Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

ком он чувствовал хотя бы искорку таланта, — отчего с восторгом откликнулся на первые книги В. Шаламова (Литературная газета, 5 октября 1961 года) и А. Решетова (Юность. 1965. № 8), среди рекомендованных им в Союз писателей есть даже В. Кожинов, а среди его — неверных, впрочем, — учеников значатся Ст. Куняев и Т. Глушкова.

Недаром же так горевали литераторы, когда пришло известие, что после смерти любимой жены С. впал в глубокую депрессию, из которой до конца дней так и не вышел. Стихи, помимо огромного цикла о его Тане, датируемого началом 1977 года, больше уже не писались, но, благодаря неустанным разысканиям Ю. Болдырева в огромном, как оказалось, архиве С., публикации по-прежнему шли в печать — при жизни поэта пристрелочно, преодолевая сопротивление цензуры, а после смерти уже и океанской волной.

Так они и покоятся теперь на Пятницком кладбище вместе — поэт, его жена и муза Татьяна Дашковская и его душеприказчик Юрий Болдырев.

Соч.: Собр. соч.: В 3 т. М.: Худож. лит., 1991; О других и о себе. М.: Вагриус, 2005; То же. М.: ПРОЗАиК, 2019; Без поправок… М.: Время, 2006; Лошади в океане. М.: Эксмо, 2011; Покуда над стихами плачут… М.: Текст, 2013; Стихи. СПб.: Пушкинский фонд, 2018; Снова нас читает Россия… М.: Эксмо, 2019.

Лит.: Ройтман Г. Борис Слуцкий: Очерк жизни и творчества. Tenafly: Hermitage Publishers, 2003; Борис Слуцкий: воспоминания современников. СПб.: Журнал «Нева», 2005; Горелик П., Елисеев Н. По теченью и против течения… (Борис Слуцкий: жизнь и творчество). М.: Новое лит. обозрение, 2009; Оклянский Ю. Праведник среди камней: док. проза // Дружба народов. 2015. № 5. С. 27–96; Чухонцев О. В сторону Слуцкого. // Знамя. 2012. № 1; Фаликов И. Борис Слуцкий: майор и муза. М.: Молодая гвардия, 2009 (Жизнь замечательных людей); Гринберг М. «Я читаюсь не слева направо, по-еврейски: справа налево»: Поэтика Бориса Слуцкого. СПб.: БиблиоРоссика, 2020.

Смеляков Ярослав Васильевич (1913–1972)

В канун 1931 года был объявлен призыв ударников в литературу, а уже в 1932-м у 19-летнего С. вышла первая книга стихов.

«Ударником» этого свежеиспеченного выпускника полиграфической фабрично-заводской школы называли, конечно, с большой натяжкой. Однако и в сборнике «Работа и любовь», и в четырех новых книгах, подряд последовавших тотчас за дебютом, завораживали такой комсомольский напор и такое жизнелюбие, что, — по словам М. Алигер, — С. мгновенно стал «наиболее заметной фигурой среди молодых поэтов. Он сразу привлек к себе внимание»[2672].

Причем не одними стихами, а еще и образом поведения — удивительно раскованным и, — выразимся по-нынешнему, — безбашенным. Например, — как с чужих слов рассказывает Е. Евтушенко, — С. то ли «публично справил малую нужду на портрет Сталина, который собирались подтянуть на веревках на фронтон здания»[2673], то ли, — как тоже с чужих слов сообщает Е. Винокуров, — «кием в бильярдной проткнул портрет Вождя»[2674]. Или налево-направо давал почитать невесть как попавшую к нему книгу А. Гитлера «Моя борьба», которую ЦК ВКП(б) издал крайне ограниченным тиражом и отнюдь не для распространения[2675]. Или грозился в знак протеста против писательских начальников публично покончить с собою[2676].

Нарывался, одним словом. И нарвался — 14 июня 1934 года, то есть за два месяца до открытия I съезда советских писателей, М. Горький ударил по С. и другим поэтам-хулиганам статьей «Литературные забавы», одновременно появившейся и в «Правде», и в «Известиях», и в «Литературной газете», и в «Литературном Ленинграде».

Политическим «врагом», как П. Васильев, С. в этой статье назван не был. Указано, однако, что от него «редко не пахнет водкой», а в тоне «начинают доминировать нотки анархо-индивидуалистической самовлюбленности, и поведение Смелякова все менее и менее становится комсомольским». В общем, еще не приговор, а только его обещание, так что С., отделавшегося взысканием по комсомольской линии, в Союз писателей все-таки приняли и лишь 22 декабря арестовали, а 4 марта 1935-го вместе с подельниками — поэтами Л. Лавровым и И. Белым — осудили на три года ИТЛ.

И это С. еще, можно сказать, пофартило, так как взятых позже его друзей П. Васильева и Б. Корнилова просто расстреляли. С. же отсидел свое в Ухтпечлаге и, осенью 1937-го выйдя на свободу, был в 1939 году даже восстановлен в Союзе писателей. Все можно было начинать с начала, но тут война, и С. удивительно не повезло: совсем недолго прослужив рядовым в Карелии[2677], он угодил в финский плен, где, по его собственному признанию на допросах, писал частушки для лагерной самодеятельности и (по содержанию, впрочем, невинные) заметки в газету для военнопленных «Северное слово».

Этого, понятно, было вполне достаточно, чтобы по освобождении из финского лагеря отбыть два года уже в советском проверочно-фильтрационном лагере под Сталиногорском (ныне Новомосковск). Условия, впрочем, там были для него относительно терпимыми: С. работал банщиком, затем учетчиком на шахте, стал позже даже ответственным секретарем в газете «Сталиногорская правда». И писалось ему неплохо[2678], и препятствий его стихам не чинили, так что в 1948 году вышел сборник «Кремлевские ели», встреченный статьями с говорящими названиями «Второе рождение» да «Заблуждения талантливого поэта», а в 1949-м появилась поэма «Лампа шахтера» о сталиногорском стахановце.

Жизнь, словом, продолжилась — вплоть до 20 августа 1951 года, когда С. снова взяли — то ли по доносу собратьев-поэтов, то ли просто как «повторника» и укатали на этот раз по полной — на 25 лет в Инту солнечной Коми АССР.

Прошений он, даже после смерти Сталина, не подавал, был в 1955-м амнистирован в общем порядке, а полностью реабилитирован и вовсе только 26 февраля 1969 года, став уже орденоносцем (1963, 1967), лауреатом Государственной премии СССР (1967), премии Ленинского комсомола (1968), всерьез претендующим на роль первого в кругу советских поэтов.

И надо сказать, что, судя по воспоминаниям современников, вопрос о своем месте в поэтической иерархии занимал С. до чрезвычайности.

Как-то, — рассказывает, например, Б. Бялик, — он ошарашил меня вопросом: — Ты согласен, что я сейчас — первый поэт России? — Я замялся, но моя жена Люся сказала: — Яра, а как же — Александр Твардовский, которого ты так уважаешь? — Ну, хорошо, пусть я второй поэт России… С этим ты согласна? — А как же Михаил Аркадьевич, которого ты так любишь? Он сказал, почти плача: — Ну хотя бы третьего поэта России ты мне дашь или тоже не хочешь?[2679]

Особой должностной карьеры С. сделать, впрочем, не дали, и выше, чем заведующий отделом поэзии в журнале «Дружба народов» или председатель поэтической секции в Московской писательской организации, он не поднимался. Сказывались все-таки, надо полагать, судимости и то, что и в зрелые свои годы