Любимая девушка знахаря - Елена Арсеньева

Впрочем, члены семейки вообще не стеснялись в подборе слов даже по отношению друг к другу, в чем Алёна не замедлила убедиться через минуту.

– Слушай, тетя Зина, – сказал Понтий, – по-моему, вы с папаней просто спятили насчет рукописи прадедушки Вассиана.

Ну, если бы Алёне Дмитриевой кто-то сказал, что она спятила, даже за компанию с другим человеком, она бы просто испепелила оскорбителя на месте! Однако у Зиновии оказалось совершенно иное мерило ценностей.

– Прадедушки Вассиана? – возмущенно воскликнула она. – Какой он тебе прадедушка? Он нам вообще никакой не родственник! А Тимке он прадед, да и то – двоюродный, через жену свою, тетку Маруськину.

«Тимка – это Феич, – сообразила Алёна, которая уже начинала разбираться в витиеватых родственных отношениях странного семейства. – Значит, Вассиан – никакой не старообрядец, а дядюшка той самой Марии, которую все кличут просто Маруськой. Какую же ценность может иметь его рукопись, если он не Топорков, не старообрядец, не преподобный, не святой, а просто дядюшка?! Значит, церковными ценностями тут и не пахнет. Неужели все сводится к старинным знахарским рецептам?»

– Что-то я никак не пойму, – насмешливо проговорил тем временем Понтий. – Если ты уверяешь, будто Вассиан – прадед Тимки, значит, Тимка и в самом деле имеет право на его записки? Не мы, которые их прибрали к рукам, а он, если судить по праву наследования?

– Ну, – уклончиво заговорила Зиновия, – мы с Тимкой все же, хочешь не хочешь, по деду Тимофею родня, двоюродная, так что права наши на наследование, можно сказать, равные – и на клад, и на эти бессмысленные бумажонки. Дурак Тимка, что верит, будто в записках Вассиана скрыты какие-то толковые сведения. Он думает, в них написано, где Маруська все зарыла, а там один бред про любовь к той туземке.

– Ну, кое-что про Тимофея и про Маруську там все же есть, – возразил Понтий. – И про остальное – тоже.

– Да, есть, – согласилась Зиновия. – Только сущая ерунда. Но очень правдоподобно наводится тень на плетень. Поэтому рукопись – отличная ловушка для Феича. Как ловушка на зверя. Знаешь такую? Яма прикрыта кольями и дерном, выглядит, как твердая земля, а посредине лежит приманка. Но «крыша» провалится, когда на нее доверчиво наступит медведь. Так же провалится и Феич, когда потянется за дневником.

Что рассказала бы Маруся Павлова, если бы захотела

– Мать честная! – воскликнул парень изумленно. – Кого ты привел, Митюха?

Маруся оглянулась в поисках неведомого Митюхи, но никого, кроме Племяша, рядом не было.

– Маруська это, – немногословно сообщил Племяш.

Тогда девушка сообразила, что, пожалуй, он и есть Митюха. Ну надо же, у него и человеческое имя имеется, оказывается. Да какое хорошее...

– Где взял? – широко улыбнулся парень и подмигнул Марусе ярким синим оком.

У нее как-то странно стеснилось в горле и руки похолодели. Ишь, какие глаза... Неужели такие бывают? Прямо синий пламень, а не глаза! Раньше Марусе казалось, что самые красивые глаза на свете – у Гошки Кудымова, а теперь... а теперь... Синий пламень! Бесов огонь! Так и жжет взглядом! Да... Гошка Кудымов, конечно, интересный, но этот – интересней в двадцать раз. А может, и в сто.

– Шел да нашел, – между тем ответил Митюха. – Девка, вишь ты, пошла в лес да заплуталась, а я вывел.

– Знать, по грибы пошла, по ягоды? – невинно спросил парень, озирая Марусю с ног до головы. И как-то выходило, как-то чувствовалось, что отмечает он не только гимнастерку, штаны и сапоги – одежду, странную для девушки, которая пошла в лес, но и видит все, что под одеждой находится. Не в смысле старенькое платьице, а то, что даже под ним и под бельем... Он словно бы видел Марусю вообще насквозь, до смятенных мыслей ее и самых тайных желаний.

– Ну, вроде того, – ухмыльнулся Митюха. – Она его племянница. – И кивком указал на груду земли.

– Да ну?! – округлил глаза парень.

– Я ж тебе говорил, что тетка Дуня вызвала с города подмогу, племяшку свою.

– Говорил. Да, помню. Но я решил, там недоросток какой-то, я и в мыслях не держал, что будет вон какая справная... и большенькая уже. – Синеглазый снова подмигнул Марусе, однако та не заметила, потому что с ужасом смотрела на груду земли.

Она явно была свеженасыпана, не успела еще заветреть. Это что же, могильный холм?! Там, под грудой, Вассиан Хмуров зарыт, что ли?! Они убили его?! Убили и зарыли? Только что, прямо перед приходом Маруси? А теперь... теперь...

