Великий Гусляр - Кир Булычев

– Господи, - вздохнула мама, - это же позавчерашний день!

– Мама, вам вредно так много пить, - сказал Бруно Васильевич.

Мама протянула руку с пустым бокалом. Рука не дрожала. Бруно отрицательно покачал головой. Минц подумал, что тезка консультанта точно так же качал головой, когда инквизиторы требовали отказаться от идеи множественности миров.

Мама повернулась к профессору и протянула ему бокал.

Минц взял со стола бутылку и налил маме шампанского. Бруно Васильевич был явно недоволен.

– Спасибо, - сказала мама, - но, надеюсь, вы не выдадите нас? Вы производите впечатление порядочного молодого человека.

Минц вопросительно взглянул на Бруно Васильевича.

– Мама, - попросил тот, - допейте до конца и идите отдыхать.

– Ах, - произнесла мама, - покой нам только снится! Если бы я не работала, то давно бы состарилась.

Держа бокал, как флажок на прогулке, мама уехала за занавеску. Бруно Васильевич закрыл дверь в коридор. Кошки хрустели шариками корма.

– Моя беда в том, - сказал Бруно Васильевич вполголоса, - что мама здесь не прописана. Эта история берет начало в том трагическом периоде нашей истории, когда я был выслан сюда как сын врага народа. Папа был расстрелян как враг народа, а мама сидела в лагере как жена врага народа. Я не мог получить образования...

Неожиданно Бруно Васильевич всхлипнул и вытер рукавом щеку.

– Я помню, как принес своему мастеру изобретение. Тот его одобрил. И велел забыть. Как только попадешь на вид, ссылкой не отделаешься.

– Кстати, - послышалось из-за занавески, - я испытала этот страх еще до революции. Я пришла на кафедру химии к господину Столетову. Ему нечего было сказать по сути дела, но он и не стал читать. Что может принести немытая цыганка? «Где швейцар? Кто пустил ее в стены?»

– Мамочка, сколько раз вам говорить! Это был не Столетов, а академик Бах. Столетов никогда бы себе не позволил таких слов.

– Может быть, память играет со мной жестокие шутки. А на какие только уловки не шел Василий Генрихович, чтобы скрыть свои способности! Но ведь не удалось!

– Василий Генрихович - это мой папа, - объяснил Бруно. - Папа командовал дивизией у командарма Егорова. Он делал вид, что почти неграмотный. Но проговорился...

– А что Васе оставалось делать? Дивизия попала в холеру. Пришлось придумать сыворотку для лечения. Когда все выздоровели, шестьсот больных, не считая гражданских лиц, то конечно же об этом сообщили Троцкому. А Троцкий вызвал Василия в Москву. К несчастью, не расстреляли, а дали лабораторию.

– А судьба сыворотки от холеры? - спросил Минц. - Ведь таковой и сегодня не существует.

– Лабораторию Васи чекисты расстреляли из пушек, - послышался голос из-за занавески. - Это совпало с репрессиями против анархистов в армии. Ведь Вася когда-то был анархистом.

Минц осторожно спросил:

– А кто из вас... я имею в виду вас или вашего батюшку... кто из вас интересовался математикой?

– Вы все о теореме Ферма? - спросила мама из-за занавески.

– В частности.

– Я вам многим обязана, профессор, - сказала мама. - Несколько лет я не могла позволить себе даже рюмку этого зелья... Понимаете, мы с Бруно столько лет боялись, столько лет таились, что начали записывать некоторые результаты своих размышлений лишь недавно, с начала девяностых годов. Кое-что сохранилось и от Васи...

– Я не получил настоящего образования, - сказал Бруно. - Приходилось самому проходить университеты.

– А ваш отец?

Дверь из коридора открылась, и в комнату сунулась рожа Марии Семеновны, женщины пожилой и толстолицей.

– Я вам сама скажу, они от страха врать будут, - заявила она. - Василий Генрихович, чистой души человек. Он всегда здесь жил, еще с тех времен...

Бруно Васильевич кинулся к двери и захлопнул ее, чуть не прищемив соседке нос. И уже сквозь дверь закричал:

– И не смейте вмешиваться в нашу жизнь!

– А сколько можно трепетать? - не отступала соседка. - Времена у нас другие пошли!

Из-за занавески послышался стрекот пишущей машинки.

Это настолько удивило Льва Христофоровича, что он сделал шаг и заглянул за занавеску. Он увидел, что мама поставила на колени старинную портативную машинку и строчит на ней.

– Не обращайте внимания, - сказал Бруно. - Это у нее рефлекс. Все от волнения и от шампанского.

– А нельзя ли мне ознакомиться...

– Ничего интересного не найдете, - сказал Бруно Васильевич. - Не надо копаться в прошлом.

Мама оторвалась от машинки.

– Я вечно воюю с мальчиком, - сказала она. - Но он у нас кормилец. Куда мне без него? Возьмут в приют, машинку отнимут. Вот я и помру.

– Времена изменились! - Минц невольно повторил слова соседки. - Чего вы боитесь? При удачном стечении обстоятельств доказательство теоремы Ферма принесет вам сотни тысяч долларов.

– Вы думаете, что мы - выжившие из ума анахореты! - закричала мама. - Мы не хуже вас знаем, что времена изменились. Уже семь лет, как мы посылаем наши статьи и заметки в серьезные журналы. Нам даже не отвечают.

– Но почему?

– Что бы вы сделали на месте редактора журнала «Природа», если бы получили статью о практических проблемах бессмертия с обратным адресом «Великий Гусляр, улица Кривобокая»? Не пожимайте плечами, у них там тоже есть мусорная корзина. Так что для нас нет разницы между террором и демократией...

– Вы преувеличиваете! - возмутился Минц. - Я сегодня же позвоню главному редактору журнала «Природа», кажется, там Александр Федорович... Чудесный человек, большой ученый...

– И подпишетесь: «Профессор»?

– Разумеется.

– У вас мафия похлеще уголовной, - вздохнул Бруно.

Из-за занавески донесся мамин голос:

– Сынуля, напомни постоянную Планка. Совсем склероз заел.

– Мама, не позорь наше семейство! - воскликнул Бруно Васильевич. - Энергия равна аш эф, где эф - частота осциллятора...

– Аш и будет постоянной Планка, - поддержал Бруно Васильевича Минц.

– Спасибо, мальчики, - откликнулась мама.

На этажерке громоздилась кипа машинописных листов.

– Это все ваши... опусы?

– Никому ни слова! - прошептал Бруно. - У нас отнимут комнату. Мы живем как пенсионеры-инвалиды...

– А меня отдадут в богадельню, - подхватила из-за занавески мама. - У меня паспорт просрочен.

– У меня тоже, - сказал сын.

– Отдадут, отдадут! Каждый день жду, когда участковый придет и освободит помещение. - Мария Семеновна вошла с подносом, на котором стояла вторая бутылка шампанского. - Я уж на них всюду написала. Только теперь все так распустились, что на сигналы не реагируют.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});