Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников - Гордон Оллред

Наблюдая за другими, я набирался опыта и каждый день по нескольку раз планировал свою собственную гибель. По крайней мере, она должна была стать эффективной. Я знал, как это сделать. Я видел, как делали это другие летчики. Я утащу за собой на тот свет много врагов!

Новичку может показаться, что это совсем просто – спикировать на корабль. Однако существовали факторы, превращавшие этот маневр в очень сложную задачу. Ведь истребители противника тоже не дремали. Кроме того, каждый корабль вел мощный заградительный огонь. Зенитные орудия и крупнокалиберные пулеметы создавали плотную свинцовую стену. Сами суда часто маневрировали, и устремившиеся прямо на них самолеты рисковали просто упасть в воду. В предзакатные часы атакующий легко мог совершить ошибку. Один камикадзе с соседней базы в сумерках принял за корабль противника маленький остров. Могучий взрыв на пустынном берегу лишь подтвердил его ошибку.

По моей оценке, лучше всего было снизиться до пяти – десяти тысяч футов, оставив солнце позади. Угол пикирования находился в пределах от сорока пяти до шестидесяти градусов. Выровняться нужно было где-то на пятистах ярдах от цели и ударить в корму как можно ближе к воде.

При таких условиях ты не попадал под прицел крупных орудий. И существовало еще одно преимущество: корабли рисковали попасть друг в друга собственными снарядами.

Однако, несмотря на мои отчаянные усилия, среднее число удачных попаданий колебалось от десяти до пятнадцати процентов. Печальное отличие от первых результатов в Лусоне.

Глава 20

Женщины теней

В отличие от моих коллег в течение всех этих месяцев я редко бывал в городах, редко ходил в бары и ни разу не заглядывал в многочисленные бордели. Любой военный поймет, сколько я выслушал из-за этого насмешек. Трудно объяснить, почему я, а также Тацуно, Накамура и еще несколько ребят сторонились подобных развлечений. Я считал, что к внебрачным сексуальным связям в Японии совсем иное отношение, чем в большинстве других стран. Удовлетворение плотских желаний не следует воспринимать как что-то аморальное, поскольку оно не связано с какими-то обязанностями или ответственностью.

Мое собственное отношение к этому вопросу частично диктовалось гордостью. Выходец из состоятельной, почтенной семьи, я не хотел опускаться до низостей городской жизни. А еще мойвзгляд объяснялся моей молодостью и стеснением перед женщинами. Мне было сложно даже просто поговорить с посторонней женщиной.

Так или иначе, но я не считал секс, купленный за деньги, словно бифштекс, особенно притягательным. Тут нечем было гордиться. Деньги одного человека так же хороши, как деньги любого другого. Очень часто мужчины, на которых обычная женщина даже и не взглянула бы, начинали считать себя прирожденными ловеласами.

Нельзя сказать, что я не испытывал искушения. Иногда по вечерам я слышал женские голоса и смех, раздававшиеся за пределами базы. Иногда они казались теплыми и успокаивающими, иногда нервировали и будоражили. Очень часто из-за этих звуков я находился на грани срыва. «Уже поздно, Кувахара, – звучал во мне внутренний голос. – Нужно испытать в жизни все. Ступай в город и возьми в нем все лучшее. У тебя же есть деньги».

Во время городских прогулок нас с Тацуно и Накамурой частенько окликали. Особенно запомнилась одна женщина лет тридцати с большой дрожащей грудью и намалеванным ртом. Она схватила меня за руку и потащила к темной двери. Я хорошо помню ее хриплый голос:

– Пошли, молодой летчик. Я сделаю тебя счастливым на всю ночь. Всего за несколько иен!

Сначала с волнением, а потом с отвращением я выдернул свою руку и пробормотал:

– Нет, нет, спасибо.

Как же хохотали тогда Тацуно и Накамура!

Когда они уже фактически ревели от смеха, женщина вдруг злобно выкрикнула:

– Тебе не нравится красивая женщина! А ведь ты еще не мужчина, а сопливый мальчишка. Возвращайся, когда станешь мужиком. Может, тогда я дам тебе бесплатно!

С тех пор как нам разрешили ночные прогулки, в казармах оставалось ночевать всего по нескольку ребят. В те жаркие ночи я ворочался с боку на бок и часто разговаривал сам с собой. Я вытирал пот с верхней губы и снова и снова слышал слова: «Возвращайся, когда станешь мужиком…»

Однажды около полуночи я спрыгнул с койки и начал лихорадочно одеваться. Проклятое злое лицо! Чопорное, бронзовое… Проклятое соблазнительное кокетливое личико! Я ей покажу! Она больше не посмеет называть меня мальчишкой… когда я войду в нее! Она будет стонать! Плакать! Умолять! Вот что она будет делать!

