Дело без трупа - Лео Брюс

— Вполне, — сказал Ферфакс спокойным и ровным голосом. — Не думаю, что мы встретимся вновь, инспектор.

— В любом случае за вами будут следить, пока я не закончу расследование в Англии.

— Тогда я надеюсь, что вы поторопитесь. Моя жена никогда не видела зимних видов спорта, и я обещал повести её в этом году на горный курорт.

ГЛАВА XXII

Возвращение было менее весёлым. Казалось, мы получили всю информацию, которую Ферфакс мог нам предоставить, но вместо того, чтобы двинуть нас вперёд, она отбросила назад. Это было самым невыносимым в данном деле: чем больше прояснялось, тем дальше казалось решение. Стьют требовал фактов и обещал с их помощью сформулировать решение загадки. Но чем больше он узнавал, тем меньше знал.

— Вы верите рассказу Ферфакса? — спросил я, когда мы оказались на борту парохода, везущего нас домой через Ла-Манш.

— Да. Боюсь, что придётся поверить. Конечно, мы проверим все детали и посмотрим, сможем ли ещё немного проследить его действия как распространителя наркотиков. Но я совершенно уверен, что это мелочь по сравнению с нашей главной проблемой. Не думаю, что он лично заинтересован в убийстве. Не удивлюсь, если он говорит правду, заявляя, что об убийстве впервые узнал из газет.

— Странный тип.

— Да, необычный. Это такая редкость, когда преступник задумывается о будущем. Полагаю, что этим он обязан жене. Но я хотел бы получить улики против него. Он достаточно умён, чтобы понимать всё время, пока продавал кокаин, за счёт кого и чего он разбогател. Несчастные маленькие наркоманы, которые выбрасываются из этой жизни. Независимо от того, правильно это или нет, я убеждён, что продажа наркотиков — это и моральное преступление, и юридическое.

Я торопился вернуться к нашей проблеме и хотел знать, что намерен Стьют делать теперь. Одна из возможностей исчезла. На ком сосредоточиться сейчас?

— Какую линию изберёте вы теперь? — спросил я, пользуясь тем, что ему нравилось размышлять вслух в моём присутствии.

— Полагаю, — сказал он, — возвратиться к девушке. Пока нет даже слабых доказательств, что Роджерс вообще встречался с иностранцем. Кроме того, в отношении Смайт у него имелся прекрасный мотив. А в этой мешанине сам по себе мотив — это уже немало.

— Но я думал, что вы исключили девушку. Вы объяснили мне, почему она не самая удачная кандидатура.

— Знаю, знаю, — раздражённо перебил Стьют, — но что, чёрт возьми, прикажете делать в этом нелепом расследовании. Кстати, где Биф?

— Он сказал, что собирается лечь. Он плохо себя чувствует в море.

Стьют раздражённо продолжал:

— Я уже сыт по горло этим расследованием. А они там, в Ярде, скоро потеряют терпение.

— Но вы можете сказать, что никакого убийства не было, — предложил я.

— Хотелось бы! Но тогда почему этот парень совершил самоубийство? Человек типа Роджерса не глотает цианистый калий просто так. И если не было убийства, было насилие, а я не могу обнаружить даже его. Никакого выхода. У меня есть три возможности. Алиби Ферфакса может быть фальшивым, и тогда я смогу доказать его соучастие. Я смогу выйти из тупика, если жертвой окажется девушка. Или что-то может всплыть в связи с этим иностранцем.

— Вы не думаете, что в истории Бифа о брате Сойера что-то есть?

Стьют пожал плечами.

— Может и есть, — сказал он, — но если мы сейчас примемся отслеживать каждого мужа, который сбегает от невыносимой жены, то нам придётся задействовать всех полицейских в Великобритании. Однако я могу держать эту версию про запас. А теперь, — он обратился ко мне вполне вежливо, но с внутренней силой, которую я заметил в нём и раньше при разговоре с другими, — не будете возражать, если я обдумаю всё это в одиночестве?

Я покорно отправился на поиски Бифа, и нашёл его, оплакивающим свою судьбу в баре и держащим в руке виски с содовой.

— Я действительно плохо себя чувствую, — сказал он. — Надеюсь, больше у меня никогда не будет дела, вынуждающего ехать за границу. Разве вы не чувствуете себя как-то странно?

— Нисколько, — уверил я его. — Сейчас море довольно спокойно.

— Вы говорите, спокойно? Я называю его ужасным.

— Стьют не слишком-то весел, — сказал я, чтобы его подбодрить, — но дело там не в морской болезни. Он переживает по поводу расследования.

— Замечательный человек, — сказал Биф. — Ничего не упускает. Посмотрите, как он замечает все детали. Дотошный, знаете ли. Я и половины не вижу того, чего видит он. Обучение, однако.

— Немного отличается от любителей? — спросил я, довольный, что Биф понимает собственную ограниченность.

