Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников - Гордон Оллред

Сиро отвернулся, чтобы спрятать от нас свое лицо, и застонал от боли.

Мысленно проклиная себя, я взглянул на остальных товарищей. В их взглядах не было осуждения. Только простое отсутствие мыслей. Накамура покачал головой и уставился в пол.

Потом Ока едва заметным жестом указал на дверь, и мы встали. Но уйти так просто было нельзя. Нельзя было так оставлять Сиро. Я положил руку на его плечо и сказал:

– Скоро увидимся, Номото.

В коридоре послышались звуки шагов. В палату вошли мужчина и женщина – родители Сиро. После того как мы познакомились, мама подошла к своему сыну и прикоснулась рукой к его лбу.

– Пожалуйста. – Ока предложил ей стул.

Поблагодарив, женщина села, продолжая гладить лоб Номото.

Снова наступила тишина. Наконец женщина нарушила молчание:

– Почему люди должны воевать? Почему? Почему они должны ненавидеть друг друга?

Я никогда не слышал, чтобы говорили с таким скептицизмом.

– Бессмысленная глупость. Почему нельзя… – Женщина замолчала, потом продолжила: – Мы родители Сиро… мы растили Сиро не для того, чтобы его искалечили. Мы растили его брата Еси не для того, чтобы мальчика убили. Он погиб на острове Гуадалканал. Когда я сказал, что ходатайствовал перед начальством о награждении Сиро медалью, она ответила:

– Ты очень добр, но что толку от медали? Разве она вернет ему ногу? Разве научит снова ходить? Разве вернет его погибшего брата?

Я наклонился вперед, оперся локтями о колени и посмотрел в окно на Хиросиму. Лучше бы мне было оставаться на базе. Все, что я пытался сделать в этой белой палате, было неправильным. Эх, исчезнуть бы сейчас. Я ненавидел это место… и все, что было с ним связано. Уж лучше сразу умереть. Номото был прав.

– Я не хотела расстраивать вас, – сказала женщина. – Посмотрите все на меня, – скомандовала она.

Мы подчинились. Что-то удивительное было в этом лице. Оно было страстным, даже строгим… морщинистым, искаженным и все же завораживающим. Это лицо было прекрасным. Мы не могли отвести от него глаз. Женщина смотрела на нас со смешанными чувствами, а заговорила как мать:

– Послушайте меня, дети. Ваши головы забиты идеями, идеями чести, славы. Вы думаете об отваге, о героической смерти… обо всем таком. Почему? Почему вы не забудете о чести и славе? Старайтесь спасти свою жизнь. Нет ничего почетного в том, чтобы умереть за проигранное дело!

Я ожидал, что муж перебьет ее, но он промолчал. Женщина, словно прочитав мои мысли, резко взглянула на него:

– Отцы думают так же, как матери. Разве что переживают не так глубоко.

Я вспомнил, как мой отец взглянул мне однажды в глаза и произнес: «Ты же знаешь мое сердце?»

Пришло время уходить, но всю дорогу обратно в Хиро в моих ушах звучали слова: «Нет ничего почетного в том, чтобы умереть за проигранное дело». Проигранное дело! Непонятное чувство охватило меня, и я едва не содрогнулся. Весь день эти слова преследовали меня, и наконец я стал негодовать. Кто эта женщина, что осмелилась говорить такие вещи? Обыкновенная женщина! А ее муж? Это мелкий человечек. Она как будто управляла им! Во время нашей встречи он не проронил и двух слов.

Но негодование ушло так же быстро, как появилось, и ко мне вернулось хладнокровие. Мы с Тацуно не виделись уже несколько недель. Мне казалось, что мы просто были слишком заняты. Но теперь я понял, что друг вызывал у меня чувство неловкости. Он очень напоминал мать Номото. Что он хотел сказать? Что-то секретное? То, чего все мы ждали?

Спустя несколько дней мне удалось подавить это чувство, чувство, что… Нет! Я не мог позволить это себе. Кончено, слова этой женщины не отражали мнения большинства! Однако нас преследовали неудачи. Глупо было бы это отрицать. Правда, пропаганда продолжала литься все таким же бурным потоком, но она потеряла свою силу. Некоторые факты были очевидны многим военным. Как они могли помочь людям оптимистически оценивать обстоятельства?

В какой-то момент я тоже столкнулся с этими фактами. Япония отступила на три тысячи миль в Тихом океане. Макартур захватил Лусон, разгромив наши войска в заливе Лейте. Хотя тогда я этого не знал, но это был триумф американцев, фактически лишивший Япониюстатуса сильной морской державы. Я изо всех сил старался смотреть на все оптимистически, однако понимал, что поражения подрывали боевой дух армии. Долгое время американцам не удавалось взять много пленных. Теперь же наши солдаты сдавались сотнями.

