Подвеска Кончиты - Анна Князева

«Почудилось…»

Дайнека сморщилась, как от боли. Ей было невыразимо плохо. Хотелось немедленно уйти из этого дома, и от того, что она не могла этого сделать, на душе становилось еще хуже.

Откуда-то донесся звук разбитого стекла. Дайнека вскочила на ноги и застыла. Мимо нее опять прошмыгнула испуганная крыса.

– Чегой-то? – вскинулась Зинаида Дмитриевна.

– Не знаю…

Из-за стены раздался стон и почти одновременно – хриплый сдавленный крик.

– Беги! С матерью чегой-то! Мне не подняться…

Вместо того чтобы поспешить к матери, Дайнека кинулась поднимать старуху. Та замахала руками.

– Беги!

В это мгновение снова раздался крик, а вслед за ним – грохот и звук быстрых шагов. Дайнека побежала в соседнюю комнату.

Мать лежала на полу и беспомощно протягивала руки к распахнутому окну. На подоконнике блестели осколки стекла. Полуоторванная штора раскачивалась от порывов сильного ветра.

На полу у дивана лежала Тина. Дайнека подошла к ней, склонилась. Вспыхнул свет, и она увидела страшный взгляд вылезших из орбит глаз. Лицо Тины распухло и посинело, на губах была пена.

Испуганно отшатнувшись, Дайнека заметила на ее шее веревку.

– Господь всемогущий… – прошептала позади нее Зинаида Дмитриевна.

Судя по тому, в каком беспорядке находилась постель, Тина сопротивлялась. Стулья на пути к окну были опрокинуты, на скатерти остались мокрые следы чьих-то ботинок.

Лежа на полу, Людмила Николаевна следила за дочерью обезумевшим от ужаса взглядом. Наконец Дайнека пришла ей на помощь.

– С тобой ничего?

– Ничего? – непонимающе переспросила женщина.

– Мама, – дрожащим голосом сказала Дайнека. – Что здесь случилось?

– Что случилось? – Людмила Николаевна не отрывала глаз от мертвой подруги. – Я не знаю.

– Удавили. Как есть – удавили! – Зинаида Дмитриевна повернулась к ним и твердо произнесла: – Вызывай-ка, девка, полицию.

Дайнека бросилась к своей сумке. После недолгих поисков обнаружила визитную карточку и набрала записанный номер.

– Это не может подождать до утра? – заспанным голосом спросил Ломашкевич.

– До утра нас всех передушат, – ответила Дайнека.

– Понял. Сейчас подъеду. Давайте адрес, куда присылать наряд.

Зинаида Дмитриевна упорно затыкала матрасом разбитое окно, но он все время сползал вниз.

– Чтоб ты пропал…

– Людмила Николаевна, за что могли убить вашу подругу? – Мужчина достал пачку сигарет и положил на стул рядом с собой.

Опрос свидетелей продолжался второй час. Труп уже вынесли, но в комнате продолжала работать бригада криминалистов.

Наблюдая за ними, Людмила Николаевна отрешенно проговорила:

– Я ничего не знаю…

– Вы хорошо знали погибшую? – спросил подошедший к ним Ломашкевич.

– Да…

– Она не рассказывала вам о своей работе?

– Тина в последнее время не работала.

– А до этого?

– Не знаю, – женщина устало откинулась на спинку инвалидного кресла.

– Может быть, ее муж или любовник…

– Мужики ей без надобности! Она девок любила! – вмешалась в разговор Зинаида Дмитриевна. – И я скажу вам, кто убил Тинку!

Все насторожились.

– Кто? – коротко спросил следователь.

– Лариска!

– Зинаида Дмитриевна! – попыталась урезонить ее Дайнека.

– Много ты знаешь, молчи!

– Кто такая Лариса? – спросил следователь и собрался записывать.

– Сожительница ее, – старуха кивнула головой в сторону Людмилы Николаевны.

– Не говорите глупостей! – строго сказала та.

– А ты мне рот не затыкай. Разберутся, кому надо.

Следователь, пожилой плотный мужчина, обернулся к Ломашкевичу:

– Дмитрий Петрович, у вас есть вопросы к свидетелю?

– Нет.

В этот момент матрас снова съехал на подоконник, и над столом взмыла цветастая занавеска, открывая черный проем окна.

– Я сейчас, – сказал Ломашкевич и быстро вышел из комнаты.

Следователь приблизился к окну и, высунувшись наружу, спросил:

– Что там?

– Подождите… – было слышно, как Ломашкевич зашагал в глубь двора.

– Лариса не могла ее убить, – прошептала Людмила Николаевна. – Ей слишком безразлично, что со мной происходит.

– Тогда кто?

– Я не знаю, – она прижала ладони к лицу и зарыдала. – Ужас! Ужас какой-то!

– Ерунда получается.

В этот момент в комнату вернулся Ломашкевич.

