Избранное - Ба Цзинь

— Я все знаю, — многозначительно ответила мать. — Ты заботишься только о ней, а почему не думаешь о себе?

— О себе? Разве мне плохо? — Он чувствовал, как мало правды в его словах. — Я почти здоров. А Шушэн, живя в Ланьчжоу, сможет помогать мне.

— Ты веришь Шушэн? — усмехнулась мать. — Она, как птица, выпустишь, обратно не прилетит.

— Мама, ты не любишь Шушэн. Она не из тех женщин, которые бросают семью. Она и в Ланьчжоу ради нас едет. — Волнуясь, он сел на постели.

Мать побледнела от негодования, но не стала перечить сыну, кивнула головой:

— Пусть будет по-твоему… Отдыхай, тебе вредно много говорить.

Он ничего не ответил, поглощенный своими мыслями. Матери было обидно: почему он так упорствует в своих заблуждениях, но она ласково сказала:

— Сюань, постарайся уснуть, ляг, а то простынешь.

Он благодарно взглянул на мать и неожиданно встал с постели.

— Мама, я выйду, — стал зашнуровывать туфли.

— Выйдешь? Зачем?

— Дело есть.

— Какое дело? Тебя же уволили. На улице холодно, простудишься.

— Мама, не беспокойся, отпусти меня! — весь красный от возбуждения твердил Вэньсюань. Он снял с гвоздя плащ, накинул на себя.

— Подожди! — Мать подошла к нему, помогла одеться. — Тебе ведь трудно ходить. — Она укутала ему шею шарфом. — Если надо, напиши записку, я отнесу.

— Не волнуйся, я скоро вернусь, это рядом.

Мать смотрела ему вслед и думала: «Что он творит! Просто уму непостижимо!» Она постояла и пошла к постели привести ее в порядок. Затем увидела, что в комнате много пыли, поморщилась, принялась убирать. Мимо дома все время шли грузовики, и пыль проникала во все щели. Женщина подумала и стала протирать мебель. Закончив уборку, она опустилась в кресло. Потерла рукой поясницу. Хоть бы кто-нибудь помассировал мне спину! Но тотчас представила себе положение, в котором они находились, и стала укорять себя: «Я уже давно живу как прислуга, какие несбыточные мечты грезятся мне!» Она вздохнула, уронив голову на спинку кресла. Перед глазами мелькнула тень, которая обрела постепенно четкие очертания. «Я снова думаю о нем, — улыбнулась она и прошептала: — Ничего не могу поделать, такая уж у меня доля. Но почему он не может его защитить, почему отнимает у него жизнь?»

Возвратившись, Вэньсюань застал мать плачущей.

— Что случилось? Почему ты плачешь?

— Мела пол, пыль попала в глаза, вот и натерла, — солгала мать.

— Ты прибрала мою постель! Спасибо!

— Без дела сидеть скучно… Куда ты ходил?

— К Чжуну.

— Ты был на работе? Зачем?

— Просил Чжуна найти для меня какое-нибудь дело.

— Ты ведь не поправился! Здоровье прежде всего.

— Наш брат болеет, болеет, а жить-то надо. Мне уже лучше. Чжун тоже сказал, что выгляжу я хорошо, и обещал найти какую-нибудь работу. — Вэньсюань говорил с трудом, вид у него был больной и усталый. Он сел на постель.

— Напрасно ты так волнуешься. Не умрем же мы с голоду!

— Я не могу смотреть, как ты целыми днями трудишься. Я мужчина, и мне не к лицу сидеть сложа руки.

— Ты мой сын, ты один у меня — и не хочешь беречь здоровье. Что будет со мной, если… — Она замолчала, подавленная горем, и снова опустилась в кресло.

Он стиснул зубами палец, но не почувствовал боли — гораздо сильнее болела грудь. Он посмотрел на палец с глубокими следами от зубов, перевел взгляд на мать. Она молча сидела в кресле. Он подумал: «Все твои мечты, все надежды развеялись в прах». Будущее представлялось ему страшным чудовищем, хищным, с оскаленными клыками. Все вокруг словно вымерло. Гнетущей тишины не нарушал даже скрип повозок и голоса, доносившиеся с улицы. Мать и сын думали каждый о своем, но все их мысли сходились лишь на одном страшном слове «смерть».

— Мама, не мучайся, у тебя есть Сяосюань. Он будет счастливее меня.

От этих слов мать еще больше расстроилась.

— Сяосюань так похож на тебя, вылитый отец! — Она хотела скрыть от сына свои страдания, но невольно высказала мучившие ее мысли, и Вэньсюань понял, как бесконечно она одинока. Да, Сяосюань слишком похож на него, значит, будет таким же несчастным. На кого же надеяться старой женщине? Он сам порой возлагал надежды на Сяосюаня, но, увы, сейчас понял, что это несбыточные мечты.

— Он еще мал. С годами окрепнет. Я, признаться, виноват перед ним: не мог дать ему хорошего образования. — Вэньсюань старался перевести разговор на другую тему.

