Завтра будет лучше - Бетти Смит

с горечью и ушел.

Миссис Мэлоун была рада избавиться от болтливых девчонок. Правда, через пару часов они вернутся, и опять от них не будет спасу. Другое дело Фрэнки. Он если уходил, то надолго, и мать понятия не имела куда.

Мэлоун проводил каждого из детей недоумевающим взглядом.

– Чего это с ними со всеми?

– Ты выживаешь их из родного дома, – сказала жена.

– Сейчас-то я что не так сделал?

– Зачем ты дразнишь Фрэнки из-за его работы? Нехорошо это. И про то, как кровь из жил выпускают, не надо было читать, пока он ел.

– Твоя бы воля, ты бы сделала из него слюнтяя.

– Он не как ты, он чувствительный.

– Я, может, тоже чувствительный, только не болтаю об этом все время. А теперь, если ты наконец перестанешь придираться к мужчине, у которого есть цель в жизни, я продолжу заниматься.

– А я оставлю посуду на потом. Пойду посижу в гостиной, чтобы не мешать твоим великим занятиям.

Мэлоун остался в кухне один. Теперь незачем было сотрясать воздух. Он немного почитал про себя, едва шевеля губами. Но это не доставило ему никакого удовольствия. Пэтси был человек компанейский и ни минуты не терпел уединения. Собрав свои вещи, он перешел к жене в гостиную.

– Послушай-ка вот это, мамаша.

Мамаша застонала. Пэтси со смаком возобновил чтение. Через пять минут она крепко спала.

Фрэнки пригласил на танцы девушку по имени Ирма. В какой-то безумный момент ему даже пришло в голову на ней жениться, лишь бы только сбежать из дома. Но секунда трезвого размышления развеяла эту мысль. Ирма носила чересчур короткие и чересчур узкие юбки, и вообще все у нее было чересчур: слишком смелая стрижка, слишком по-модному плоская грудь, слишком малиновые румяна, слишком влажная губная помада, слишком длинные и слишком гагатовые серьги.

Критически оглядев девушку, Фрэнки спросил себя, что с ним произошло. Еще недавно броская внешность Ирмы его привлекала. Наверное, дело было в Марджи Шэннон. Не встреть он ее сегодня, Ирма и сейчас вполне устраивала бы его. А в сравнении со своей противоположностью модная красавица казалась развязной и вульгарной. А ведь это Марджи должна бы выглядеть на фоне Ирмы слишком простенькой и тихой. «Неужели между ними нет середины? – подумал Фрэнки. – Найти бы девчонку, эффектную, как Ирма, но спокойную, как Марджи».

А потом он спросил себя, какого черта он вообще думает о девчонках. Без них прекрасно можно обойтись во всем, кроме танцев. Танцевать он любил и считался в своей части Бруклина хорошим танцором.

Глава 10

Хенни пришел, как только Марджи начала есть. Опять торопливо вспыхнула газовая конфорка, плюхнулся в сковородку кусок топленого сала, потом в плавящийся жир посыпались кубики холодного вареного картофеля, остро запахло коричневеющими колечками лука, хрустнула яичная скорлупа, разбитая о бортик. Это была симфония дома – звуки семейной жизни, знакомые Марджи с младенчества.

– Ты поздно, – произнесла Фло отрывисто и горько.

Марджи почувствовала желание закричать, если отец начнет рассказывать о водителе, который не хотел останавливаться. С другой стороны, не услышав этого рассказа, она тоже закричала бы, ведь в таком случае ей следовало бы заключить, что жизни Хенни пришел конец.

– Повздорил немножко с водителем, – объяснил он. – Ему, видишь ли, не хотелось тормозить на Моджер-стрит. Но я оглядел его с ног до головы и этак спокойно вежливо говорю: «Послушай, приятель!»

Рассказав об инциденте так, будто до сих пор ничего подобного никогда не случалось, Хенни сел и потянулся за кетчупом. Потом задал жене старый знакомый вопрос, горький ответ на который Марджи решила предупредить.

– Конечно, папа, мама уже поела. Но мы ведь с тобой и вдвоем можем хорошо поужинать, правда? – сказала она с болезненным лукавством и накрыла ладонью его левое запястье.

На секунду Хенни, с трудом разогнув натруженную правую руку, положил ее на руку дочери, потом смущенно убрал.

– А помнишь, – сказал он, начиная есть, – ты сидела в углу под корытом и игралась с прищепками, как с куклами?

– Да, – вздохнула Марджи. – Я была тупым ребенком.

– Тупым? – негодующе воскликнула Фло, для которой прошлое всегда олицетворяло совершенство. – Ты была самой смышленой девочкой в целом квартале! Да-да! И самой послушной. Никогда мне не приходилось поднимать на тебя руку.

– Разве только для самозащиты, – сказала Марджи, надеясь выманить у матери улыбку.

– Чего? Как это? – Фло не поняла шутки. – Нет, я никогда тебя не била.

Так живо, словно это было вчера, Марджи увидела мороженое, выбитое у нее из руки и падающее в канавку.

– А как же тот раз, когда я потерялась? – спросила она.

Фло отказывалась это помнить:

– Ты никогда не терялась.

– Все дети теряются, – констатировал Хенни.

– Но не она. Уж я, наверное, запомнила бы, если бы с ней такое случилось, – возразила Фло.

– Ну, может, я просто немножко заплутала, – сказала Марджи и улыбнулась отцу. Он улыбнулся в ответ.

По-прежнему улыбаясь, она перевела взгляд на мать. Та сначала не поддавалась, но Марджи упорствовала. Наконец губы Фло разомкнулись, как части головоломки-мозаики. Это была улыбка.

В маленькой квартирке воцарилась атмосфера мира и доброжелательности. Конечно, ненадолго. Марджи надеялась, что отец сегодня останется дома. Она устала от ежевечерней ссоры, которая вспыхивала, как только он делал первое поползновение уйти. Надежда не оправдалась: Хенни встал и подошел к двери, чтобы взять пальто.

– Уходишь? – спросила Фло.

– Да.

– Опять?

Он не ответил. Фло, восприняв его молчание как проявление враждебности, попыталась урезонить его обманчиво мягким тоном:

– Ну неужто нельзя хоть один вечерок дома побыть?

– Нет, – ответил Хенни, подумав.

– Почему?

Он знал почему, но не умел объяснить так, чтобы она поняла.

– Потому что тут, дома, ничего нет, – сказал он неуклюже. – А если мужчина целый день вкалывал…

– Если женщина целый день вкалывала, – парировала Фло, – ей тоже не улыбается весь вечер торчать взаперти. Ты на фабрике хоть людей видишь, а я никого не вижу – только четыре стены…

Под предлогом мытья рук Марджи громко включила воду. Медленно, напряженно и измученно крутя в ладонях кусок мыла, она сосредоточилась на шуме струи, чтобы не слышать изношенных, знакомых с детства слов горечи и обиды. Однако голоса родителей звучали все пронзительнее.

– Таким мужем, как ты, даже эта дверь могла бы быть! – сказала Фло.

– Хочешь пойти со мной? – пригласил Хенни удрученно.

– Куда?

– Куда-нибудь.

– В один из твоих кабаков?

– Да нет, просто пойти, – ответил Хенни неопределенно.

Фло уныло отрезала:

– Пойти некуда, и ты это знаешь.

– Есть куда.

– И куда же? Ну? Назови хоть одно место.

– Не знаю, – пожал