Избранное - Ба Цзинь

— Ты не спишь? Что случилось?

— Ты высунула руку из-под одеяла. И я боялся, что ты замерзнешь.

Она благодарно посмотрела на него и тут заметила, что он держит в руках разрешение на выезд.

— Как оно у тебя оказалось? — Шушэн села, потуже стянув ворот ночной рубашки. — Где ты его нашел?

— Случайно увидел. — Он опустил голову, покраснел и добавил: — Твоя сумочка упала на пол и раскрылась.

— Я только сегодня его получила. Н-не знаю, как быть. — Она словно оправдывалась. Потом вспомнила, что оставила сумочку на столе. Вздрогнула, быстро натянула одеяло.

— Поезжай, я не возражаю, — тихо произнес он.

— Я так и думала. — Она чувствовала на себе его взгляд, видимо, он хотел ей что-то сказать. Господи, как тяжело! — Я не собиралась ехать, но как мы будем жить дальше?

— Да-да, конечно.

— Управляющий помог мне с билетом, в следующую среду нужно выезжать.

— Да.

— Багаж у меня небольшой. На северо-западе вещи недорогие, я куплю себе там все, что необходимо.

— Да, недорогие, — словно эхо повторил он.

— Я могу взять в банке деньги на дорожные расходы и жалованье вперед. Дома оставлю пятьдесят тысяч юаней.

— Да-да, — повторял он. К горлу подступил ком.

— А ты поправляйся. Меня повысят в должности и будут больше платить. Так что я смогу помочь вам. Не думай ни о чем, поправляйся. — Шушэн говорила все увереннее, даже улыбнулась.

Вэньсюань едва держался на ногах.

— Пойду спать. — Он хотел было вернуться к столу, положить разрешение на место, но бросился на постель и, укрывшись одеялом, тихо заплакал.

22

С той ночи его стали мучить кошмары. Он не знал ни минуты покоя. Во сне он все время разлучался с Шушэн: она уезжала то в Ланьчжоу, то еще куда-то; ссорился с матерью, и она уходила из дому; просыпался весь в поту, чувствовал, что болезнь прогрессирует.

В постели он боялся повернуться к жене, чтобы не заразить ее. Они лежали рядом, а сердца их были далеко друг от друга. Возвращалась она поздно. Почти каждый день кто-нибудь из друзей устраивал в ее честь прощальный ужин. А возвратясь домой, она неизменно заставала у его постели мать. Стоило только Шушэн войти в комнату, как свекровь тотчас уходила к себе. Шушэн присаживалась на кровать либо на стул и принималась рассказывать, что произошло за день. Она стала разговорчивей, он, наоборот, молчаливее. Он смотрел на нее с любовью и думал, представится ли им возможность снова встретиться. Он считал дни и часы, которые им осталось быть вместе. Время быстро летело. Он боролся с собой, и эта борьба становилась все мучительнее. Отпустить ее или настаивать, чтобы осталась? Дать ей возможность быть счастливой или тащить за собой в могилу? «Будешь ли думать обо мне?» — хотелось ему спросить, но он так и не решился.

Вэньсюань вспомнил, как она отдала ему деньги, сказав: «Вот двадцать тысяч наличными, остальные в банке, каждый месяц сможешь получать семь процентов». Жена умела обращаться с деньгами, и ее надо было слушаться.

Но однажды, когда вещи уже были собраны, она вернулась домой и безразличным голосом сообщила, что отъезд откладывается на неделю. Ничто не могло его так обрадовать, как это сообщение. Он не имел права ее удерживать, он мог лишь мечтать о том, чтобы еще несколько дней любоваться ее красотой, хотя это и причиняло ему порой сильные мучения. Он заметил, что она с каждым днем все больше отдаляется от него. Ей, видимо, не жаль было с ним расставаться. Она часто говорила ему с улыбкой:

— Через несколько месяцев я приеду тебя навестить. У нашего управляющего в авиационном агентстве знакомый, можно будет легко достать билет на самолет. Сообщение хорошее.

Он поддакивал ей, а сам думал: «Неизвестно, доживу ли я до того времени». Он кашлял, все сильнее болела грудь. Она уже привыкла к этому, но по-прежнему глядела на него с жалостью и участливо спрашивала о самочувствии. И если бы не болезненная желтизна лица и кашель, никто не догадался бы, что он болен. Он теперь все чаще вставал с постели, ходил по комнате. Продолжал пить лекарства, но не так аккуратно, как раньше. Мать уговаривала его сделать рентгеновский снимок, но он отказался. Он лечился китайскими лекарствами, на них уходило меньше денег. Не зная, помогают ли они, Вэньсюань принимал их — они приносили утешение и надежду. Он много читал, чтобы скрасить одиночество, а ночи зимой длинные. За ночь высыпался и днем не мог сомкнуть глаз. Ему нравилось читать, двигаться, разговаривать, все это вселяло надежду, казалось, что болезнь не очень серьезна, порой он даже забывал о ней. Но мать не разрешала ему разговаривать, много читать, много двигаться, все время напоминала ему, что он болен и должен жить по особому режиму.