— Нет в этом твоей вины, ты сам всю жизнь маялся… — Разволновавшись, мать вышла.

Он раскрыл окно и увидел небо — печальное, бледное, будто лицо страдальца, — и темные, как нахмуренные брови, облака. Он вздрогнул: что-то холодное упало на щеку. «Дождь», — безразлично подумал он.

Вернулась жена — он услышал ее шаги. Не дожидаясь, пока он обернется, радостно сообщила:

— Завтра я уезжаю.

— Так скоро? Ты же говорила на будущей неделе! — Он был вне себя от волнения.

— Дали дополнительный самолет. Друзья помогли с билетом. Жаль только, что меня пригласили на ужин.

— Значит, завтра?

— Да, к шести утра надо быть на аэродроме.

— В таком случае закажи сегодня машину, а то опоздаешь.

— Не беспокойся, управляющий пришлет свою. Надо быстрее укладываться, я ведь еще не собралась. — Она стала из-под кровати вытаскивать чемодан.

— Я помогу тебе.

Она укладывала вещи, сидя на корточках, то и дело бегая за чем-нибудь.

— Это тоже возьмешь, а вот это? А то? — спрашивал Вэньсюань. Ему передалось ее возбуждение.

— Спасибо, я все сама сделаю.

Вошла мать, в глазах ее была неприязнь, смешанная с гневом.

— Мама, Шушэн утром вылетает.

— Ну и пусть, мне что за дело!

Шушэн встала, хотела поздороваться со свекровью, сказать несколько слов на прощание, но, услышав сказанное, не произнесла ни слова, только густо покраснела. Мать ушла в свою комнату, а Шушэн, закрыв чемодан и немного поостынув, обратилась к мужу, который молча, с мольбой смотрел на нее:

— Вот видишь, как она ненавидит меня!

— Это пройдет. Не сердись на нее.

— Я не сержусь, ради тебя…

— Спасибо. Я провожу тебя утром.

— Не надо, ты ведь нездоров, — заволновалась Шушэн. — Обо мне позаботится управляющий.

Вэньсюань был задет за живое.

— В таком случае попрощаемся здесь. — На глаза навернулись слезы.

— Не мучайся. До завтра еще много времени. Я постараюсь прийти пораньше. Успеем наговориться.

Он хотел сказать: «Я буду ждать тебя», но пробормотал что-то невнятное.

— Ложись. Ты быстро устаешь. Я посижу с тобой.

Он лег. Она укрыла его, села на край кровати.

— Где-то я буду завтра в это время? — размышляла она вслух. — Мне, признаться, не очень хочется ехать. Это ты меня уговорил.

— Раз решила, поезжай, так будет лучше, — ласково ответил он, забыв о своих страданиях.

— Не знаю, лучше или хуже. Кто мог мне посоветовать? Ты болен, мать хочет поскорее от меня избавиться.

Болен. Он болен! Ему постоянно об этом напоминают. Вэньсюань вздохнул, ему показалось, что он упал с высоты, где они находились вместе с Шушэн, и оборвалась последняя ниточка надежды.

— Да, да, — безразлично сказал он, глядя на нее с тайной завистью.

— Ты плохо выглядишь, отдыхай побольше, — ласково говорила Шушэн. — О деньгах не беспокойся, думай только о здоровье. Я каждый месяц буду тебе посылать.

— Я знаю. — Он отвел глаза.

— Сегодня написала Сяосюаню, — начала она, но в это время возле дома засигналила машина; она удивленно посмотрела на окно и продолжала: — Я хочу, чтобы он в воскресенье приехал совсем.

Сигналы следовали один за другим. Шушэн заторопилась:

— Ну, я пойду. Это за мной. — Она оправила платье, вынула зеркальце, пудру, помаду.

Вэньсюань приподнялся в постели.

— Не вставай, лежи, — говорила она, прихорашиваясь. — Так я постараюсь прийти пораньше. — Она улыбнулась и поспешно вышла. Смолк ее смех, звонкий голос, остался лишь запах пудры и крема.

Он одиноко сидел у стола, рассеянно глядя перед собой. «Останься! Останься!» — выстукивало сердце. Но легких шагов уже не было слышно.

Вошла мать, участливо взглянула на сына.

— Выбрось ты ее из головы, рано или поздно все равно придется расстаться. Тебе ли, бедному служащему, ее удержать?

Он опустил голову, поднес к глазам дрожащую руку — какая она худая и желтая, словно куриная лапа. Совсем высохла, мышц не осталось. Озноб пробежал по телу. Он тупо смотрел на эту страшную руку, словно преступник, которому вынесли приговор, а в ушах неотступно звучало: «Выбрось ее из головы!» Да, он приговорен к смерти. И не вправе удерживать Шушэн.

Мать зажгла свет. Он подошел к столу, мысленно попрощался с лежавшими там вещами и, совершенно разбитый, опустился в кресло, закрыв руками лицо. Глаза его были сухими, просто не хотелось ничего видеть, ни о чем думать. Он положился на волю судьбы.