Великий Гусляр - Кир Булычев

– Хватит! - прикрикнул на старика Минц, который мог быть решительным и жестким, если к этому склоняли его жизненные обстоятельства. - Вы не идете ко мне, тогда мы идем к вам!

– Ко мне нельзя, - испугался Бруно Васильевич, - у меня соседка злая.

– Я тоже злой, - ответил Минц.

Бруно Васильевич совсем оробел и более не возражал. Он молчал до самого дома. Минц тоже молчал. Ему было неловко за то, что он так напал на беззащитного человека.

Они остановились перед черным от возраста двухэтажным бревенчатым бараком. Когда-то в Великом Гусляре построили целый район таких домов - десятка три. Решили развивать лесную промышленность за счет ссыльных. Было то в начале тридцатых годов. Район назвали Бревнами. С тех пор многое изменилось. Народ уехал - и бараки снесли, почти все.

– Вы с тех пор здесь живете? - догадался Минц.

– Нет, - ответил Бруно Васильевич. - Мы не местные.

В сенях было совсем темно. Бруно Васильевич шуршал, водил рукой по стенке, отыскивая ручку своей двери.

– Я не запираю, - сказал он.

В его комнате было полутемно, окно полностью закрывала занавеска. Из разных углов к ним двинулись кошки. Они не мяукали, а только сверкали глазами.

– Они тоже знают, как к ним относится моя соседка, Мария Семеновна, - прошептал Бруно Васильевич. - Она уже неоднократно обещала вызвать милицию.

Кошки пропустили людей внутрь комнаты. Они стояли вокруг, подняв морды и ударяя по полу хвостами. Кошек было больше полдюжины.

– Чувствуете, какие они голодные? - спросил Бруно Васильевич.

– Да, - ответил Минц.

Кошки смотрели на него, как дети в приюте, которые понимают, что плакать - безумие. Побьют и не накормят.

– Я сейчас, - сказал Минц.

Он хотел побежать на угол, там был продуктовый магазин. Но бежать не пришлось, потому что из-под лестницы вышла наглого вида баба в норковой шубе. Она несла большую коробку с изображением кошки, на которой было написано «Вискас».

– Деньги принес? - спросила она.

– Познакомьтесь, - сказал Бруно Васильевич. - Мария Семеновна. Наша соседка и спасительница. Однако, к сожалению, я должен вас, Мария Семеновна, разочаровать. Не дали мне денег в университете. Не дали. Просили завтра зайти.

– Сколько стоит? - спросил Минц.

– Плюс пятнадцать процентов, - ответила Мария Семеновна. - Но и меня понять можно - пенсия у меня не человеческая, а кошачья. А желудок, простите, вполне человеческий.

Минц купил коробку с кошачьим кормом. Мария Семеновна ушла, пересчитывая деньги. Бруно Васильевич и кошки смотрели на Минца, не отрываясь. Минц почувствовал, что и хозяин готов отведать кошачьего корма.

Бруно Васильевич поставил коробку на пол, и кошки начали остервенело рвать картон.

Комната была бедной, захламленной, заставленной рассыпающимися вещами, как будто ее специально сделали такой, чтобы кошкам было удобнее играть в прятки.

Из-за занавески, разделявшей комнату на две части, донесся глухой, задыхающийся голос:

– Ты получил гонорар?

Минц не понял, был ли этот голос мужским или женским.

Бруно Васильевич обернулся к профессору, приложил палец к губам, а затем сказал:

– Гонорар за лекции обещают заплатить к концу недели. Сегодня в кассе денег не было.

– Ты всегда так! Лентяй! - рассердились за занавеской. - Пошел бы раньше, тебе бы досталось!

Кошки шуршали оберткой «Вискаса». Катышки рассыпались по полу, кошки подхватывали их и хрумкали.

– Садитесь!.. - Бруно Васильевич показал на стул, а сам сел на продавленный диван.

– Я готов вам одолжить, - предложил Лев Христофорович. - Сколько вам нужно?

Бруно Васильевич не успел ответить, как из-за занавески послышалось:

– Кто там у тебя? Почему незнакомый голос?

– Это мой коллега, мама, - ответил Бруно Васильевич. - Профессор Минц.

– Не имею чести, - сказала мама Бруно Васильевича. Резким движением она откинула занавеску и выехала к гостю.

Мать Бруно Васильевича, немолодая черноволосая, губастая женщина, сидела в инвалидной коляске. Одета она была в черное, расшитое стеклярусом платье. Колени ее покрывал плед, давно превратившийся в непонятного вида тряпку. Руки, лежавшие на тряпке, были усыпаны перстнями. Кошки перестали есть и уселись в ряд, демонстрируя уважение к хозяйке.

– Вот так и живем, - развел руками Бруно Васильевич.

– Рад с вами встретиться, - сказал Минц матери консультанта. - К сожалению, я не был с вами знаком раньше.

Мама прикрыла яркие карие глаза.

– Вы состоятельный человек? - спросила она.

– Относительно.

– Распространяется ли ваше благосостояние на бутылку шампанского?

– Разумеется, - сказал Минц.

– Тогда докажите это, - сказала мама.

Минц достал бумажник, открыл его и вытащил купюру с видом концлагеря в Соловках.

– Мама, мне стыдно за вас, - сказал Бруно Васильевич.

Минц подумал, что старик сохранился хуже, чем его мама. Впрочем, с женщинами восточного типа это случается. Они как бы консервируются.

Мама нажала на кнопку в ручке инвалидного кресла.

Тут же в дверях, словно она только этого и ждала, появилась Мария Семеновна. Она держала поднос с четырьмя бокалами и открытой бутылкой шампанского «Новый Свет».

– Отечественное, - с гордостью сказала она и поставила поднос на овальный столик, для чего пришлось сбросить на пол несколько книг.

Кошки зашипели.

Мама подъехала к столу первой. Следом за ней бокалы взяли остальные.

– «Брют», - сказала мама. - Спасибо тебе, Мария Семеновна. Хоть ты и сволочь, но иногда в тебе что-то просыпается.

– Это от жадности, - призналась Мария Семеновна.

Она вытащила из пальцев Минца купюру и сказала:

– Сдачи не жди, Христофорыч.

– Мы знакомы? - удивился профессор.

– Ты соблазнил меня, когда учился на втором курсе, - сказала Мария Семеновна и, звонко расхохотавшись, выбежала из комнаты.

Только тут Минц сообразил, что не удосужился рассмотреть соседку.

Мама пила медленно, маленькими глоточками. Бруно высосал шампанское, не отрывая губ от бокала.

– Что вас к нам привело? - спросила мама.

– Счастливый случай, - ответил Минц. Шампанское приятно ударило в голову, чего не могло случиться от обычного вина.

– Профессор увидел у одного из заочников статью, то есть курсовую о теореме Ферма, - пояснил Бруно Васильевич.

– Господи, - вздохнула мама, - это же позавчерашний день!

– Мама, вам вредно так много пить, - сказал Бруно Васильевич.

Мама протянула руку с пустым бокалом. Рука не дрожала. Бруно отрицательно покачал головой. Минц подумал, что тезка консультанта точно так же качал головой, когда инквизиторы требовали отказаться от идеи множественности миров.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});