Неприкаянная душа - Лариса Малмыгина

— Вы — фантазерка, сударыня, — неожиданно развеселился убийца. — Вероятно, умственная болезнь затронула ваши бедные мозги. Но мне не нужен мозг невменяемой, а тело от меня никуда не денется.

— Тело? — опешила я.

— Я дам вам яду, — продолжал веселиться мерзавец, — а трупик забальзамирую в волшебной жидкости, которая сохранит его надолго. Очень надолго!

— Зачем вам мой труп? — ахнула я.

— Хочу упиваться им, гладить его, входить в него своим мужским естеством, — медленно подходя ко мне, облизал сухие губы извращенец.

— Маньяк, изверг, подлец! — отступая от чудовища, закричала я.

— Раздевайтесь, — щерясь в плотоядной улыбке, перебил он мой негодующий монолог, — иначе я оболью кислотой ваше ангельское личико.

И тогда до меня дошло, что суровая дама в белой одежде и косой в костлявой руке стоит совсем рядом, терпеливо ожидая очередной жертвы.

— Раздевайтесь! — схватив со стола бутылку с бесцветной жидкостью, заорал Экзили.

Словно зомби, я начала стаскивать с себя платье, нижнюю юбку, корсет. А когда осталась без ничего, колдун подошел ко мне и торжествующе погладил плечи, груди, живот, затем его рука скользнула вниз.

— Прекрати! — закричал кто-то рядом. — Убери от нее руки, мразь!

Потрясенная и уничтоженная, я обернулась. Недалеко от распахнутой двери стояла маркиза де Бренвилье.

— Ты потерял разум, старая каналья! — ломая руки, кричала Мария. — Люди знают, что она пошла к тебе, ее обязательно будут искать!

— Она приехала сюда одна в темное время суток, такая сладенькая дивная овечка, а ночью на улицах Парижа неспокойно, — весело возразил ей убийца.

— Но ты и так под подозрением! — осуждающе покачала головой красавица.

— Что сделано — то сделано, — помял мои бедра мерзкий садист, — девочку нельзя отпускать домой: она слишком много знает.

— Красивый трупик, — хмыкнула Бренвилье, неприязненно ощупывая колючими глазами костюм праматери Евы на моем синем от холода теле, — слишком красивый. Куда уж до нее Атенаисе!

Экзили лихорадочно сглотнул слюну, облизал сухие губы, потер обагренные кровью руки, а затем схватил меня за горло и потащил туда, где стоял мрак. Я задыхалась, но мое прерывистое дыхание доставляло ему неслыханное наслаждение. Бросив меня на пол, колдун зажег свечи в небольшой комнате, похожей на покойницкую.

— Погляди, лапонька, на любовников великого маньяка, — заржало чудовище, давясь выступающей слюной. — Меньше, чем через сутки, ты, моя изумительная находка, станешь наикрасивейшим экземпляром единственной во Вселенной коллекции.

Я осмотрелась. На столах, вделанных в стены полках, на полу стояли препарированные любимчиком короля стеклянные сосуды с различными членами человеческого тела в специальной жидкости, вероятно, в формалине. В углу, распахнув невидящие глаза, лежал труп молодой хорошенькой девушки; скальпель убийцы только-что обнажил ее важнейшие органы.

— Не правда ли, у меня гораздо больше познаний в медицине, чем у других учеников Гиппократа? — безумно захихикал колдун. — А теперь ты должна привыкнуть к приятной компании; утром же я побалуюсь с тобой, моя королева.

Экзили ушел, тщательно закрыв тяжелую дверь на длинный, щербатый ключ. Я осталась наедине с покойницей да сосудами, наполненными чудовищным содержимым. Было холодно и страшно. На одной из скамеек, свободной от жуткой поклажи, нашлась серая, измазанная чем-то коричневым, холщовая простыня. Превозмогая отвращение, я закуталась в нее, освободившись от чувства стыда перед собою и оголенным телом девушки. Я боялась ее, но больший ужас внушал живой, тот, который приносил смерть.

Жалкая, завернутая в рванье, никому не нужная пленница семнадцатого века, кажется, отбывает свои последние часы на грешной земле.

ГЛАВА 21

ДЕГРЭ

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я услышала человеческую речь. Кто-то что-то настойчиво требовал у злодея. Прислушавшись к крикам, доносившимся из-за закрытой двери, я поняла, что пришли за мной. Но кто мог пожалеть бедную Алису, попавшую в страну чудес, больше похожих на ночные кошмары? Наконец, послышался звук поворачиваемого в замке ключа, и яркий лучик долгожданного света ослепил глаза, так быстро привыкшие к кромешной тьме. Трое мужчин ворвались в мою чудовищную темницу и обомлели от неожиданности. Два господина, ужасаясь отвратительной коллекции, стали медленно обходить покойницкую, а третий взял меня на руки и вынес в соседнюю комнату, в которой валялось на полу мое новое платье. С огромной благодарностью я взглянула в лицо спасителя: то был Жюльен де Бульон.

