Холмы России - Виктор Ревунов

- Наоборот. Для меня неприятное может быть. А для него это уже и не надо. Вроде бы отошло от него... И не хочу говорить. Не хочу!- вдруг загорячилась Феня.- Хоть вечерок покоя. Покоя, чуть покоя, Киря. Я начинаю понимать, что такое счастье: это покой вокруг души. Печь сберегает огонь. А покой - жар души и свет, ее солнце, без него жизнь - кострище остывшее, ненастье. У нас нег покоя. Мы тратим свое солнце, потому что боимся людей. Разметем его страхом, солнце-то наше в душе неприкрытое.

Кирьян схватил ее за руки.

- Так выйдем сейчас вместе. Пошли!.. Пошли!

- Не горячись. Обожди. Эю пока лучше: не беда ведь.

- И не будет беды!

- Так слушан, что я знаю про Мчтю.^. Молчала, потому что не хотела мутить тебя всей этой грязью. Да и не решила. Сама хотела решить... Когда уходил Федор Григорьевич в тот последний свой день, зпмой, сказал он мне: "Как /Келавина убитым найдут, спасение Мнти под березой смотри..." Испугалась я. Спрашиваю его: "Что говорите вы, Федор Григорьевич? Какая береза?"- "Узнаешь скоро".

И ушел. Не знала я, что больше не придет он, замерзнет.

Зима была. А весной я пошла поглядеть к этой березе.

Трава уже зазеленелась. А в одном месте земля голая, в шаге от ствола проваленная, как что схороненное там...

Жутко стало. Побежала я. Думала сразу и сказать все Мите. Но так и не сказала. Боялась чего-то. Да и мне он, Федор Григорьевич, слова-то свои сказал, а не ему. Значит, не хотел, чтоб он знал.

А когда Желавина нашли. Стройкой ко мне приезжал.

Про Митю и Федора Григорьевича спрашивал. Я и тут не сказала, что Федор Григорьевич мне завещал. Обождать решила.

- Дальше что?- шепотом спросил Кнрьян.

- Обождать решила.

- Твое дело сказать, раз просил.

- Боюсь я.

- Чего?

- Затаскают меня, Киря.

- Пустое ты говоришь. Сейчас же надо сказать Стройкову.

- Постой, Киря.

Но он уже не слушал ее.

Она выбежала за ним на крыльцо.

- Не ходи пока. Постой. Не надо.

- Почему? Чего ты боишься? Это надо сейчас же сказать. Чем дальше, тем хуже для тебя, если узнают.

- Боюсь я.

- Чего, говори?

- А что там? Если глянуть, что там?

- Нельзя.

- Ненавижу его! За одно слово его - "убью" - ненавижу. Ненавижу, а не решилась. Вырыть бы да в омут!

Потом пожалею, что не решилась. Да так мне и надо. Так и надо. Нет покоя, и не будет теперь до конца. Иди. А я свое решу.

- Что ты, Феня!

- Знать, надо не сгореть тому месту... Иди! Иди,- сказала она со слезами, в которых и отчаяние было и какая-то угроза сверкнула.

* * *

Строчков в этот вечер задержался на хуторе.

По пути домой заехал к Стремновым. Квасу попил. Хозяева поужинать уговорили. Не отказался.

Пока поужинали, стемнело, хоть и не поздний был час.

На небе стали собираться тучи, а от леса, с вершин сосен, заугрюмило тяжелым шумом.

- Переночевали бы у нас. А то куда по такой глухоте поедете?- сказал Никанор.

- Да и правда, Алексеи Иванович, переночевали бы,- поддержала мужа Гордеевна.

- С удовольствием. Люблю ваш дом. Но жена тревожиться будет. Не предупредил. Поеду.

Никанор подвел коня к крыльцу, где Стройков прощался с Гордеевной и Катей.

- Ты когда на свадьбу позовешь?- сказал Стройков Кате, будто и с упреком, что не звала его.

- Пусть еще погуляет,- ответила за дочь Гордеевна.

- На все свой звонок, Гордеевна. А это звонок особый. Прозвенит - и прощай.

Стройков вскочил на коня, который как-то боком, криво пошел к дороге.

- Счастливо доехать!

- До свидания!- крикнул Стройков и хотел было пустить коня, но в проулке показался Кирьян.

- На минутку вас, Алексей Иванович. Дело очень важное,- сказал он.

Стройков пригнулся с коня и выслушал Кирьяна.

- А мне не сказала!- раздувая ноздри, с яростью проговорил Стройков.

- Боялась она.

- Разговоры потом... Никанор Матвеевич, собирайтесь, и ты, Кирьян. Да Никиту Мазлюгина позовите. Пусть сюда живо! Да с тележкой пусть,-распорядился Стройкой.

Катя побежала за Никитой.

Кирьян отсел Стройкова в сторону.

- Не прошу и не грожу, а отвяжите аы Фсио ог этой истории. Она могла бы ничего не сказать. Но сказала, как просили ее. Это исполнила-и чиста. Надо пооеречь чистоту, а нс грязнить ее.

- Ты что это так за нее беспокоишься?