— Абсолютно другой. У него совершенно нет никаких дурацких теорий, которые так нравятся многим. Он же берёт факты и отталкивается от них.

— А вы нашли решение, Биф? — осторожно поинтересовался я.

Биф повернулся к бармену.

— Ещё виски, — сказал он.

— Нашли? — повторился я серьёзно, вглядываясь в его тёмно-красное лицо.

— Ну, — сознался он, — у меня есть нечто, что можно назвать началом некоей идеи. Только пока я не могу сказать ничего больше. Кроме того, полагаю, он сейчас тоже думает в этом направлении. Поэтому помалкивайте.

— Я не проболтаюсь. Но, думаю, что мне-то вы могли бы сказать.

— Дело ещё не дошло до того, чтобы о нём говорить, — парировал Биф.

Но нас прервали. Стьют быстро спустился и уже стоял между нами. Его обычно бесстрастное лицо выглядело более оживлённым, чем мне довелось видеть раньше.

— Пойдёмте на палубу, — сказал он, по-видимому нам обоим, но всё-таки скорее мне, чем Бифу, — мне хочется вам кое-что сказать.

Мы последовали за ним на палубу, но едва мы вышли на неё, как Биф извинился и поспешно спустился вновь.

— Похоже, я догадался, — сказал Стьют. — Полной уверенности нет, но можете послушать мои рассуждения.

Я кивнул, и заметил про себя, что за последнее время Стьют стал гораздо более человечным.

— Помните, когда мы рассуждали об этой девушке Смайт, — сказал он, — мы упёрлись, казалось бы, в непреодолимый барьер. У него не было времени убивать её после того, как его с ней заметил Медоус, и до того, как его видели без неё в пабе Сойера. Или если у него было время, то не было места. Мы отбросили мысль, что человеком в белом плаще был кто-то, играющий роль Смайт, и мы посчитали маловероятным, что она стала бы ждать в Брэксхэме, чтобы её убили позже вечером. Именно это, более или менее, было нашими возражениями против того, что жертвой была девушка.

— Так.

— Предположим, Таунсенд, предположим, что он убил её прежде, чем его заметил Медоус…

— Но…

— Да, Медоус видел её, позади, ослеплённый фарой мотоцикла. Но слышал ли он её? Есть ли у него в действительности хоть какая причина утверждать, что она была тогда жива?

— О, Боже! — Возможности, которые открывало это предположение, были действительно ужасны.

— Послушайте, я изложу вам свои доводы, а вы укажете мне на недостатки. Молодой Роджерс был волокитой с самого начала — это-то мы знаем. Он связался со Смайт, написал ей обычные письма с обещаниями и порвал с ней. Два года назад он встретил Ферфакса в местном пабе и начал возить для него кокаин из Буэнос-Айреса. Во время этого последнего отпуска по совпадению ему на голову обрушились два несчастья — нет, это даже не совпадение, проблемы никогда не ходят по одиночке. Полиция Буэнос-Айреса следила за ним в надежде обнаружить, кто были его партнёрами здесь, и, таким образом, раскрыть всю цепочку. В этом нет ничего невероятного: они удивительно скрупулёзны и не считаются с расходами. Ферфакс понимает всё это и говорит молодому Роджерсу, что выходит из игры и советует ему не возвращаться в Буэнос-Айрес. Ферфакс оставляет молодого Роджерса с этим советом и уезжает на поезде 2.50, как он и утверждает, в то время как Роджерс уходит, чтобы увидеться со Смайт в Чопли.

Или он не смог достигнуть с ней соглашения, или что-то там ещё, но он убеждает её поехать в Брэксхэм вместе и взять деньги из дома дяди. Возможно, он уже решил убить её — тогда покупка целого мотка верёвки была преднамеренной. Возможно, сама верёвка навела на мысль. Во всяком случае, он остановил свой мотоцикл на пустоши, и они отправились прогуляться по траве, что мы знаем от викария из Чопли. Убедить Смайт было нетрудно. Возможно, он притворялся, что принимает её условия. После того, как они скрылись с дороги, он наносит ей удар, забирает письма и сжигает прямо на месте, довольно тщательно, так как оставил лишь небольшой фрагмент. Затем он сажает мёртвую девушку на заднее сиденье мотоцикла и связывает ей ноги под юбкой, чтобы она прочно держалась на месте. Кусками верёвки он привязал её запястья к седлу, чтобы удерживать труп на месте, или, возможно, её запястья были привязаны к его поясу. Затем он направляется в Брэксхэм, но ждёт у дороги кого-нибудь, кто сможет при необходимости впоследствии подтвердить, что Смайт сидела на мотоцикле без десяти шесть. Это, должно быть, было самым тревожным временем для него, поскольку он не мог ждать  позже, чем без пяти шесть, потому что поезд, на котором она, как предполагается, уехала в Лондон, отходит ровно в шесть.