Конечно, оставались еще камикадзе. Количество их атак увеличилось. Эффективность живых бомб была довольно высокой. На некоторое время они разожгли искры надежды, но все-таки… могли ли камикадзе остановить врага? Если да, то Японии требовалось все больше летчиков-смертников. Утверждение полковника Окамуры, что триста камикадзе могли изменить ход войны, вряд ли соответствовало действительности. Такого числа смертников было мало, слишком мало.

И все же, успокаивал я себя, надежда еще могла оставаться. «Божественный ветер» однажды уже спас нашу страну. Почему бы ему не повториться, когда мы были близки к отчаянию? Разве императорский путь не был правильным и самым лучшим в мире? Разве Японии не было суждено всегда занимать положение лидера? Если справедливый Бог существовал, разве не было бы логично, чтобы он пришел к нам на помощь? Может, это было лишь испытание. Может, когда наше положение станет критическим…

Сколько же потребуется живых бомб? Многие, не задумываясь, отдали бы свою жизнь. Множество самоубийств не являлось жертвой. Но опасения людей росли. По мере того как «божественный ветер» усиливался, все больше и больше японцев попадали в его эпицентр. Все это было лишь делом времени. Тучи сгустились над Хиро, и налетели первые порывы ветра.

Глава 17

Смерть справляет Новый год

Наступил 1945 год. На праздник пилоты 4-й эскадрильи в Хиро провели поминальную церемонию памяти погибших товарищей. Командир эскадрильи капитан Есиро Цубаки произнес пламенную речь, заявив о нашей моральной обязанности отомстить за павших. А потом мы пошли на кладбище. В Хиро погибло пока еще немного летчиков. Все мои друзья были рядом со мной. Хотя одно имя навсегда врезалось мне в память: «Дзиро Симада». Я долго смотрел на табличку с именем лейтенанта – одного из погибших героев. Снова перед моими глазами два самолета – японский и американский – падали вниз. Я подумал об их обломках, покоившихся где-то в море.

– Вы больше никогда не будете встречать Новый год, лейтенант Симада, – сказал я и медленно пошел прочь.

Какими же жалкими звучали наши поздравления с Новым годом. Они падали, словно комки глины, на землю. Думаю, все мы вспоминали, как раньше встречали новогодние праздники дома. С ностальгической болью я увидел картину, как мы с Томикой бегали по дому в этот самый день много лет назад. Радостно разбрасывали бобы, чтобы прогнать злых духов.

В тот же день капитан Цубаки устроил еще один сбор. Более странный, чем первый, потому что именно на нем были выбраны первые камикадзе с базы Хиро.

– Каждого из вас, кто не хочет жертвовать своей жизнью, как преданный сын Японской империи, никто не будет заставлять сделать это. Тот, кто не способен принять такую честь, пусть поднимет руку. Прямо сейчас! Стать летчиком-смертником – вот была высшая честь. Все так и сказали. Но шесть человек все же подняли руки. Я хорошо знал их. Они оказались достаточно трусливыми или достаточно отважными, чтобы признаться в том, что чувствовал каждый из нас. Эти ребята выбрали жизнь и были преданы смерти. Двойной ужас.

Да, всего несколько месяцев назад люди с готовностью становились добровольцами. Теперь же многих заставляли насильно или обманом стать смертниками – неумолимое доказательство того, что многие уже считали гибель камикадзе бессмысленной. С каждым днем союзники становились все сильнее. Этого уже нельзя было не замечать. Количество их самолетов росло. Это были более современные и мощные истребители. Рычащие монстры – «Летающие крепости В-29» – образовывали могучие группы в небе и оставляли в нем смертоносные огненные полосы. Вражеские корабли приближались.

Я не хотел признавать эти факты, боролся, но был вынужден сдаться. Мы терпели поражение. Сколько же еще времени, вдруг подумал я, японский народ сможет прятаться за завесой пропаганды? Сколько он еще будет доверять речам политиков? Сколько людей говорят себе правду? Шесть человек в Хиро. Но они заплатили за это огромную цену. Ранним январским утром эти ребята покинули базу и отправились на последнюю тренировку смертников.

С этого момента периодически пилотов из моей эскадрильи переводили на Кюсю, где проводились такие тренировки. И больше мы о них ничего не слышали.

Почти целый год нас заботливо готовили к смерти. Для тысячелетней славы. Это была часть нашей философии. Но сейчас черные щупальца вдруг безжалостно потянулись к нам, выхватывая жертвы. После отъезда каждого летчика ощущение, что мы попали в тупик, усиливалось.