Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно - Карстен Дюсс

к окружающим людям.

Я был бесконечно благодарен господину Брайтнеру за это болезненное осознание.

Даже убийство Драгана можно было свести к тому обстоятельству, что и ему мои желания были не важны. Но этого господин Брайтнер не мог мне подтвердить ввиду своей неосведомленности.

А что же Борис? Как можно было объяснить теорией догматов веры, что он был еще жив? У меня не было больше желания убивать. И по своему собственному желанию я не убил Бориса. Борис был еще жив, потому что я так хотел. Может быть, то, что я оставил Бориса в живых, было всего лишь протестом против моих родителей? Или в случае с Борисом речь шла вообще не о том, чтобы оставить его в живых? А гораздо больше о том, чтобы держать кого-то у себя?

В подвале моего дома обитало живое существо, о котором я мог заботиться. Как когда-то тот маленький мальчик о Тапси. У меня имелся, в самом широком смысле, некий предмет, который представлял для меня ценное имущество. Как когда-то самокат. Котенка и самокат я, тот маленький мальчик, вынужден был отдать. Бориса я, будучи взрослым, мог держать у себя. Потому что никто, кроме нас с Сашей, о нем не знал. До нынешней ночи. И кем бы ни был тот, кто сперва освободил, а потом усыпил Бориса, – этим он показал мне и моему внутреннему ребенку, что обладает такой же властью над Борисом, как когда-то родители над моим котенком и моим самокатом. И этот незнакомец имел кое-что общее с родителями: и ему, и им были абсолютно безразличны желания маленького мальчика в кожаных штанишках, которым я когда-то был и который все еще существовал во мне.

Распознать причину моих проблем – это было одно. Разработать на основании этого какую-то стратегию, чтобы исцелить моего внутреннего ребенка, – нечто совсем другое. И именно этим навыкам господин Брайтнер обучил меня на очередном тренинге.

Что и привело к роковым последствиям для того незнакомца.

16. Догматы веры

Догматы веры – это представления о мире, которые транслировали вам ваши родители. Как и все догматы, они могут быть травматичными. Как и все догматы, они могут быть переписаны. Вами.

Йошка Брайтнер. Внутренний желанный ребенок

Стоя в подвале перед спящим Борисом, мы с Сашей размышляли, что делать дальше. Дом был защищен. Никто не мог войти и выйти незамеченным. Об этом позаботились люди Вальтера. Конкретная опасность немедленной мести со стороны Бориса или его людей потеряла актуальность. Она отступала перед неясной угрозой, исходящей от незнакомца. По крайней мере, мы выиграли время. Которое я бы предпочел потратить на глубокое дыхание. Но не мог. Благодаря моей супруге.

Первым делом я должен был исполнить желание Катарины – присмотреть за Эмили, пока Катарина пойдет с кем-то там обедать. Чтобы у нее было время для себя – а не у меня для себя. Но по крайней мере, у меня будет Эмили.

По дороге к Катарине я смогу заодно купить новый замок для камеры Бориса. Пока сгодится и такая экстренная мера. Саша все равно будет часто заглядывать в подвал. Как только Борис очнется, кто-то должен быть при нем.

В двухкомнатных апартаментах Бориса мы расставили стол и стулья на свои места, заперли дверь камеры старым велосипедным замком и вместе пошли наверх.

На входе в детский сад нам встретился стекольщик, который, очевидно, собирался заменить разбитое стекло. В руке у него был конверт формата А5. Увидев нас, он подошел и спросил:

– Вы здесь живете?

– Мы управляем детским садом с разбитым окном. Прекрасно, что вы пришли, – ответил Саша.

– Ну тогда это письмо, наверно, вам.

Стекольщик протянул Саше конверт. Коричневый, старый, пухлый конверт формата А5. На лицевой стороне была наклейка с адресом и надпись, отпечатанная на машинке: «Жильцам дома». В правом верхнем углу наклеен обрывок иностранной почтовой марки, с левого края на ней можно было прочитать «eoс».

– Где вы его взяли? – спросил я.

– Лежал на тротуаре возле дома. Мне нужно еще кое-что принести, – сказал стекольщик и пошел обратно на улицу.

Мы с Сашей переглянулись. Анонимное письмо? Это не сулило ничего хорошего.

Без лишних слов мы вернулись в пустую игровую комнату группы «Немо». Саша разорвал конверт. Извлек содержимое и положил на столик для поделок.

Три поляроидные фотографии с изображением Бориса, спящего в садовом домике феи Лили, и лист бумаги с отпечатанным текстом. Текст гласил:

«Хорошо, что вы двое сразу же закрыли детский сад, после того как я немножко прибрался в подвале. У вас есть время до конца недели, чтобы убить вашего гостя. Либо в пятницу утром голова Бориса, упакованная в картонную коробку, лежит на ограде парка, либо в пятницу вечером следующая серия фотографий окажется в полиции».

Мы с Сашей весьма неловко опустились на слишком маленькие для нас детские стульчики. Первым обрел дар речи мой внутренний ребенок:

«Мы не убьем Тапси!»

Я машинально сунул руку в карман и погладил птичку-повторюшку. Это, по крайней мере, помогло мне вновь найти слова.

– Нас шантажируют… какой-то идиот, с точки зрения которого мы не стоим даже нового конверта.

– Одно то, что этот тип так открыто нам это показывает, уже говорит о многом, – откликнулся Саша.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Давай пока оставим в стороне больное содержание этого опуса и обратимся к его форме. Мы можем многое узнать из того, как написан текст.

Саша был прав. То, что нас шантажировали, было не изменить. Однако мы могли подойти к проблеме шантажа рационально.

– Тогда давай соберем воедино наши впечатления. Начинай.

– Итак, – начал Саша, – первое, что мне бросается в глаза: ни обращения, ни приветствия. И он с нами фамильярничает. Эрго[19], не умеет себя вести. Тип, который это написал, по своей сути неотесанный хам.

– Мне тоже так кажется. Второе: этот тип за нами наблюдает. Иначе он бы не знал, что детский сад сегодня закрыт.

Саша кивнул:

– Может быть, у него самого ребенок ходит сюда. Тогда сегодня утром он получил эту инфу по вотсапу, и ему нужно было только пройти мимо дома и бросить письмо.

Мне пришла в голову одна мысль.

– Но он не мог знать, нашли мы уже Бориса или нет. Потому и прислал нам фотографии Бориса в домике феи Лили. Этот тип хочет быть уверенным на сто процентов, что мы найдем там Бориса. – И пока Саша молчал, задумавшись с отсутствующим видом, я добавил: – Третье: этот тип как-то связан с Испанией.

– С чего ты это взял?

– Слог «еос» на обрывке почтовой марки. «Корреос» – почта Испании. Этот тип сегодня обнаружил, что у него нет новых конвертов, и просто взял один из старых.

– Значит, мы ищем неорганизованного хама, как-то связанного с Испанией, который за нами наблюдает, – подытожил Саша.

Я кивнул:

– Перейдем к содержанию. Он хочет, чтобы мы убили Бориса и обезглавили его. Отсюда