Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников - Гордон Оллред

Строй «хеллкэтов» рассеялся. Их пилоты сразу все поняли. Огонь, Кувахара, огонь! Я не просто нажимаю на гашетку. Я стреляю непрерывными очередями. Дикими длинными очередями. И никуда не попадаю. Один «грумман» резко взмывает вверх. Потрясающий маневр. Нет, он подбит. Я подбил его… Нет, в него попал Симада! Мои пули одна за другой прошивают воздух. Мы несемся вперед, входим в вираж и поднимаемся выше. В тылу вражеского соединения сумятица. Конечно, мы не можем сбить их всех. Основная часть самолетов неприятеля по-прежнему впереди, а где же остальные?

Жертва Симады блестела на солнце. Крылья сверкали в его лучах. Но с ним явно было что-то не в порядке… Из машины валил черный дым и вырывались языки пламени – цветные ленты вдоль фюзеляжа.

Очарованный, я следил за тем, как падал самолет. Никогда не думал, что вид поверженного врага доставит такое удовольствие. Но почему я не смог этого сделать? Почему не смог сбить хотя бы один «грумман», только один, когда представилась такая прекрасная возможность? Я даже не помнил, чтобы какая-то машина попала в мой прицел. А потом они разлетелись, как стая испуганных уток. Мы помчались мимо, и свой шанс я упустил. Но по крайней мере, мне удалось удержаться в строю – почти неосознанно.

Краем глаза я заметил вверху какую-то серебристую вспышку, потом еще одну и еще… Словно серебристые рыбки играли в воде. По совершенно необъяснимой причине я взглянул вниз. Совсем рядом летели вражеские самолеты. Мудрый Симада подал сигнал возвращаться. Мы были еще очень молоды и больше не могли ничего, кроме как мешать ему в бою.

Но теперь, казалось, нужно было не просто улетать. Самолеты противника стремительно приближались к нам сверху. Я оглянулся и увидел ярдах в трехстах истребителя. Вдруг из его крыльев посыпались искры. Он стрелял. Голос лейтенанта снова зазвучал в наушниках. Симада резко свернул влево. Мы последовали за ним.

Этот маневр помог нам оторваться от самолетов, которые летели сзади и под нами, но не от тех, которые мчались на нас сверху. Противники атаковали нас с тыла. Их орудия извергали огонь. Мое сердце заколотилось, в голове и груди вдруг стало пусто. Руки онемели. Кругом стоял гул и вой. Как по волшебству, в моем лобовом стекле появились отверстия. Какое-то мгновение я был совершенно сбит с толку. Лейтенант изменил курс, сделав великолепный вираж. Я последовал за ним, стараясь в точности повторить его маневр. Это сработало превосходно. Через несколько секунд я обнаружил, что сел на хвост вражеского самолета.

Вот оно! Машина противника в моем прицеле! Я выпустил очередь. Трассирующие пули обогнули хвостовое оперение истребителя. У меня свело кишки. Сейчас! Три очереди, причем каждая из них длиннее первой. Пули попали в цель! Это было такое потрясающее ощущение, что мое тело почти отказалось слушаться меня. Я словно видел все происходящее со стороны. Страшный вой моторов, стаккато пулеметных очередей, бело-голубое небо – все это походило на сон.

Я даже немного удивился, когда вражеский самолет стал терять высоту и задымился. Направив свою машину вверх, я оглянулся, чтобы посмотреть, выпрыгнет пилот или нет. Вид белого грибка парашюта на мгновение напомнил мне Богомола.

И тут я вдруг заметил, что не вижу нашего лидера… и никто его не видел. Американские и японские летчики метались по небу. Потом в моих ушах раздался гнусавый голос: «Иду на таран! Возвращайтесь на базу сами!» Это был лейтенант Симада. Что-то похожее на шаровую молнию внизу вырвало кусок неба. Лейтенанта сбили. Подо мной вспыхнуло пламя, затем раздался страшный взрыв. Только в этот момент слова Симады дошли до моего сознания.

Словно связанные вместе игрушки, к земле понеслись два самолета – американский и японский. Потом они разделились, рассыпались, и морские волны поглотили их черные обломки.

Я ощутил странную вибрацию. Мой самолет дрожал, как испуганное животное. Ровный гул винта двигателя как-то изменился, и мне вдруг стало не хватать кислорода. Сорвав маску, я опустился больше чем на двести футов и посмотрел на спидометр. Он не работал. Ветер врывался в кабину сквозь пулевые отверстия. Я посмотрел на датчик топлива. Осталось очень мало… До Хиро мне так не добраться.

Я быстро огляделся. Никого вокруг не было видно. Словно налетел ветер и расчистил небо. Сориентировавшись, я развернулся и с трудом полетел в сторону острова Кюсю. Орудия неприятеля нанесли моей машине страшный урон. Даже компас не работал. Но я хорошо знал, где находится остров. Вскоре он показался вдали. Я полетел вдоль берега, направляясь к авиабазе Оита.

