Дети войны. Народная книга памяти - Коллектив авторов

Я ему все объяснила. Жители деревни знали, что в школе – эвакуированные из Севастополя. Мы с дядей Лукой пошли к старосте. Это был высокий, красивый немолодой человек. И, как оказалось, добрый. Он оформил какую-то бумагу, дал лошадь с бричкой, мы поехали к школе. Родителей под расписку выпустили. Папа с дядей Лукой поехали в Мелитополь за вещами, а мы с мамой пошли в наш новый дом. Как оказалось, немцы к вещам эвакуированных не сразу приставили охрану: окрестные жители стали растаскивать вещи. К счастью, наши вещи уцелели.

Так мы устроились с жильем. Нам выделили комнату. У Луки были жена и сын, который был старше меня. Папа пошел по селу искать, нет ли у кого какого сапожного инструмента. Много чего нашел, стал сапожничать. А мама открыла курсы по обучению шитью и вышиванию.

В доме рядом жила семья: отец, мать и сын. Их называли «полтора Ивана». Отец и сын – оба Иваны – были очень высокого роста. Да и мать тоже не маленькая. Почему я их так хорошо запомнила? Кроме роста, у них был особый ритм жизни. Они рано вставали, но мать уже к этому времени успевала приготовить обед. Они ели борщ, мясо. Плотно наедались и шли в поле работать до вечера. С собой еду не брали.

Переехали мы в Мелитополь примерно в начале марта. В школе началась четвертая четверть, меня отправили в школу, в третий класс. Школа была в нижней части города, ближе к реке. Посадили меня рядом с девочкой, звали ее Тоня Кругликова. Она была на год или два моложе меня, но была крупнее, круглолицая, полненькая и очень добрая, я с ней подружилась сразу. Ее родители были, как теперь говорят, «из бывших». У них в городе когда-то было имение – большой дом и огромный сад, которые потом стали колхозными. Так немцы им все вернули. В мае, когда мы закончили школу, Тонины родители стали меня приглашать в гости на весь день. У них к тому времени уже поспели фрукты. В обед все вместе садились в саду за большим длинным столом: хозяева, работники и мы, дети. Обед всегда был сытным, вкусным, много зелени и фруктов. Потом я лазила по деревьям и набирала себе отборных фруктов, шла домой. Мы жили довольно скудно.

В Мелитополе был тогда огромный рынок, на рынке были ряды: отдельно муки, крупы, овощей, фруктов. Зерно, муку, крупы продавали мешками или ведрами (оцинкованными) Деньги ходили советские. Помню только, что ведро любых фруктов стоило три рубля.

В конце сентября немцы стали отступать через наше село. Отступали очень быстро, бежали. Всё что могли – хватали с собой. Сутки было спокойно, а утром в село вошли наши войска. Вошли шумно, весело. В это время школа почти не работала, мы помогали колхозу по хозработам.

Нарядов не было, а хотелось что-то сшить. Мы из Севастополя привезли флотский воротничок – мне мама сшила белую кофточку-матроску. Нужна была юбка, а за материалом пришлось ехать в Мелитополь.

Когда пришла советская власть, то начались чистки, у нас пострадал бывший председатель колхоза – староста, его куда-то сослали. А хуже всего пришлось милиционеру-полицейскому Поваляеву. На него кто-то накатал донос (он ведь следил за порядком на селе – были недовольные). И его осудили на десять лет, а у него была большая семья. Им пришлось сразу куда-то уехать. Мне было их так жаль!