Я споткнулся, выругался, ударился об открытую дверцу своего шкафчика и выругался еще громче.

– В чем дело, Кувахара? – послышался голос из дальнего угла казармы.

Подавляя в себе желание выкрикнуть «Заткнись и спи дальше!», я стоял возле шкафа и сжимал кулаки. Я долго смотрел в темноту, позволяя ей заполнить мой мозг и стереть в нем лица и огни. Затем я снял брюки, рубашку и аккуратно повесил их в шкаф.

Когда я снова лег на койку, стало прохладнее. Легкий ветерок действительно проник в казарму. Я вспомнил, что чувствовал, когда видел девушек, стоявших в тени вдоль стен зданий, – некоторым было не больше четырнадцати лет. Многие напоминали мне моих одноклассниц.

А потом я напомнил себе, что посещение одного из этих домов все равно не принесло бы мне удовлетворения. Накамура один раз попытался и вернулся на базу расстроенный и с острым чувством отвращения. Рано утром он проснулся и взглянул на лежавшую рядом с ним женщину. Косметика на ее лице стерлась, волосы растрепались, из раскрытого рта вырывался громкий храп. Мой приятель в ужасе помчался прочь, вдруг осознав, что мог заразиться гонореей.

Нет, я никогда не повторю ошибки Накамуры. Я мог кое-что сделать, чтобы снять напряжение и сделать жизнь более приемлемой. В городе были клубы, организованные для военных, наподобие американских, которыми занималась объединенная служба организации досуга войск. Там была приятная, домашняя атмосфера. При желании там можно было и пообедать и выпить, а также поболтать и потанцевать с девушками. Как же назывался один из них? Клуб «Токивая», вот как. Я пойду туда. Вдруг это поможет отвлечься от мыслей об Окинаве? Может, тогда я буду не так часто задумываться над тем, когда придет мой черед погибать?

Глава 21

Тоёко

Однажды июньским вечером я сидел в клубе «Токивая». Мои друзья не захотели пойти, и я сидел один, задумчиво глядя на свой бокал с пивом. Здесь были и другие ребята с нашей базы. Они смеялись, танцевали. Некоторые из них прилично напились.

«Как им удается так легко жить?» – спрашивал я себя. Наверное, многие из них не были пилотами. Иначе они не могли бы вести себя так беззаботно. Стремясь стать летчиком, я надеялся вовсе не на это. Веселье только злило меня. Сколько же я не видел своих родных? Больше года. Сидя сейчас в клубе и глядя на бокал с пивом, я вдруг подумал, что могу их так больше никогда и не увидеть. Я всегда понимал это, но сейчас мысль о вечной разлуке произвела эффект удара. Зачем я пришел сюда? Я оттолкнул от себя бокал и закрыл лицо руками.

Прошло несколько минут, и кто-то коснулся моего плеча:

– Ты болен?

Я испуганно поднял глаза. Голос звучал мягко. В его интонациях слышалась нежность и забота моей сестры Томики. Видимо, я долго молча смотрел на нее, потому что девушка повторила:

– Ты болен? Что с тобой?

Мне в голову мгновенно пришла мысль, что эта девушка не могла быть заинтересована по-настоящему моими проблемами. Ей за это платили. Забота являлась частью ее работы. Но ее глаза чем-то очень напоминали глаза Томики. Может быть, своей задумчивостью. Под ее взглядом я слегка разволновался и быстро опустил глаза.

– Нет. Нет, я не болен… просто задумался. – Выдавив у себя на лице улыбку, я посмотрел на девушку и снова быстро опустил голову.

Она все еще внимательно смотрела на меня.

– Хочешь потанцевать со мной? – спросила она.

Так и не поднимая глаз, я покачал головой и ответил:

– Боюсь, я не очень хороший танцор. Даже не знаю, как это делается.

– А хочешь, я просто посижу здесь с тобой?

Я снова взглянул на девушку и покраснел.

– Все то же выражение глаз. Она не отводила от меня взгляда. – Нет, – сказал я. – То есть да, я был бы очень рад…

Некоторое время мы посидели молча. Наконец я набрался храбрости и снова посмотрел на девушку. Она по-прежнему не сводила с меня глаз. Да, она очень напоминала Томику. Не в смысле физического сходства, а своими манерами. Я посмотрел на красивый узор на ее кимоно – серебристый и золотой, – затем на мягкие белые чулки, которые были прошиты, чтобы отделить от остальных большой палец.

В сандалиях ноги девушки выглядели такими изящными и грациозными. Да и вся она была такой же изящной и грациозной. Она обладала той женственностью, которую сразу с интересом замечает каждый мужчина. Почти прекрасной ее делали не столько черты лица, сколько его выражение. Без него, без того особого света в глазах это была бы просто привлекательная девушка.