— Крепитесь, княгиня, — сквозь выступившие слезы старался подбодрить меня нежный юноша. — Оденьтесь, в доме дикий холод.

— Я помогу госпоже, — прорыдала Онорина, чудом оказавшаяся рядом.

— Где Экзили? — не узнавая своего голоса, прохрипела я.

— Скоро будет в Бастилии, — громко возвестил стоящий возле рабочего стола изувера закутанный в плащ неизвестный мужчина. — Разрешите представиться, я — Франсуа Дегрэ, сержант полиции короля. Впрочем, даме надо хотя бы накинуть нижнее белье.

Густо покраснев, я лихорадочно стала натягивать на себя поспешно сброшенную во имя красоты средневековую одежду. Мужчины тактично отвернулись.

— Где мадам де Бренвилье? — постепенно приходя в себя, справилась я у окружающих.

— Почему вы спрашиваете о ней? — отрывая нос от толстой книги, принадлежавшей арестованному маньяку, удивился Дегрэ.

— Она была здесь и не особенно мешала Экзили осуществлять зловещий план по превращению живой плоти в мертвую, — пролепетала я.

— Вы говорите правду? — переглядываясь с Жульеном, изумился сержант.

— Только правду. Ничего, кроме правды, — вздохнула я и постаралась уложить в подобие прически распущенные непослушные волосы.

В гостиницу нас доставила полицейская карета. Знаменитый сыщик оказался приятным в общении симпатичным мужчиной, не лишенным остроумия и элегантности.

В любимом мною фильме, который я кручу по видику, когда падает настроение, тоже присутствует опер Дегрэ, тайно влюбленный в прекрасную героиню.

— В вашей жизни была женщина, Анжелика, графиня де Пейрак? — неожиданно для самой себя осведомилась я.

Он удивленно посмотрел на побывавшую в аду свихнувшуюся особу, пожал плечами и отрицательно покачал здравомыслящей головой:

— А кто такая — графиня де Пейрак?

Я улыбнулась, потому что всегда воспринимала Анжелику как историческую личность.

Было раннее утро, но в гостинице не спали, За пустыми столами сидели посторонние люди и что-то возбужденно обсуждали. Мсье Кокнар размахивал толстенькими руками, брызгал слюной и, немного заикаясь, кричал:

— Всегда считал Экзили отравителем! Вспомните, ужасные смерти начались после его появления в Париже! А разве не он отправил на тот свет королеву-мать?

Народ согласно закивал головами.

— Бедняжка Бренвилье! Он умертвил всех ее родных, — не унимался воодушевленный вниманием толпы пузан. — А где сейчас несчастная княгиня? Разве вы не знаете, что с Онориной тайно путешествовала русская боярыня? Она тоже попала в лапы злодея! Сам Дегрэ поехал за девушкой.

И тут он заметил меня.

— Слава Создателю, Ваша Светлость живы! — завопил Кокнар, низко кланяясь «русской боярыне». — Антуанетта, принеси Ее Светлости чашечку горячего чая со свежими булочкам: госпожа, наверное, сильно проголодалась.

Народ фанатично зааплодировал мне, а невысокая, худенькая девушка побежала на кухню.

Есть не хотелось. Отхлебнув для приличия несколько глотков обжигающей коричневой жидкости, попрощавшись со своими спасителями, я поднялась наверх. Онорина последовала за мной, раздела, помыла, уложила в постель и легла рядом.

— Алиса, — печально заговорила моя единственная подруга, — после твоего ухода я не находила себе места, хотела бежать вслед, но побоялась темных парижских улиц. Прости меня за трусость и малодушие. Но Бог милостив: когда, не дождавшись тебя, я спустилась поговорить о твоем исчезновении с господином Кокнаром, в сени гостиницы вошел барон де Бульон. Он бросился ко мне с расспросами о прекрасной беглянке, а когда узнал, что ты ушла к Экзили, тут же потащил меня в карету, и мы помчались домой к Дегрэ. Сержант тотчас вызвал подкрепление. Остальное ты видела. Прости меня, Алиса.

— Откуда барон узнал, что мы в «Трех березах»? — думая о мертвой девушке с вспоротым животом, спросила я.

— Я всегда останавливаюсь здесь, когда приезжаю в столицу, — обняла меня Онорина.

Положив голову ей на плечо, я задремала.

Во сне пришел Мадим, ласково коснулся моей головы, словно перышко, подхватил на руки; и мы полетели ввысь. Звезды шарахались от нас в разные стороны, освобождая путь сильному красивому духу и его возлюбленной.