Но мог ли он так жить? Целыми днями лежать в постели без дела? Это лишь усугубляло его тревогу. Он то и дело подсчитывал, сколько денег ушло, сколько осталось, надолго ли их хватит. Тех, что дала жена вместе с процентами, и его собственных? Как быстро они тают! А он не может ничего зарабатывать, только тратит, тратит… «Как это страшно», — думал он.

Однажды мать сварила куриный бульон, подала ему.

— Если понравится, буду готовить почаще, — очень довольная, сказала она, зная, что у него плохой аппетит.

— Мама, по карману ли нам это? — печально проговорил он, беря у матери чашку.

— Я заплатила недорого, немногим больше тысячи юаней. Ведь тебе нужно поправиться, — ласково ответила мать, хотя слова сына подействовали как ушат холодной воды.

— У нас мало денег, — возразил он, — здоровье у меня неважное, работы нет. Что будем делать, когда проедим все деньги.

— Э, не думай об этом. Как-нибудь перебьемся. Прежде всего — здоровье, — натянуто улыбнулась мать.

— Цены растут. Шушэн еще не уехала, а нам уже скоро придется тратить ее деньги, — сказал он, с наслаждением вдыхая аппетитный запах дымящегося бульона.

Мать растерянно обвела взглядом комнату и проговорила с укором:

— Ешь быстрее.

Забыв о ложке, он пил бульон прямо из чашки. Мать, вздыхая, стояла в сторонке. Ей вдруг почудилась довольная улыбка Шушэн. Мать почувствовала, как краснеет, и тут услышала: «Вкусно, очень вкусно». Вэньсюань повеселел и с аппетитом принялся за куриную ножку.

— Поешь и ты, — сказал он матери.

— Я не голодна, — тихо ответила та, глядя на сына с жалостью.

— Я не болен, просто легкое недомогание. Скоро поправлюсь.

— Конечно, поправишься, — машинально проговорила мать.

Вэньсюань ел с такой жадностью, будто в жизни не пробовал ничего вкуснее, и сказал как бы самому себе:

— Питайся я так раньше, не заболел бы этой страшной болезнью.

Услышав это, мать смахнула слезу. Он уже встает, это хороший признак. Может, и в самом деле выздоровеет?

— Мама, прошу тебя, поешь! Очень вкусно. Тебе тоже нужно поддерживать силы, — покончив с едой, сказал он с улыбкой.

— Ладно, поем, — коротко ответила мать, а сама подумала: «Курица такая, ее и одному мало». Она отнесла чашку на кухню, а когда вернулась, Вэньсюань дремал, откинувшись на спинку кресла. Мать на цыпочках подошла к нему, хотела укрыть одеялом, но он схватил ее за руку:

— Шушэн!

— Ты что? — испугалась мать.

Он огляделся, осторожно спросил:

— Шушэн не приходила?

— Нет, — разочарованно ответила мать. Только и думает о Шушэн, а она его мучает.

— Опять мне приснился сон.

— Пойди ляг.

— Я выспался, не хочется больше. — Он с трудом встал. — Шушэн занята, готовится к отъезду. У нее нет даже времени побыть с нами. — Держась за стол, он отодвинул кресло, подошел к окну, раскрыл его.

— Не стой на сквозняке, — не выдержала мать. До этого она молчала, превозмогая боль в сердце. С той самой минуты, как сын заговорил о Шушэн. Но на сына она не сердилась.

— Какая тоска! Так хочется глотнуть свежего воздуха, — проговорил он, но, едва открыв окно, ощутил запах гари. В лицо подул резкий, холодный ветер.

День был таким печальным, воздух таким гнетущим. Вдали темнела дорога, зябко ежась, торопились прохожие.

— Поспал бы, а то скучно без дела, — стала уговаривать мать.

— Ладно. — Он захлопнул окно и направился было к постели, но вдруг остановился. — Как медленно тянется время.

Затем лег, как был, не раздеваясь. Мать села отдохнуть в кресло, закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как он ворочается в постели, она знала, что мучает его.

— Сюань, не думай об этом, постарайся уснуть, — сказала она, страдая в душе.

— Я ни о чем не думаю, — тихо ответил сын.

— Не надо меня обманывать, ты все о ней думаешь.

— Нет, мама, я сам уговорил ее уехать. Она не могла решиться, — оправдывал он жену. — Ей надо переменить обстановку — здесь все опротивело. В Ланьчжоу жизнь лучше, чем здесь, и должность ей там дадут более высокую.