Розалина снимает сливки - Алексис Холл

class="p1">– Ты в порядке, друг? – спросил Гарри, давая Розалине понять, что она стоит над ним дольше, чем собиралась.

– Что? Да. Я хотела сказать… – Она вдруг почувствовала, что снова оказалась в средней школе и говорит мальчику, что у нее есть подруга, которой он нравится, и надеется, что он не подумает, что эта «подруга» – это «она». – Эм…

Он поморщился. Как и следовало ожидать.

– Слушай, хотел спросить, я ведь не расстроил тебя в тот день?

– Расстроил меня? – повторила она, слегка ошеломленная.

– Да. Из-за имени. И из-за «милой». И из-за «девочки». И из-за «красотки». – Ей показалось, что он покраснел. – Просто не хочу, чтобы ты считала меня придурком.

Если честно, она вообще не привыкла думать о таких парнях, как Гарри.

– Нет. Вовсе нет.

– Отлично. Я просто, ну, это самое, уточняю. – Он вздохнул, что, к удивлению Розалины, значило «мне полегчало», а не «ты за это поплатишься».

– Потому что, – продолжил он, – иногда я что-нибудь ляпну, а потом думаю: «Господи, Гарри, ты полный кретин», и эта мысль не дает покоя.

Розалина бросила на него любопытный взгляд. Она привыкла, что ее постоянно парализует возможность неодобрения людей. Но о чем беспокоиться Гарри? Он симпатичный парень, который живет в мире приятелей, пабов и женщин, которые не возражают против того, чтобы их называли милыми.

– Мне кажется, многие про себя так думают. Только, скорее всего, без «кретина».

– Ладно. Хорошо. – Он на секунду замолчал, наверно, размышляя насчет «кретина» – странный вышел образ. – Спасибо, друг.

Розалина подозревала, что будет жалеть, что спросила, но ничего не могла с собой поделать.

– А почему ты внезапно стал звать меня «другом»?

– Ты сказала, что я не стал бы звать тебя милой, если бы ты была парнем. Я подумал над этим, и, знаешь, ты права. И либо так, либо начать звать своих друзей «милыми», а они явно начнут на меня коситься.

Она не могла понять, победила или проиграла.

– Наверно, это вполне справедливо.

– Кстати, ты хорошо постаралась на прошлой неделе. Все сделала правильно.

– Спасибо. Ты справился…

– Довольно средне, – добавил он с сожалением. – Мой шоколад не застыл, а украшения растаяли. Вечно с ними проблемы, скажи?

– Ну, время еще есть.

Он кивнул.

– С нетерпением жду завтра. Люблю хорошие пироги. Но как только мы оказываемся в бальном зале, какой-нибудь парень с камерой подходит и спрашивает: «Что ты делаешь, Гарри?», а я отвечаю: «Готовлю пирог, разве не видно?» А потом он говорит: «Можешь повторить еще раз, как будто не отвечаешь на вопрос?» Это так глупо.

Это вызвало у нее смех. Потому что, если разобраться, это и впрямь было глупо.

– Ладненько. – Он неожиданно ей улыбнулся. – Не смею задерживать, друг.

– Вообще-то… – Ох, и зачем она на это согласилась? Это было глупо, ужасно и даже снисходительно. – Анвита хотела спросить, все ли у тебя в порядке? Ты один. Здесь. Сам по себе. И я тоже. Если только тебя это не раздражает. Но если что, это была ее идея. Правда.

Он посмотрел на нее своими карими большими растерянными глазами.

– Я в порядке, спасибо. Просто обедаю. Думаю, насколько сильно испортил начинку.

– Мне кажется, мы все ее испортили и теперь об этом думаем. – Слова продолжали сыпаться из Розалины вопреки ее воле. – Мы заметили, что ты обычно держишься в стороне. И не знаем, это твой выбор, или ты нас терпеть не можешь, или решил, будто мы тебя ненавидим, или, может, у тебя аллергия на скамейки для пикников, или… по какой-то другой причине.

– Ничего я такого не думаю. – Он засмущался сильнее. – Я решил, что у вас свои дела, и не хотел вам мешать.

– Ничего особенного. Скорее, это из-за… стола.

Он перевел взгляд с нее на стол, встревоженно нахмурив брови.

– Проблема в том, что я плохо умею общаться с несколькими людьми одновременно.

– А разве кто-то умеет?

– Ну… да. Мой приятель Терри всегда вытаскивает меня во всякие компании и постоянно говорит: «Эй, Гарри, что ты делаешь в углу, почему ни с кем не разговариваешь? Это Джим и Бренда, я с ними только что познакомился». Не знаю, как он это делает.

– Ясно, но ведь это Рики, Анвита и я. Ты с нами уже знаком.

– Но не общался со всеми вами сразу.

– Ой, идем. – Она протянула руку, и после минутного колебания он взял ее, позволив поднять себя. Его ладонь была теплой и мозолистой, и осознание того, что она отчасти оценила это, заставило ее почувствовать себя леди Чаттерлей.

– Все будет хорошо. Тебе не нужно ничего говорить, если не хочешь.

– Так в этом-то и проблема, а? Потому что в голове звучит голос: «Почему ты ничего не говоришь, почему ты ничего не говоришь, почему ты ничего не говоришь?»

Она лукаво посмотрела на него.

– Мне кажется, ты раздуваешь из мухи слона.

– Да. Наверно.

Они вернулись к группе. Гарри слегка волочил ноги, как заключенный, идущий на гильотину, или как ребенок к стоматологу.

– Хэй, – сказала Розалина с легким придыханием. – Я вернулась с Гарри.

Он сел рядом с Рики.

– Как дела, канонир?

Последовало долгое молчание.

– Извини. – Анвита бросила на Гарри потрясенный взгляд. – Это какое-то расистское оскорбление?

Гарри выглядел искренне потрясенным.

– Что? Нет. Канонир? Вулидж? Арс?

– Фанат «Арсенала», – объяснил Рики. – Что сказать? Люблю команды-победители.

– Есть вещи поважнее, чем победа, приятель. – В голосе Гарри звучала непривычная уверенность.

– В соревновательном спорте?

Гарри пожал плечами.

– Главное – преданность. Ощущать себя частью чего-то.

– Мне очень нравится, – перебила Анвита, – эта скучная беседа о спорте, в который я не играю, не смотрю и которым не интересуюсь.

– Прости, милая… э… друг… Анвита. – Гарри потянулся за несуществующей пинтой, а затем поспешно сложил руки на столе. – Как поживает твоя бабуля?

– Рада, что я участвую в шоу. Ей очень трудно не делиться этим со своими подругами.

– Да, моей тоже. Я такой: «Нет, ба. Я в контракте подпись свою поставил. Нельзя рассказывать. Даже Шейле с клуба лото».

Рики скомкал свою салфетку поверх бумажной тарелки и поставил на нее полупустую бутылку с водой, чтобы все не разлетелось.

– Моя мама слишком хорошо меня знает. Она меня очень поддерживает, но уверена, что я вылечу на третьей неделе.

В этот момент Розалина поняла, что она единственная, кто не внес свою лепту.

– Мои родители не особо любят реалити-шоу. Но Амели в восторге. Конечно, ей всего восемь, а я ее мама. Поэтому она до сих пор радуется, когда видит меня на камере видеонаблюдения в магазине.

В глазах Анвиты снова появился опасный, заинтересованный блеск.

– И твоим