Любимая девушка знахаря - Елена Арсеньева

Вспомнив эту, очень может быть, совершенно правдивую историю, Алёна засмеялась и с новым вниманием принялась разглядывать сундук. Теперь ей стало понятно, почему он так странно стоял, – он просто прикрывал крышку подпола (видимо, у Феича имелись основания так поступать). Что же за тайна крылась в подполе? Из последних слов письма, впрочем, явствовало, что это был если и не секрет полишинеля, то некое его подобие. Во всяком случае, родственнички Феича тайну сию знали.

Стоп... А что, если человек, которого видела Алёна, пока висела вниз головой на массажном кресле, как раз и был одним из родственников Феича? Тем самым Зиновием, который прислал хозяину сараюхи прочитанное любопытной писательницей «мыло»? Теперь понятно, как он мог проникнуть в дом незамеченным Феичем. И никакой он, значит, не глюк – Алёна его и самом деле видела!

Видела, когда висела на кресле, а он стоял на руках. Ну конечно! Именно потому волосы его как бы стояли дыбом. Теперь понятно, почему он сравнил гостью Феича с Читой, с обезьяной. Потому что она висела! Ну и тип... Чувство юмора у него, конечно, патологическое. То, значит, красавица сексуальная и всякое такое, а то – обезьяна?! Понятно, ему не понравилось, что Алёна его узнала, то-то он торопился от нее избавиться, то-то советовал Феичу спровадить Читу в первую очередь! Что же все это может значить? И что значили его слова о каком-то Тимкином кладе?

Ответить на сей вопрос можно было только одним способом: залезть в сундук.

Алёна в который раз перечла письмо. Можно не сомневаться, что свой подпол Феич знает как свои пять пальцев. И что-то там ищет, причем очень старательно, пользуется для сего каждой свободной минутой (теперь ясно, что именно туда он нырнул, едва гости ушли от него днем, то-то Алёна его не обнаружила, вернувшись почти тотчас!), но уже почти отчаялся найти. Но все же там есть нечто, о чем он не знает. Очевидно, место, через которое в подвал проник Зиновий. Возможно, именно его Зиновий и покажет Феичу, когда тот, спровадив «чокнутых гостей», и в первую очередь Читу, спустится в девять вечера в подвал.

Так... Алёна посмотрела на часы. Время у нее еще есть. До девяти часов его вообще вагон, а до возвращения Феича и Лешего минимум полчаса. Ничего страшного не произойдет, если она быстренько влезет в подвал, бегло оглядится и немедленно вернется. Ни-че-го!

Успокоенная радикальным набором наречий, означающих ускоренный бег событий, Алёна закрыла Outlook, оставив открытым только документ с «генеалогическим древом», и, посмеиваясь над собой, взяла со стола «беретту». Видимо, наша героиня была не слишком обычной женщиной, потому что прикосновение к оружию ее не пугало, а ободряло, вселяло уверенность в себе. Наверное, это мужская черта... ну что ж, значит, в ее характере имелась мужская черта, которая только подтверждала Алёнину причудливую женственность – как исключение, которое всегда подтверждает правило.

«Беретта» была засунута за ремень джинсов. Она врезалась в живот, и Алёна в очередной раз подумала, что надо похудеть, чтобы «береттам», в случае чего, не во что было врезаться. Потом она вновь осветила подпол и увидела сбоку лесенку, весьма удобную для того, чтобы спуститься, а потом подняться. Крышка сундука, к сожалению, ничем не закреплялась, сразу прикрывалась, но фонарик светил очень хорошо. Клаустрофобией Алёна не страдала, да и не собиралась гостить в обиталище подполянников слишком долго.

Она хотела надеть шубку – снизу отчетливо нес– ло холодом, но тотчас передумала: в шубе станешь неповоротливой, да и пачкать ее о стены жалко. Алёна сняла со стула овчинную жилетку Феича – нагольную, мехом внутрь, истертую и поношенную, может быть, тоже принадлежавшую к числу фамильных Феичевых ценностей, так же, как сундук, и фундамент дома, и сам подпол, – надела ее и перелезла через борт сундука.

Что рассказала бы Маруся Павлова, если бы захотела

– Накупалась? – спросил Племяш дружелюбно.

Маруся стремительно присела на корточки, съежилась, чтобы грудь ушла под воду, но голые плечи оставались над поверхностью, и она обхватила их руками накрест.

– Уйди! Уйди! – крикнула испуганно. И еще больше испугалась, услышав свой хриплый, сдавленный голос.

– А то что? – лукаво прищурился Племяш. – Ну что будет, коли не уйду?

– Так и останусь сидеть в воде! – пригрозила Маруся.

Парень закатился хохотом.

– Поплавай лучше. Люблю смотреть, как девки плавают. Дуры толстомясые – ногами колотят, руками плещут, головы забросят, глаза выпучат, пыхтят... Со смеху помереть можно!