У девушки подкосились ноги. Схватилась за рукав Митюхиного пиджака и вроде бы даже удержалась, но в ту минуту... В ту самую минуту на могильный холм откуда-то упал здоровущий ком земли, а потом из-за насыпи показался какой-то черный человек, грязный, как черт, который смолу в адовых котлах размешивает, обросший бородой и изможденный, словно грешник после мытарств по мукам, и вытаращил на Марусю темные глаза:

– Племянница Дунина? Маруся, ты? Как ты сюда попала, бедняжка? Зачем пришла? Тебя Дунечка послала?

Она молчала, только тупо моргала и пыталась справиться со спершимся дыханием. Вроде бы живой человек... Или все ж мертвец оживший перед ней?!

– Не узнаешь? – слабо улыбнулся этот страшный, глядя на ее ошарашенное лицо. – Ну да ты меня не помнишь. Я твой дядя – Вассиан Хмуров. Муж Евдокии.

Маруся слабо кивнула, постепенно начиная верить, что человек вроде бы вполне живой, а грязный такой оттого, что копает землю. Он, видать, и накидал холм своей лопатой. Что ж он там роет, интересно знать? Ах, да какая ж она дура! Митюха еще там, у озера, сказал, что Вассиан роет золото!

И впрямь роет. Очень удивительно. Разве золото – картошка, чтоб его вот так... раз да раз?

– Здравствуйте, дядя Вассиан, – пробормотала Маруся. – Я записку вашу прочитала... то есть не всю, ее ветром под крыльцо занесло, и слова смыло, там чуточка осталась, про золото, про аз, про то, что вернетесь... Тетя Дуня ее даже не видела еще, а я первая прочитала... нашла и прочитала... а потом решила... решила... и отправилась...

Маруся сбивалась, путалась в словах, то глядя на Вассиана, то косясь на незнакомого парня, который не сводил с нее насмешливого, до мучений пронзительного, ну просто-таки насквозь пронизывающего взгляда.

– Спасать меня отправилась? – спросил Вассиан ломким голосом. Показалось, или впрямь большие, темные, глубоко запавшие глаза его наполнились слезами?

Язык Марусин к нёбу присох. Ну как скажешь, что она решила попытаться золотишком разжиться, а на участь Вассиана Хмурова ей было наплевать? То есть она даже не думала об его участи... Ничего не сказала, просто опустила голову.

Парень синеглазый откровенно хмыкнул:

– Спасательница, гляди на нее... Да врешь небось! Коль ради спасения, ни за что в лес одна не сунулась. Толпой пошли бы. Знаю я, как по лесам пропавших ищут! А ты одинешенька пошла и чем свет, – синеглазый поглядел на солнце, – коли еще до полудня сюда притопала.

– Чем свет, чем свет, – согласился Митюха. – Рыжка тявкнул, еще чуть брезжило, и я в окно глядь – бежит эта... – И он подавился следующим словцом, только подмигнул парню.

Марусе, впрочем, было не до их перемигиваний. Так вот почему Племяш, он же Митюха, пошел по ее следу – Рыжка тявкнул. Значит, рыжая собачонка была его животинкой. Значит, он выглянул в окно на ее лай, увидел Марусю – и подался следом.

Хм, странно. Небось мимо не одна Маруся хаживала, небось собачка не раз на дню лаивала. Но сорвался Митюха вдогон именно за ней. Неужто потому, что она племянница тети Дуни Хмуровой? Племяш догадался, что Маруся не просто так в лес идет, а по дядькиному следу? Но как догадался? Или просто решил на всякий случай последить за ней? А уж когда она в Золотую падь полезла, в догадках своих окончательно уверился и решил ее привести в это тайное место, над которым так и веет варнацким духом... Ох, правда, все они тут варнаки: и сам Митюха, и синеглазый, до онемения сердечного красивый, «интересный» и такой опасный парень! А Вассиан Хмуров? Заодно он с ними или жертва их?

И тут Маруся увидела цепь. Довольно тяжелую и очень прочную цепь, под вид такой, на какую сажают только самых мощных и яростных меделянских кобелей, но даже их силы не хватает с такой цепи сорваться. Цепь тянулась от дверей сруба до кучи земли и непрестанно пошевеливалась на земле, словно предлинная железная змея, а также неровно позванивала.

«Вассиан цепкой прикован! – догадалась Маруся. – Он шевелится – и цепь звенит... Его посадили на цепь, чтобы не сбежал!»

– А ты копай знай! – прикрикнул парень, словно решив ответить на невысказанный Марусин вопрос. – Твое дело копательское да искательское. Но смотри мне, Вассиан Ильич, не вздумай зажилить хоть что-то, хоть горошинку, я ведь, сам знаешь, и во рту поищу, и раком поставлю, а найду все, что заховаешь!

– Да и не думал я ничего ховать, с чего ты взял... – угрюмо опустил голову Вассиан. – Ты, Тимка, знаю, норовишь все добытое к своим рукам прибрать. Меня-то сюда заманил, мол, в равной доле, а теперь...