Нехитрая игра порока - Марина Владимировна Болдова

кто-то в дверь ломится, перезвоню через пару минут, – ответила я на вызов подруги и посмотрела в глазок: за дверью стояла она.

– Соседка твоя в подъезд впустила. А я думала, ты и этот звонок отключила. От кого шифруешься?

– Отдохнуть в одиночестве помечтала. Тебя, разумеется, не касается – проходи. Есть будешь?

– Нет, Ась. А чем пахнет?

– Какао с ванилью. Сварить тебе?

– Это – да… Машину мою видела? Вот урод Марченко! Знает, денег лишних нет сейчас. Все четыре колеса проколол! Ладно, бумеранг никто не отменял – прилетит и ему.

– Я дам денег, с лета остались – в отпуск никуда так и не выбралась.

– Нет, Ась… тебе еще Карима хоронить, не забыла? И Гиржеля…

Вот что было у моей подруги и начисто отсутствовало у меня – практичность. О том, что именно мне придется придать земле обоих, я даже не думала. И в какую сумму обойдутся похороны, представления не имела.

– Бедная моя… в голову не приходило? Да мне тоже отец напомнил. Кстати, с Гиржелем поможет какой-то фонд, он же воевал в Чечне. Отец сам займется, тут можно не волноваться. Таранов тоже выразил желание поучаствовать. И с Каримом папа поможет… Так и не выяснила, где его жена? Может быть, все же в Англии? И ей так никто и не сообщил, что она стала дважды вдовой!

– Все гораздо печальнее. Следователь сказал, Элизабет покончила с собой, тело родителям привез Карим. Кстати, майор ждет тебя завтра в десять в комитете. У меня останешься на ночь?

– А? Да, конечно… И что, причина неизвестна? Должно же было что-то произойти у них с Каримом, чтобы она… а где родители живут, знаешь? Или номер телефона?

– Нет, конечно, зачем мне?

– Тебе совсем не интересно, как Элизабет с Каримом жили эти годы? Не созванивались с отчимом? Ни разу?

Я в ответ промолчала.

…Эта игра с Каримом в молчанку началась через месяц после отъезда молодоженов. Первым позвонил он. Я выслушала монолог о его неземной любви к маме, о тоске по ней, о доброй памяти. И разозлилась – создалось впечатление, что отчим читает текст по бумажке. И еще мне показалось, что он был изрядно пьян. Не дослушав до конца его причитаний, я отключилась. А еще через месяц я набрала этот его новый номер сама – так захотелось услышать его голос. На плохом английском ответила Элизабет, что Карим подойти в данный момент не может. А позже позвонил он, но я вновь молчала. И такая бессловесная связь длилась почти все шесть лет. Чтобы понять, насколько по-идиотски я себя вела, нужно было его потерять…

Мы уже перебрались из кухни в комнату, где я приготовила себе на диване уютное лежбище с пуховой подушкой и пледом. Кинув еще одну подушку для Сони, я принесла из спальни еще один плед. Сквозь полупрозрачный лен легкой шторки пробивался свет уличного фонаря. Овальное пятно попало как раз на середину дивана, где на раскладном столике дымилось горячее какао в двух фарфоровых чашках и на блюде высилась горка слоек с вишней.

– Что тебе отец рассказал? Почему трубку бросил? – резко перевела я тему.

– Не поверишь, ничего нового. Да, он в курсе, что Гиржель и Бахметев были знакомы. Добавил, что не видит в этом ничего странного – любили одну женщину, и это…

– А когда Карим въехал в квартиру? – перебила я ее, не дослушав: мне все стало понятно.

– Тут какая-то загадка, Ась. Причем история со сменой владельцев весьма путаная. Он помнит, что, когда был ребенком, там жила семья сослуживца деда – полковника Усольцева. Младший Усольцев, примерно папин ровесник – старше на год-два, позже уехал учиться в Москву, там и женился. Родители подались на жительство к сыну в тот год, когда поженились мои папа с мамой. Квартира очень недолго пустовала, и в нее въехала молодая пара, сообщив соседям, что купили жилье у Усольцевых. Поскольку тесных отношений с полковником никто не поддерживал, утверждение это приняли на веру. Но очень скоро все же выяснилось, не без помощи Нины Андреевны, что владельцы по документам прежние. Пара эта накануне разоблачения исчезла, забрав все ценное – посуду, картины и фарфоровые статуэтки. После этого долго никто не жил, над дверью и на окнах мигали огоньки сигнализации. А однажды вдруг оказалось, что единственным владельцем является Бахметев. То есть получается Усольцев-младший продал квартиру Кариму. Но Карим в ней не жил, изредка появляясь на неделю-другую. А потом привез вас с мамой и бабушкой. Примерно так. А мама никогда не рассказывала, где и как познакомилась с Бахметевым?

– Нет, а я и не спрашивала. Мы жили здесь втроем – я и мама в этой комнате, бабушка – в спальне, когда однажды он пришел к нам на ужин. Этот день я запомнила, хотя мне было всего три года. Тогда среди моих знакомых мужчин было мало – соседи, которых я видела мельком, и дворник. Но они были обыкновенными. А Карим был похож на Алладина с иллюстраций из книжки восточных сказок. Я весь вечер с молчаливым восторгом его рассматривала, об этом не раз позже со смехом вспоминали мама и бабушка. А вскоре Карим и мама поженились. Да и какая разница, где и как?

– Вот ты меня не дослушала… Дело в том, что отец утверждает – Гиржель их и познакомил. Это же был девяносто четвертый год? Гиржель, мой отец и Таранов в это время были в Чечне. Отец в подробности не вдавался, сказал только, что Бахметев спас Гиржеля из плена чеченских боевиков – помог бежать.

– Как Гиржель оказался в плену? И что Карим делал в Чечне? Он родился в Москве, к армии никакого отношения никогда не имел. Он – художник!

– И тем не менее он был там. Отец сказал, что Гиржель был истощен и жестоко избит, к тому же ранен. Поэтому его сразу отправили в госпиталь в Москву. Этим же бортом улетел и Бахметев. А потом он якобы привез письмо Гиржеля твоей маме. Видимо, тогда у Карима с тетей Лидой и начался роман.

– Я не поняла – почему письмо моей маме-то? А не матери Ольги?