Маруся сжалась в комок, силясь подавить дрожь. Какая холодная, какая студеная, какая ледяная вода! До самого нутра пробирает, и кровь, чудится, сворачивается в жилах! Конечно, если бы поплавать, можно немножко разогнать ее, но слышать мерзкий хохот Племяша... Вот кабы он в самом деле со смеху помер, на нее глядя, дело другое. Так ведь не помрет, гад!

– Не жди... – простучала она зубами. – Тут тебе не цирк...

– Давай не дури, вылазь! – прикрикнул Племяш. – До смерти замерзнешь ведь, потом никакое золото тебе нужно не будет.

Маруся даже забыла, что нужно прикрываться руками, уронила их в воду:

– Какое золото?!

– За которым ты сюда приперлась, – спокойно объяснил парень.

– А что, и правда... оно есть тут?! Это не байки?!

– Есть, как не быть, – кивнул Племяш. – Выходи, я провожу тебя туда, где твой дядька его роет.

– Дядька? Вассиан? – сообразила Маруся.

– Да кто еще? Чай, другого нет у тебя. Выходи, говорю, загубишь себя!

Девушка уже и сама понимала, что нужно выходить.

– Отвернись! – крикнула жалким голосом. – Не смотри на меня!

– Ладно, – согласился Племяш. – Не смотрю, вишь?

Он и отвернулся, и даже глаза руками прикрыл. Маруся ринулась к берегу, поднимая тучи брызг, не чуя замерзших ног, ощущая, как горит все тело, выстукивая зубами дробь. Обтерлась изнанкой гимнастерки, натянула бельишко, кое-как протолкнула свое еще влажное тело в платье – и только тут обнаружила, что Племяш повернулся и, не скрываясь, разглядывает ее. Давно повернулся? Что видел?

– Хороша ты! – сказал парень с одобрением. – Тощевата малость, но все равно хороша. Да ладно, не зажимайся, я просто так говорю, для разговору.

Маруся настороженно надевала сапоги, штаны и гимнастерку, прикидывая, что делать дальше. Можно, конечно, попробовать кинуться прочь и удрать от Племяша – но вот вопрос: куда кидаться-то? Вдоль берега бежать – догонит в два счета, в гору – еще скорей догонит...

Словно почуяв ее мысли, тот покачал головой:

– Не рвись, девка. Догоню всяко! Какая бы ты ни была быстроногая, жакан[14] быстрей.

С этими словами он сдвинул лежащий на галечнике поношенный, небрежно заплатанный пиджак, и Маруся увидела под ним обрез.

У Маруси платок из рук выпал от страха:

– Зачем же ты меня заставлял из воды выйти, не мог разве там и пристрелить?

– Да не хочу я тебя стрелять, – дернул плечом Племяш. – Полно пустое болтать, пошли давай.

– Куда?

– На кудыкину гору, – буркнул парень. – К дядьке тебя отведу, ему подмога нужна.

– Помощь? Он что, болен?

– Здоров. Разве только больному нужна помощь? Он золото роет, вот ты ему и подсобишь. Ну, топай!

Племяш надел пиджак, сунул обрез в подшитую изнутри особую лямку – и не углядишь, что под полой оружие спрятано! – затем кивком указал Марусе на лес, подступивший к озеру:

– Топай вон туда.

Она шагнула, не чуя ног. Вассиан ищет золото! Племяш знает где! И отведет ее туда! В это невозможно было поверить.

Лес подступил сразу – навалился мрачной, темной силой. Блужданья там, наверху, над падью, которые так утомили Марусю, теперь казались сущей чепуховиной. Шли через такой бурелом, что ноги можно было переломать ежеминутно, и для Маруси оставалось превеликой загадкой, как Племяш умудрялся отыскивать путь в нагромождении сухостоя и поваленных стволов, покрытых мшистой плесенью и оплетенных травой.

В голове девушки царила такая же несуразная мешанина. Мысли о побеге не оставляли. Казалось, так легко отстать и затеряться в чащобе, потом повернуть назад – и... Ну в самом деле, неужели Племяш будет в нее стрелять? Да у него и обрез-то, очень может быть, не заряжен. Просто пугает он, просто пугает!

Честное слово, Маруся непременно попытала бы судьбу, когда бы знала, куда это «повернуть назад». О том, как добраться до деревни, она ведать не ведала, а бежать, чтобы в дремучем лесу заблудиться, – да кому ж оно нужно?! А вдруг тут и зверье дикое водится? Не просто же так, не на человека же взял с собой обрез Племяш!

Но главное, что останавливало Марусю в ее мыслях о побеге, было воспоминание о словах парня: «Дядька золото роет, вот ты ему и подсобишь». Все понятно: дядя Вассиан нашел варнацкий клад, захованный в земле, и пытается его выкопать. Но при чем здесь Племяш? Или он был тем самым человеком, которому Вассиан поверил, который и сманил его в лес? Что-то непохоже... Племяш – гора грубой силы, по роже видно, что думать не шибко привык, а Вассиан-то Хмуров...