Завтра будет лучше - Бетти Смит

с коротким рукавом. Мужчина он был крупный, и с трудом застегнутые пуговицы до того растягивали петли, что сквозь них виднелась красная волосатая грудь. Форменные брюки были закатаны до колена, а ноги, стертые и уставшие за целый день хождения по грубой брусчатке, грелись в посудном тазике с теплой водой и эпсомской солью. Куря трубку, отец семейства дополнял букет кухонных ароматов запахом дешевого крепкого табака. Сейчас он вынул ее изо рта, чтобы поприветствовать своего первенца, своего единственного сына.

– Ну, как дела у нашего финансового воротилы?

– Не цепляйся к мальчику, Пэтси, – произнесла миссис Мэлоун привычным предостерегающим тоном.

– А что мне с ним – сюсюкать прикажешь?

– Просто оставь его в покое, и все, – сказала жена.

Но Мэлоун не собирался отказывать себе в ежевечернем развлечении. Держа трубку во рту, он доверительно наклонился к сыну.

– Скажи-ка мне, Мэлоун, как поживает синдикат «Кофе-Бутерброд»? У Сыра от прибыли не закружилась голова? – Он вдруг громогласно расхохотался. – Хорошо, да? Голова сыра! Понял?

– Мы поняли, папа, – сказала Кэтлин, старшая из девочек, восемнадцатилетняя. Сидя за столом перед зеркальцем, подпертым банкой с горчицей, она выщипывала волоски из бровей, которые и без того были тонкими, как волосок. – Мы поняли. Но только тебе одному это кажется смешным.

Прежде чем Мэлоун нашелся что ответить, пространство наполнилось звуками скрипки. Двенадцатилетняя Норин, средняя дочь, приступила к обязательному получасовому занятию, от которого днем увильнула, чтобы поиграть на улице. Резко пропилив первую строку «Юморески», она снова и снова возвращалась к началу, потому что фальшиво брала ноту, с которой начиналась вторая строка. Каждый раз девочка все сильнее разгонялась, надеясь, как бегун, что быстрый старт поможет ей перепрыгнуть барьер.

Отец, умевший вовремя признать поражение, отступил, поняв, что против такой конкуренции у его острот шансов нет.

Причина шутливого настроения Мэлоуна заключалась в том, что Фрэнки «с нуля» обучался брокерскому делу – этим, по крайней мере, та фирмочка на Уолл-стрит, где он работал рассыльным, объясняла скудость его жалованья. За два года он постиг только одну деловую премудрость: чем клеить марки и отправлять письма почтой, дешевле и проще нанять молодого человека, который разнесет их адресатам. Тем не менее Фрэнки был полон амбиций и надежд. Он искренне верил, что однажды станет вице-президентом фирмы, если будет усерден, честен и бережлив. С первыми двумя качествами трудностей не возникало. Усердие внушалось Фрэнки тем обстоятельством, что, если бы он не выполнял свою работу расторопно и с охотой, его бы уволили. А проявить нечестность он, даже если бы имел такую склонность, все равно бы не смог. Кроме ордеров на куплю-продажу ему почти ничего не доверяли. Денег он в руках не держал и потому был избавлен от соблазна использовать их в своих целях. Наибольших усилий требовала третья добродетель – бережливость. Из восемнадцати долларов недельного жалованья половину Фрэнки отдавал матери, а остальное тратил на собственные нужды и на то, чтобы иногда пригласить девушку на свидание. В первую же неделю он решил при любых обстоятельствах (хоть потоп) откладывать по одному доллару из получки на счет в Бушуикском сберегательном банке. Придерживаясь этого правила, к нынешнему моменту он успел скопить чуть больше сотни долларов.

Отец считал само собой разумеющимся, что Фрэнки, когда вырастет, устроится на государственную службу: станет полицейским, пожарным или почтальоном. Но тот поступил иначе, и мистер Мэлоун до сих пор не мог с этим смириться. Вот почему он дразнил сына, называя его финансовым воротилой.

Мать поставила перед Фрэнки тарелку с солониной, капустой и картошкой – ужин, неизменно подававшийся в дни большой стирки, – и схватила банку с горчицей, подпиравшую зеркальце. Кэтлин издала протестующий возглас, Норин в шестой раз сфальшивила. Старший Мэлоун вынул из тазика красные волосатые ноги и принялся их вытирать. Фрэнки вдруг расхотелось есть. Он отодвинул тарелку, но миссис Мэлоун молниеносным движением вернула ее на прежнее место и сурово скомандовала:

– Ешь!

– Пойду сначала руки помою, – сказал Фрэнки, и мать убрала его тарелку в духовку.

Прежде чем вернуться на кухню, он сменил галстук на бабочку, из чего миссис Мэлоун заключила: вечером у него свидание. «Знать бы хоть с кем», – ревниво подумала она.

На кухне стало поспокойнее. Фрэнки сел за стол и попытался поесть. Норин перебралась через барьер злополучной ноты и старательно пилила дальше. Кэтлин заканчивала выщипывать брови. Шестилетняя Дорин карандашами раскрашивала картинки в газете. Мэлоун склонился над нижним ящиком буфета, чтобы достать свои книги и буклеты.

Сорокапятилетний Патрик Мэлоун все еще надеялся разбогатеть и с этой целью записался на заочные курсы бальзамирования. Семье он объяснил: через два года он выйдет в отставку, значит, жалованье расти не будет, однако в таком возрасте человек еще вполне может начать собственное дело. На семейные сбережения (Мэлоунам удалось скопить пару сотен долларов) Пэтси намеревался открыть похоронный бизнес на пару с сержантом, который тоже увольнялся через два года. Выбор сферы деятельности не пришелся семье по вкусу, но Пэтси раз и навсегда положил конец спорам, заявив домашним, что до их чувств ему дела нет, а деньги на покойниках можно зарабатывать хорошие.

Отодвинув от себя грязную посуду, он разложил на столе учебник и брошюру, чтобы приступить к занятиям. У него была одна твердая привычка, благодаря которой за пару минут кухня неизменно пустела: свои уроки он читал вслух. Домашние так и не научились преодолевать тошноту, выслушивая мрачные подробности подготовки тела к погребению, и потому, как только начиналось чтение, каждый спешил завершить то, чем занимался.

Вот и сейчас Фрэнки жевал все быстрее и быстрее, стараясь покончить с ужином, пока отец не озвучил чего-нибудь отвратительного. Миссис Мэлоун торопливо влила в себя остаток пива из банки, Кэтлин принялась энергичнее орудовать пинцетиком, Дорин собрала карандаши и газету, Норин, пиликая изо всех сил, доиграла пьесу.

Мэлоун начал громко читать о том, как кровь заменяется бальзамирующей жидкостью. Содрогнувшись, Кэтлин выдернула лишний волосок, и ниточка ее брови превратилась из непрерывной дуги в прерывистую.

– Посмотри, что я из-за тебя наделала! – воскликнула она со слезой в голосе и выбежала.

Норин, запихнув скрипку и смычок в деревянный футляр, крикнула:

– Все! Я закончила! Давайте пять центов!

Миссис Мэлоун сунула ей десять и велела увести Дорин. Норин заныла, но мать была непреклонна. Тогда девочка за руку уволокла младшую сестру, которая и сама была рада уйти.

Фрэнки решительно отпихнул тарелку и встал из-за стола. Мать задала ему вопрос, который прозвучал в тот вечер в тысячах других бруклинских домов:

– Куда-то намылился?

– А кому захочется здесь торчать? – сказал Фрэнки