Все самое страшное было позади. Вскоре покажется посадочная полоса. Только я приготовился садиться, как судьба нанесла мне новый удар. Предупреждающий сигнал с земли. Шасси не выпускалось. Я судорожно нажал кнопку. Нет! Я яростно жал на кнопку, но с земли продолжали сигнализировать о неисправности.

Я стал кружить над полем и осматривать приборы. Через несколько секунд причина поломки стала ясна. Был перебит провод. Соединить его концы не составило мне труда. Я снова нажал кнопку и выпустил шасси. Через несколько мгновений колеса затормозили на посадочной полосе. Мой первый воздушный бой был закончен.

Глава 16

Честь и проигранное дело

Вернувшись в Хиро, я узнал, что остальные двое из нашей группы спаслись. Моего приятеля Сиро Номото сбили, но он, сломав ногу, все же остался жив. Несколько дней спустя Ока, Ямамото, Накамура и я навестили его в госпитале в Хиросиме и были потрясены увиденным. Номото ампутировали ногу, и он пытался покончить с собой.

Запах эфира ударил мне в ноздри, когда мы вошли в палату. Я уже был не рад, что мы пришли сюда. Что можно было сказать Номото? Как успокоить? В то же время меня вдруг охватило восхищение.

Похожий на призрак Номото сидел в своей белой кровати. Только горящие глаза выдавали то, что происходило у него внутри. Сиро был укрыт одеялом. Лишь на том месте, где была нога, оно опадало.

Мы смущенно поздоровались и получили в ответ тусклую улыбку. Я принес с собой несколько журналов.

– Спасибо, Кувахара, – сказал Сиро. – Но я не могу их читать.

– Ладно, – ответил я. – Но я все равно их оставлю. Через несколько дней тебе станет лучше.

Номото покачал головой и выдавил из себя тихий смешок. Наступила напряженная тишина. Все молчали, и это стало меня раздражать. Хоть кто-то должен был заговорить! Я нашел, как мне казалось, правильные слова:

– Мы понимаем, как ты переживаешь, Номото. Это нелегко. – Я сжал его руку, прикусил нижнюю губу и посмотрел на ладонь приятеля. Когда я сконцентрировал на ней свое внимание, слова стали находиться сами собой. – Теперь ты сможешь делать все, что хочешь. Ты выполнил свой долг перед императором. Ты настоящий самурай и честно служил своей стране. Теперь… тебя ждут другие вещи. Может, ты скоро найдешь себе жену… а?

– Да, – ответил он. – О да! Я могу найти себе хорошую, сильную, крепкую, как дуб, жену, которая сможет носить на своих плечах калеку.

Понимая, что сейчас лучше промолчать, я все же пробормотал:

– Я понимаю тебя, Номото, но подумай о лейтенанте Симаде. Он…

Глаза Номото засверкали, и он почти выкрикнул:

– Ничего ты не понимаешь! Лучше бы я последовал за лейтенантом. Какая теперь от меня польза? Какая?

Сиро отвернулся, чтобы спрятать от нас свое лицо, и застонал от боли.

Мысленно проклиная себя, я взглянул на остальных товарищей. В их взглядах не было осуждения. Только простое отсутствие мыслей. Накамура покачал головой и уставился в пол.

Потом Ока едва заметным жестом указал на дверь, и мы встали. Но уйти так просто было нельзя. Нельзя было так оставлять Сиро. Я положил руку на его плечо и сказал:

– Скоро увидимся, Номото.

В коридоре послышались звуки шагов. В палату вошли мужчина и женщина – родители Сиро. После того как мы познакомились, мама подошла к своему сыну и прикоснулась рукой к его лбу.

– Пожалуйста. – Ока предложил ей стул.

Поблагодарив, женщина села, продолжая гладить лоб Номото.

Снова наступила тишина. Наконец женщина нарушила молчание:

– Почему люди должны воевать? Почему? Почему они должны ненавидеть друг друга?

Я никогда не слышал, чтобы говорили с таким скептицизмом.

– Бессмысленная глупость. Почему нельзя… – Женщина замолчала, потом продолжила: – Мы родители Сиро… мы растили Сиро не для того, чтобы его искалечили. Мы растили его брата Еси не для того, чтобы мальчика убили. Он погиб на острове Гуадалканал. Когда я сказал, что ходатайствовал перед начальством о награждении Сиро медалью, она ответила:

– Ты очень добр, но что толку от медали? Разве она вернет ему ногу? Разве научит снова ходить? Разве вернет его погибшего брата?

Я наклонился вперед, оперся локтями о колени и посмотрел в окно на Хиросиму. Лучше бы мне было оставаться на базе. Все, что я пытался сделать в этой белой палате, было неправильным. Эх, исчезнуть бы сейчас. Я ненавидел это место… и все, что было с ним связано. Уж лучше сразу умереть. Номото был прав.