясь от яркого света. Где-то в углах возились мыши, на улице кто-то шел и выкрикивал старческим голосом: «Кому сладкой воды?» Вэньсюань вздохнул. Из комнаты матери через закрытую дверь доносилось громкое посапывание сына. Он прислушался. Несчастный мальчик, зачем он родился в нашей семье. Мать тоже несчастна, сколько приходится ей страдать. Слава Небу, они хоть здоровы. От этой мысли стало спокойнее.

Он с трудом сдерживал подступивший к горлу кашель — боялся всех разбудить. Боль в груди заставила его опуститься в кресло. Ему так захотелось чаю, он встал и нечаянно что-то смахнул со стола. Это оказалась сумочка Шушэн. Сумочка раскрылась, когда он поднимал ее, и оттуда выпала губная помада и несколько листков бумаги. Среди них он увидел разрешение на выезд. Там было всего несколько слов, но он перечел дважды. Вэньсюаня словно окатили холодной водой. Он весь дрожал. Она меня обманула! Зачем? Ведь я не мешаю ей. Он чувствовал себя так, словно его предали. Мысль работала с лихорадочной быстротой. Он не знал, что и думать, и кусал губы. Потер рукой грудь. Мои легкие разрушаются, ну и пусть. Неужели она уедет? Он поглядел на разрешение. Спрашивать было не за чем. Документ говорил сам за себя. «Что поделаешь, должна же она найти свое место в жизни. Нельзя заставлять ее понапрасну страдать», — успокаивал он себя. Снова посмотрел на Шушэн. Она лежала, повернувшись к стене. Он видел только ее темные волосы. «Как хорошо она спит!» — тихо проговорил он, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Снова открыл. Светло, тихо, холодно. Жена теперь лежала лицом к нему, высунув из-под одеяла руку, полную, белую, красивую руку. «Замерзнет», — подумал он, подошел и положил ее руку под одеяло. Шушэн вздохнула. Открыла глаза.