Великий Гусляр - Кир Булычев

Экспедиция отыскала по плану место, где некогда стоял флигель, и начала сносить накопившиеся за сто лет ветхие деревянные строения, чтобы приступить к раскопкам.

И каково же было удивление археологов и искусствоведов, когда обнаружилось, что в груде строений скрывается вполне сохранившееся, если не считать колонн, здание русского Версаля.

Было немало статей в газетах, диссертаций и иностранных делегаций. Колонны восстановили, сделали их на две больше, чтобы показать преимущества советского образа жизни. Флигель объявили Домом приемов, но снова никто не приехал, и тогда его присвоил себе зампред Нытиков. Нытикова отправили на повышение в область, во флигеле остались его родичи. Родичи вмешались в борьбу за власть, их посадили и под влиянием момента флигель отдали под детский сад. Так прошло еще десять лет. Они привели к дальнейшему запустению. Каждый новый предгор клялся, что восстановит памятник французской архитектуры, но когда приходил к власти, как-то становилось недосуг.

До наших дней флигель дожил в виде жалкой дворовой собаки благородного происхождения. А вокруг него располагалась помойка, с краю которой гуляли дети, а с другого царили бомжи.

Теперь в Великом Гусляре наступило некоторое оживление. Приехал Кара-Мурзаев, Николай Ахметович. Основал банк. Купил участок. Строит офис банка в шестнадцать этажей с гранеными теремками из черного стекла.

И надо же так случиться, что этот самый версальский флигель попал под западный угол банковского небоскреба.

Общественность с запозданием засуетилась, две бабушки выходили с плакатами, учитель Авдюшкин устроил послеобеденную голодовку. Новый городской голова дал клятву корреспонденту «Гуслярского знамени» Мише Стендалю версальский флигель сохранить для потомства, но потом имел беседу с Николаем Ахметовичем, Президентом Гуснеустройбанка. После беседы настроение городского головы изменилось, и он стал сторонником прогресса. Хватит, сказал он старушкам и Стендалю, держаться за прошлое. Дорогу свежему ветру с океана!

И вот теперь перед печальным взором Льва Христофоровича бульдозер сгребает в сторону остатки флигеля, который пережил и царский режим и даже советские годы.

Этот флигель, размышлял профессор, не только свидетель, но и участник русской жизни последних столетий. А что это означало для изысканного иммигранта? Он появился на нашем балу, надушенный и напомаженный, вокруг слышались голоса восхищения, но и был ропот недовольных. И стоило случайному покровителю сгинуть, как началась эпоха пренебрежения и гонений. Версаль помнил все - шик и блеск королевского бала, шум революции и музейное благолепие. Жизнь флигеля была жизнью в страхе - вот-вот с тобой что-то сделают, сожгут, загубят, и лучше спрятаться среди хибар и быть такой же хибарой как остальные. Чем ничтожнее, тем больше шансов выжить!

Ну что же это за страна такая! Как возможен в ней прогресс?

...По улице прошел Гаврилов. Колю уже трудно было назвать молодым человеком, но он остался Колькой. И если не займет в жизни добротного места, то оставаться ему Колькой до алкогольной старости. Мать, что тащила его до тридцати лет, совсем состарилась, а Коля периодически брался за ум и начинал новую жизнь. Вот и сейчас, как слышал Минц от Удалова, он поступил в заочный Университет технико-гуманитарных перспектив имени Миклухо-Маклая. Решил получить специальное финансовое образование и основать фирму. В Великом Гусляре немало фирм, в основном маленьких, торговых, даже есть свои рэкетиры. Словом, все, как у больших.

Коля, проходя мимо окон профессора, кинул равнодушный взгляд на строительство. Судьба соперника Версаля его не беспокоила. Он нес с почты большой пакет. Интересно, кто же вступил с этим оболтусом в переписку?

Коля пропал, и Минц возвратился к печальным мыслям.

Раньше, размышлял он, наше общество было подобно пирамиде. Наверху находился царь или генсек - не важно, как его называть. А далее в строгой последовательности располагались жильцы государства различных категорий. Была эта пирамида мафиозной, однако жила по строгим правилам. Если ты живешь в слое секретарей райкомов, то не дай тебе дьявол воровать, как секретарю обкома! Да тебе голову снесут! А вот если некто обижал обитателя нижнего яруса, он мог пойти в партком, а то и в райком. Неизвестно, нашел ли бы он защиту и опору, но ответ из вышестоящей организации получил бы наверняка... Он был бесправен, боялся воров, но куда больше - властей... А теперь мы живем на поле, покрытом пирамидками - то ли кроты баловались, то ли собак там выгуливали. И каждая пирамидка живет по своим законам, никто никого не боится, потому что есть соседняя пирамидка, куда можно переметнуться. Всем, но не нижнему слою, который вынужден ждать и терпеть.

Минц подумал, не заморозить ли ему строительство - в буквальном смысле этого слова. Опустить температуру в котловане до минус сорока градусов. Но возраст не позволяет заниматься такими рискованными экспериментами. Еще заморозишь кого-нибудь живьем! Или получится наводнение... Пора покупать компьютер! Лучший в мире компьютер - мозг Льва Христофоровича - стал сбоить. Уже не может решать одновременно больше шести - семи проблем.

Минц незаметно для себя задремал. Пожилой организм требовал отдыха.

И тут в дверь постучали.

Минц не откликнулся. Он продолжал спать.

Дверь раскрылась. Коля Гаврилов, который, как и все в доме, знал, что профессор никогда не запирает двери, вошел в кабинет, зажег верхний свет и стал смотреть на профессора. Он подумал, что сдал старик за последние годы - и венчик волос вокруг лысины совсем побелел, и живот стал не таким упругим.

– У тебя трудности с математикой? - спросил профессор.

– Я думал, что вы спите, - сказал Гавриилов.

– Спать - самое непроизводительное занятие. Мхи не спят никогда. А человек - мыслящий мох, лишайник, плесень...

– Лев Христофорович, можно совет получить?

– Это не первый совет, - сказал Минц. - И ты не будешь ему следовать.

– А вдруг последую?

Минца развеселила такая возможность.

– Ну, выкладывай, - сказал он.

– Я тут учиться начал, - сказал Коля.

Он присел на стул и сгорбился, показывая свою печаль.

– Весь дом знает, что ты в очередной раз что-то начал, - согласился Минц.

– На этот раз я всерьез начал, - признался Гаврилов. - Я два задания выполнил, но ведь надо и деньги зарабатывать.

Деньги Гаврилов зарабатывал спасателем на реке Гусь. Он подменял в зимние месяцы по очереди остальных четырех спасателей, которые уходили в отпуск. А весной он сам уходил в отпуск до ноября. Вот и сейчас, под Новый год, ему приходилось сидеть на вышке с биноклем, кутаясь в служебную доху.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});