Председателем нашего колхоза был избран пожилой мужчина, имени его не помню, но кличка у него была Ярыга. Папа с ним договорился, что меня возьмут до Мелитополя и обратно, чтоб я купила материал на юбку. Было лето, у меня легкие парусиновые тапочки, легко одета. Приехали в субботу вечером. Я сидела на возу на мешках. Остановились в городе, где собирались ночевать с подводами. Я бросила тапочки на землю, собиралась слезть с телеги, тут вышел Ярыга, сказал, что едем в другое место. Мы тронулись, тапочки я забыла. В городе я спокойно ходила босиком. Договорились, что в понедельник утром рано я приду к ним, и мы поедем домой. Я полдня провела на барахолке. Купила большой сатиновый наперник в полосочку, синюю краску, чтобы была настоящая матросская одежда: темно-синяя юбка и белая кофта с синим воротником – моя очень давняя мечта. Ночевала я у знакомых. Люди в то время были очень добрые и гостеприимные. Они еще и кормили меня.

Вот прихожу я очень рано в понедельник в тот дом, где останавливался Ярыга с подводами, а мне говорят, что они уехали еще в воскресенье вечером домой. Меня бросили. И вот я стою босиком, без денег, без еды, а впереди сто километров проселочной дороги, как понимаете, совсем не гладкой. Первый день я почти без остановок шла до нашего хутора. Пришла с ранами на ногах. Помню, добрая женщина причитала надо мной, парила мне ноги, прикладывала какую-то траву. Утром, накормив меня, дав что-то в дорогу, замотав тряпками мои ноги, проводила меня до дороги, по которой я уже пошла домой. Часа через два тряпки оборвались с ног, я шла, поддерживая себя веселыми маршами. Никаких попутчиков, никого нет, я одна. Село Покровка прошла уже перед закатом солнца, а впереди еще 22 км. Ночь была лунная. Ближе к рассвету я постучалась в дом, где мы снимали у тети Дуси комнату. Мама мне открыла дверь и ушла спать. Здесь надо мной никто не причитал, хотя мои ноги были – сплошные раны. Я сама их потом долго лечила.

Я писала, что до войны я была болезненным ребенком, так вот спартанская жизнь в селе, сон на дворе, очень много ходьбы, тяжелая работа закалили меня на всю оставшуюся жизнь. Вот мне уже более восьмидесяти лет, а я еще сама себя обслуживаю.

А как мы учились? Совмещали с работой, но старались. Раньше в пятом классе было пять или шесть выпускных экзаменов почти по всем предметам. А в шестом – даже семь. Кроме того, после возвращения советской власти нам стали преподавать военное дело. С фронта после тяжелого ранения пришел в школу военрук Усик Виктор Алексеевич. Молодой, красивый, улыбчивый парень, все девчонки постарше сразу в него влюбились. Мы изучали винтовку и противогаз, которые были в школе в наличии, а в теории – еще и другое оружие. А как он нас гонял на плацу! Построение, маршировка, ползком «по-пластунски», даже в грязь, бросание гранат. Все по-настоящему. И никто не ныл, не отказывался. И это начиная с пятого класса. Мы, дети, так же как и родители, были заняты с утра и до вечера. И нигде ни ссор, ни драк, ни ругани не было. Был тяжелый ежедневный труд.

Я писала, что в нашем селе не было никаких фруктов – а очень хотелось. И вот в августе 1944 года жена нашего директора Шишлакова Мария Петровна (тоже учительница младших классов) с соседкой собрались в Каменку за грушами. Запрягли двух коров, на телегу положили мешочки с мукой и крупой, пригласили детей, меня в том числе, и мы поехали-пошли туда. Коровы не могли везти тяжелую повозку, поэтому на телеге был только груз, а мы все пошли пешком. Сёла эти от нас располагались примерно километрах в сорока – сорока пяти, так что поход длился дня четыре. Совершили обмен продуктами. Груши назывались «морщинкой» и были не гладкие, а такими морщинками, но при этом очень сладкими, вкусными. На обратном пути нас повстречали какие-то люди, стали отнимать корову Марии Петровны, говорить, что это их собственность. Нас, детей, было много, человек восемь. Мы все кричали, держались за корову. Мимо ехали еще какие-то люди и помогли нам отбиться. Мы с большим трудом, но благополучно вернулись домой.