СИНИЕ ЛЕБЕДИ - Светлана Гресь

не состоялось. Каждое утро, пока Нора еще крепко спала, кто-то убирался в их комнате. На столе стояли всевозможные блюда и напитки, в вазе – свежий букет цветов. Особенно выделялся золотой кубок, богато украшенный самоцветными камнями. В нем был настой, который гостья всегда пила на ночь. Густой, ароматный и чрезвычайно вкусный, он наполнял женский организм жизненной энергией.

Нора уже могла потихоньку вставать, ходить по замку в сопровождении Кирея и осматривать вереницу богато убранных комнат, любезно предоставленных гостеприимным хозяином на обозрение, только одна тщательно заперта, откуда вечерами доносилась тихая и чудная мелодия. Она невольно заслушивалась музыкой, глотая тихие соленые слезы. Дивная музыка грустила о несбыточных мечтах, потерянной синей птице счастья.

Все вокруг напоминало о необыкновенной слабости владельца к роскоши, тяга к прекрасному сотворила это великолепие; восхитительные покои, отделанные изысканной резьбой по дереву, стены драпированные обоями из парчовой ткани, мебель изготовлена из дорогих пород красного дерева и оббитая шелком в тон комнат. Куполообразный потолок в гостиной, выполненный из множества слоев древесины, каждый из которых в свою очередь покрыт золотом. Малахитовая шикарная лестница, ведущая на второй этаж и не имеющая опор, а над ней -фамильная галерея. Взгляд задержался, да это же она на одном из портретов, а рядом очень красивая девушка, сложив руки на коленях, грустно смотрит на непрошенных гостей, и на пальце красавицы до боли знакомое кольцо, где-то она его уже видела.

Время шло. Дни повторялись однообразные и одинокие. Хозяин не спешил знакомиться с гостями, а, может, и не нужны они ему вовсе. Нора уже полностью поправилась. Кирей часто сидел у входной двери, печально положив морду на могучие лапы, его тянуло домой, он беспокоился за судьбу Даны. Нора понимала, что девушка одна, совсем не приспособленная к жизни среди людей, да и охотники могли вернуться и тогда представить страшно, что может случиться.

Засиделись они в гостях, пора и честь знать. Сколько пыталась говорить в закрытую дверь, оттуда веяло холодным молчанием. Если так, то завтра решили уйти домой по той дороге, по которой поднялись сюда, вниз легче идти, да и здоровье не то, что прежде, чувствует себя намного лучше.

Кубок с живительной влагой стоял на своем обычном месте. Нора, задумавшись, поднесла напиток к губам, неожиданно пес подпрыгнул, и бокал упал, разлившись бордовым ароматным пятном. Огорченная, прибралась, и пошла спать, но уснуть так же быстро и крепко, как раньше не смогла. Долго крутилась в постели, пытаясь вздремнуть, но тщетно.

Послышался тихий осторожный скрип открывшейся двери. Удивленная, взглянула на Кирея, тот лежал, как ни в чем не бывало. Закрыла глаза, притворившись спящей. Некто осторожно подошел, присел на краешек кровати, положил на женскую руку свою, когтистую и мохнатую. Нора сквозь прикрытые веки увидела лысого, дряхлого уродца. Женщина схватила его ладонь, больше похожую на лапу дикого зверя. От неожиданности он с силой выдернул руку и бросился в свою таинственную комнату. Нора – следом. Дверь закрыться не успела, и она увидела горбуна, стоящего на подоконнике и грозившего спрыгнуть вниз.

– Не подходи, – глухо простонал. – Я никогда не позволю тебе видеть себя таким.

– Успокойся, – Нора услышала такой родной голос, и сердце замерло от счастья.

– Тебя такого, я часто по ночам в своих снах видела. Знала, что страшен видом, что непригляден, поэтому и не пугает меня твой вид. Давно догадалась, какая болезнь гложет тело твое, не могла разобраться только, где искать. Слава богу, определила, что только ты можешь жить в этом странном замке. Женское чутье не подвело, сердце правильно привело. Пойми, полюбила, поверь, люблю не меньше, не за красу показную, не за плечи широкие, а за душу щедрую, голос нежный, взгляд ласковый.

Если бы я знала, как в тебя влюбилась! если бы я знала, как горька и как невыносима разлука! что сердце вырвано тобой! я бы тогда не ушла! я бы у судьбинушки счастье наше вымолила.

И уже совсем решительно:

– Слезай с окна, хватит голову морочить.

– Не смогу! Не позволю себе так жить дальше. Не хочу вести жалкое и неприглядное существование затворника, даже если и ты будешь рядом. Не буду делить с тобой судьбу прокаженного. Не отговаривай! Не знать тебе лучше, как тяжела и нестерпима эта жизнь. Прощай!

– Стой! – крикнула в ужасе, поняв, что сейчас, в самом деле, потеряет его снова, но уже навсегда. – Погоди, выслушай, а потом поступай, как знаешь. Я понимаю, тебе нелегко…

Посмотри вниз, сколько воды река принесла в морскую пучину за это время, сколько раз черемуха отцвела с той поры, когда коварная сводница ночь-колдунья бросила меня в объятия твои, бессовестно подглядывая потом за нашим первым и единственным свиданием.

Все жива память, все щемит душа. Имя твое молитвой шепчу все эти годы. Не упрекать тебя буду, в ту ночь сама пришла, честью девичьей поступившись. Грешна, поэтому несу крест свой безропотно через года, через лета, дни и ночи. Кара божья черной тучей свет закрыла, в тупик завела и не видно дальше пути-дороженьки.

Не сама и не по своей охоте пришла. Сын наш здесь, ему помощь нужна. Взгляни, чем провинился он перед Богом, судьбой и людьми! Ты хоть иногда мог быть человеком, а Кирей пес, который до конца своей жизни будет им, и по сроку живет меньше. Это твой сын, которому кроме тебя некому помочь. Не верю, что, если человек мог хоть иногда становиться собой, не сможет найти причину этого злого превращения и предотвратить его.

Эльдар медленно повернулся. На него смотрел огромный черный пес своими грустными большими глазами. Растерянно уселся на подоконнике, глядя то на Нору, то на пса. Кирей подошел, и положил морду на колени старца.

– Сын мой?! Я не мог даже подумать о том, что у меня может быть сын. О, горе! И тебе, самому дорогому и самому близкому, я причинил столько боли и страданий. Своим необдуманным поступком обрек на вечную жизнь в этой шкуре. Разве мог знать, что еще кто-то может страдать так, как я и даже сильнее? Как мог я не почувствовать в тебе родную кровинку, увидев на пороге своего дома? Нашего дома, – поправился, – отныне это наш отчий дом.

Сидел на полу, гладя собаку, что прильнула к нему, тихонько поскуливая в ответ. Нора присела рядом, тихо привычно глотая слезы, глядя на своих самых близких и родных, кроме них у нее никого дороже нет.

Долго не спали в ту ночь, и все говорили и говорили. В комнате было темно. Угадывались только