- За человека беспокоюсь. Что же ей всю жязпь маягься?

- Ты кому-нибудь говорил, что знала оиа.-

- Нет.

- Вот и не поднимай панику. Неизвестно, ч-ю.

Перед проулком на дороге остановилась тележка, спрыгнул Никита. Зашел па другую сторону. Подправлял упряжь и глядел в проулок.

- Лопату не забудь и фонарь . Л ружье не обязательно,- слышался голос Стройкова.

- Ружье в лесу, да еще в темном, не помешает,- ответил Никанор.

На дорогу выехал Стройков.

- Что так долго?-спросил он Никиту.

- Да ведь конь-то не в своем дворе, Алексей Иванович!- Оглядевшись, шепотом спросил:- Или на охоту собрались?

- На охоту.

- Хорошо, я и ружье прихватил.

Никита достал из-под сепа ружье и положил его на более видное место.

Никанор и Кирьян сели в тележку. Никита устроился впереди и, когда Стройков тронулся, хлестнул коня.

Девчата и парни, гулявшие за хутором на дороге, разбежались от крика Стройкова:

- Сторонись!.. Сторонись!

Он проскакал, а за ним прогрохотала тележка.

Что-то случилось?

Тележка тряслась и подпрыгивала.

- Потише, а то все внутренности оборке:-,- сказал Никите Никанор, крепко державшийся за гребенку тележки.

- Ничего. Смягчай на собственных пружинах.

- Хорошо у кого они есть, свои пружины, а то один мослы остались!

- На мослах еще лучше, Никапор Матвеевич: крепче сидеть будешь, пе сползешь... Куда 7:е едем?- спросил Никита.

- Кто ее знает? По делу куда-то.

Помолчав, Никита сказал:

- Сколько переполохов всяких на свете, и все от человека.

- Какой же примерно от нас с тобой переполох?

- Мы с тобой травка мелкая. Подняли - и едем. Спали бы сейчас.

Стройкоз поехал тише, остановился. Остановилась и тележка.

Впереди - береза. Бледнелась какая-то тень. Закачалась и метнулась куда-то. Но вот снова прокралась из темноты и притаилась.

Так в видениях ночных метались тени ветией на отсвечивающейся от звезд березе.

- Слезай!-дал команду Стройков.

Зажгли фонарь.

Трава, как кровь в темноте, чернела под березой.

Стройков сказал, что все вокруг березы раскопать надо: что-то должно быть тут.

- Или клад какой?- спросил Никита.

- Может, н клад, не знаю.

- А вдруг как Митя деньги тут свои припрятал?

- Какие еще деньги?- со злостью проговорил Стройков.

- Разговоры идут всякие, будто он деньги вовсе и не пропрш, а схоронил их для будущей жизни,- пояснил Никита.- Вот бы заранее знать, что здесь. Хитры и умны все, а на простенькое ни у кого догадки нет.

- Взял бы?- спросил Стройков с презрением в голосе.

- Разве не соблазн, Алексей Иванович?

- Этот соблазн знаешь как называется?

- Так ведь я же предполагаю, мечта вроде бы, и то не моя, а от слухов разных играет. А насчет соблазна - это уж всякий дрогнет перед деньгами-то. Всякий! А другого осудит - совесть свою показать. А попадись чужая рублевка под каблук-на следу не оставит. Тем более тысяча - с землей ее выскребет, с грязью.

- Помолчи!- остановил Никиту Стройков.

- Молчу, но дух замирает, ей-богу, Алексей Иванович.

Никанор с осторожностью стал вскапывать землю от ствола. А Никита разламывал пласты и растирал их в руках до корешков и мелких комочков.

- Вот жадность!- удивился Стройков.

- А как он все деньги в драгоценный камень - в бриллиантик обратил? Бумага-то преет. А камень сто лет пролежит, и все цена ему. Стараюсь, как бы между пальцев не капнул.

Лопата со скрежетом ткнулась во что-то.

Кирьян ближе к земле поднес фонарь. Стройков оттолкнул Никиту, который руками полез под лопату.

Никанор осторожно подрезал дернину и слегка отвернул ее.

Стройков ощупал в глубине теплую парную землю - стронул что-то тяжелое... Выдрал заплетенный корнями топор... Колун!.. Быстро пучком травы смел землю и ржавчину.

На лопасти топора клеймо, три буквы: "Ж. Ф. Г."- Жигарев Федор Григорьевич.

Так вот какая тут тайна хранилась!

Стройков тяжело поднялся, даже как-то качнулся, держа на ладонях перед собой колун.

- Значит, тут, сволочь, зарыл и сам сдох,- выругался Стройков.- Вырыто при свидетелях. Все видели? Все видели? Подпишетесь потом. Вот и все... Вот и все,- повторил он уже для себя, что дело окончено: убийца Федор Григорьевич Жигарев. В ожидании кары не выдержал и покончил с собой - так теперь можно было объяснить гибель его, смертную его обнимку с березой, которой и избавился от всех мук своих и от позора суда, оставил тут и улику на себя в предвидении этой спасительной для сына ночи.