– Анатолий Иваныч, можно вас на минуту?

Следователь вышел. Вслед за ним, собрав свои принадлежности, вышли криминалисты.

– Мама, тебе нужно прилечь.

– Давай-ка я тебе помогу, – Зинаида Дмитриевна обхватила Людмилу Николаевну.

– Я не смогу спать.

– А и не спи. Полежишь – и ладно, – как ребенка уговаривала ее старуха.

– Людмила! – это снова был Ломашкевич. Он стоял в дверях, приглашая Дайнеку выйти.

– Что? – спросила она, когда они оказались на кухне.

– Сейчас я был во дворе. Так вот, оттуда вся комната – как на ладони. У вас не было ощущения, что со двора кто-то подсматривал?

– Было. Когда мы сидели за столом, я еще подумала…

– Значит, было?

– Может, это те парни, что приставали ко мне в автобусе?

– Вряд ли. Хотя и эту версию нужно проверить. Знаете, о чем я думаю? – продолжал Ломашкевич. – Мне кажется, что убить хотели не ту женщину. Убить хотели вас. Только не нужно пугаться.

От страха Дайнеке стало трудно дышать.

– С чего вы это взяли?

– Интуиция. И еще кое-что, – он закурил. – Впервые эта мысль пришла, когда я увидел, как вы с погибшей похожи. И когда посмотрел в окно со двора, понял, что издалека вас легко могли перепутать.

– Нет. Этого не может быть.

– Тем не менее я убежден. Более того, я убежден в том, что это дело связано с убийствами в поезде.

– Не может быть, – повторила Дайнека.

– А это значит, – продолжал Ломашкевич, – что вы могли там видеть нечто, чего не должен был видеть никто.

– Я ничего не видела… – жалобно пролепетала Дайнека.

– Видели. Только сами не знаете, что именно. Вот в чем проблема.

– И что мне теперь делать?

– Вспоминать.

– Но что? – Ей хотелось расплакаться.

– Не знаю. И вот еще что: вам лучше переехать отсюда. И сделать это нужно уже утром. Пусть думают, что вас нет в живых. А когда узнают, что случилась ошибка, пройдет время, прежде чем вас снова найдут.

– Успокоили, – невесело улыбнулась Дайнека.

– Вам есть куда съехать? Может быть, вернуться в Москву?

– Ну нет! Не для того я сюда приехала.

– Хорошо, хорошо… Видите, уже воевать собрались, – Ломашкевич улыбнулся. – Где вы будете жить?

– У сестры. А как же мама?

– Придется подождать. Сюда пока ни ногой.

Дайнека молча кивнула.

* * *

Монгол не изменял своим правилам. Одно из них – не ночевать в гостинице больше одной ночи. Он как мог тянул с выполнением второй части задания. Доверяя своей интуиции, ждал, когда наступит подходящий момент.

– Так быстро? Всего на одни сутки? – администратор гостиницы с любопытством смотрела на постояльца.

– Дела.

– Жаль…

– Что делать, – он намеренно не удовлетворил ее любопытства, просто положил на стойку ключи и направился к выходу.

Оказавшись на площади, задумался, куда лучше пойти. Вообще-то он мог отправиться в любую сторону. Надев на голову капюшон, Монгол закинул на спину сумку и свернул за угол. Теперь, на расстоянии от гостиницы, в его движениях появились уверенность и спокойствие.

Красноярск… Не думал он, что доведется когда-нибудь здесь побывать. И вот, поди ж ты, пришлось. Этот город значил для Монгола больше, чем могло показаться. Пребывание здесь как будто приближало его к ней…

Он взял себя в руки, решив думать лишь об одном: как сохранить свою жизнь. То, что после завершения операции Крест приказал убрать его как ненужного свидетеля, было очевидно.

Все началось пять лет назад, когда судьба свела Монгола с Крестовским и его могущественным патроном. Тогда он попал в историю, грозившую долгой отсидкой. Крестовский с энтузиазмом подключился, и наказания удалось избежать. Настоящим наказанием стало то, что последовало далее. Вскоре от Монгола потребовали ответной услуги, и он был вынужден согласиться. Потом еще и еще раз…

Как правило, это были рискованные задания, где могли пригодиться выносливость, сила и безрассудство. Много раз Монгол сознательно шел на риск, надеясь рассчитаться наконец за роковую услугу. Кстати, Монголом его придумал называть как раз Крестовский. Из-за редкого имени, не подходящего для русского человека.

Со временем пришло понимание, что от Крестовского не избавиться никогда. Монгол был нужен ему. Крестовский считал его своей собственностью, орудием, удобным и безотказным. После того как, защищаясь, Монгол убил двоих напавших на него бандитов, он оказался повязанным кровью.

Крестовский, не мудрствуя лукаво, прокомментировал ситуацию:

– Теперь ты только с нами. Или никак.