Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно - Карстен Дюсс

ни Саша, ни я не владели парикмахерским искусством, а только машинкой для стрижки волос, тоже не вполне позитивно сказывался на его прическе. Но я не испытывал из-за этого чувства вины. Если бы я шесть месяцев назад не загнал Бориса в ловушку и не заточил в темнице, мое тело изменилось бы гораздо сильнее, чем его. Полгода назад Борис убил бы меня без колебаний. А так, по крайней мере, мы оба до сих пор были живы. И Борис, лежа здесь перед нами, выглядел почти расслабленным.

Эта его расслабленность, похоже, была связана с чем-то, что было воткнуто в его левую руку. Трубка для инфузий соединяла локтевой сгиб с маленькой коробочкой, прицепленной к оконной раме игрового домика. В коробочке находилась ампула с какой-то жидкостью. Мое замешательство возросло еще больше.

Ликующий детский голос во мне, громко и радостно повторяющий «Тапси!», я успокоил уже почти механически, погладив птичку-повторюшку в кармане.

Саша казался таким же озадаченным, как и я. Мы, наверно, целую минуту молчали, после чего Саша убрал пистолет. Мы приблизились к Борису. Для начала я проверил его пульс. Слабый, но все-таки есть. Саша поближе рассмотрел коробочку с ампулой. На ней была этикетка.

– Что там? – спросил я.

– Тут написано «Мидазолам», – сказал Саша.

– И что это?

– Без понятия. Я изучал технологию защиты окружающей среды.

– Что бы это ни было, но, похоже, именно из-за него Борис в таком состоянии. Мы должны это снять.

– Может, не здесь, не в этой части подвала, куда каждый может войти?

Саша был прав. Мы положили коробочку и ампулу Борису на живот. Потом я ухватил его за ноги и вытянул из садового домика. Саша взял его за руки, и вместе мы отнесли Бориса обратно в камеру, где положили на кровать. Саша разрезал ножом кабельные стяжки.

Борис вроде бы не получил никаких внешних повреждений. Дыхание его было стабильным и ровным. Канюля в локтевом сгибе была обрамлена следами четырех явно неудачных попыток ввести иглу в вену.

– Довольно небрежно втыкали. Обслужили как кассового пациента[16].

– Зато быстро и без вопросов. Кто бы это ни был.

Мы вытащили канюлю из руки Бориса.

Я повнимательнее осмотрел ампулу и коробочку. Ампула была еще наполовину полная. Всю жизнь я спрашивал себя, зачем, собственно, сдавал в школе расширенный экзамен по латыни. И вот наконец я смог впервые применить свое знание на практике.

– На ампуле с мидазоламом написано еще мелкими буквами «Dormicum».

– Что это значит?

– «Dormire» означает «спать». Эта дурь в ампуле, судя по всему, снотворное. Коробочка, кажется, его дозирует. Видимо, кто-то хотел, чтобы Борис проспал точно определенное время.

«Спи дальше, Тапси», – услышал я удовлетворенный шепот моего внутреннего ребенка.

Мой внутренний ребенок избавился от своей ярости, а я, на время, от своего страха. Борис снова сидел в тюрьме. Вместе с изрядным количеством вопросов.

– У нас теперь проблемой меньше или проблемой больше? – поинтересовался Саша.

Я пожал плечами:

– Ну да, хорошая новость, во-первых, заключается в том, что сегодня мы, скорее всего, не умрем. Сам Борис не представляет для нас опасности. – Я попытался для начала подытожить все позитивное.

– Но, может, тот тип, что его освободил, представляет опасность.

– Не имею понятия. Кто бы ни вытащил Бориса из подвала, это явно не его друг. Иначе он забрал бы Бориса с собой, а не оставил бы, усыпленного, в домике феи Лили.

Саша скрестил руки за головой – наверное, чтобы лучше сосредоточиться.

– Неплохо бы привести все в систему, – сказал он. – Что нам известно?

– Кто-то явно узнал, что мы здесь кого-то держим, – выдал я в ответ.

Саша кивнул:

– Он вытащил его из нашего подвала. Но не освободил. И не обратился в полицию. Он его усыпил, связал и засунул в домик феи Лили.

– Не просто засунул. Он его там спрятал. И даже починил замок на наружной входной двери, который до этого взломал, – добавил я.

– Это, наверно, какое-то послание?

Я задумался.

– Скорее даже три послания, – сказал я наконец. – Первое: мне известна ваша тайна. Второе: я с вами играю. И третье: кроме меня и вас, это никого не касается. Поэтому он уничтожил следы взлома на двери.

– Это совсем уж по-детски, играть с нами в такие игры, – отметил Саша.

– По-ребячески, – автоматически поправил я. – Кто играет таким образом с организованной преступностью, тот явно очень склонен к риску.

– И возможно, даже не знает точно, с кем связался.

Саша указал на спящего Бориса. У того из уголка рта тянулась ниточка слюны. Я счел абсурдным предположение о том, что кто-то связал и усыпил Бориса, не зная, кто такой Борис.

– Ты хочешь сказать, у этого кого-то случайно оказались при себе наркотическое средство, болторез, кабельные стяжки и лом? – заметил я. – И потом он в подвале дома, где квартируют адвокат мафии, бывший водитель мафии и детский сад, руководимый мафией, случайно нашел плененного русского. А потом отволок его в домик феи… Может, нам стоит проверить всех детей, не является ли кто-то из них злобным эльфом.

Саша сделал сокрушенное лицо:

– Все нормально. Я понял. Просто пришла такая мысль.

Я попытался еще раз все рационально упорядочить:

– Давай будем считать, что тип, который усыпил Бориса, знал, кто такой Борис и в каких мы с ним отношениях. Тогда он, совершенно очевидно, хотел, чтобы мы хватились Бориса. Чтобы искали его. Чтобы впали в панику.

– Но этот кто-то рассчитал, сколько времени Борис проспит. – Саша начал ходить взад и вперед по маленькой комнате. – Раз Бориса усыпили сегодня ночью, а сейчас ампула пуста лишь наполовину, значит до сегодняшнего вечера он не должен был очнуться. Если бы мы не нашли Бориса до этого времени, он наверняка разорался бы, когда проснулся, а никого, кроме нас, в доме не было бы.

– Что опять же означает, что этот тип знает, когда и кто здесь бывает, – продолжил я Сашину мысль.

– И это еще одно послание.

– Итак, кому в конечном итоге плевать, сколько мы будем паниковать из-за пропажи Бориса? – спросил я.

– Кому-то, кто знает нас и кому плевать на наши желания, – резюмировал Саша.

«Ай!» – крикнул мой внутренний ребенок. Он был тут как тут. Надавили на его синяк «Твои желания не в счет». Свою собственную ярость я сдержал осознанным дыханием и, исполненный любви, ласково похлопал птичку-повторюшку.

– Итак, – заключил я, – этот тип, который сначала освободил Бориса, а потом засунул его в садовый домик феи Лили, беспардонный эгоист, которому плевать на наши желания. Это сужает круг подозреваемых?

– Ни в малейшей степени.

Так оно и было. Данное описание вполне подходило почти каждому человеку, который оказывал влияние на мою жизнь, начиная от Катарины, моих клиентов и отморозков на детской площадке и заканчивая Нильсом-официантом. И при этом только официант Нильс имел алиби.

Но кто бы ни был этот парень, он шагнул в мою жизнь в крайне неблагоприятный для него момент. Я больше никогда никому