Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

промолчала.

* * *

Разговор с владыкой Элрондом ничего не дал в смысле обеспечения безопасности моего не-консорта.

Владыка, по-моему, даже не совсем понимал, чего я хочу. Зато с Ланэйром они обменивались весьма понимающими взглядами. Тот только что руками не разводил и глаза не закатывал, демонстрируя, что богиня блажит. То есть, понятно, делал это весьма сдержанно, но смысл его очень сдержанной пантомимы даже я понимала; так же как и то, что Элронд в ответ просемафорил, что прекрасный цветок мило капризничает. В мою же сторону транслировал любовь и снисходительность практически в промышленных объёмах, потчевал всяким вкусным, со всем соглашался, но я не сомневалась, что речи мои для него пустой звук. Владыка не понимает, как можно запретить поединки. Традиции же! Не консорт? Это очень жаль и очень зря. Пусть лучше будет им. От расписывания достоинств потенциального консорта у меня кусок поперёк горла вставал. И совершенно невозможно было свернуть с этой темы. Владыка демонстрировал упорство носорога, присватывая мне эру Ланэйра.

Зато связаться с Ганконером согласился почти сразу. Правда, осторожненько оговорив, что я точно поживу до Самайна в Лориэне. Я так поняла, что его очень интересовала моя благодать, которая действовала на плодородие эльфиек и на общее процветание вверенного колхоза королевства. Мне это показалось справедливым, и я согласилась, после чего тут же повеселевший владыка обещался установить связь буквально завтра. На вопрос, а почему не сейчас, было сказано, что завтра день удачнее, да и подготовиться надо — и тут Элронд с облегчением перешёл на обсуждение красот Лориэна, которые (вот незадача, как же так?) я до сих пор не видела. Тут он укоряюще косился на Ланэйра. Тот только улыбался краешками губ, не вступая в разговор. Похоже, они были довольны своим заговором, как два цыгана, облапошивающие доверчивую селянку. Чувствовала даже какое-то удовольствие от созерцания двух столь удовлетворённых жизнью и спевшихся существ.

Я не очень-то хотела задерживаться, подозревая, что элу Элронд занятой эльф, но он сам задерживал. Похоже, бескорыстное любование пламенем доставляло ему немалое удовольствие, и разговоры всё разговаривались, а мне было увлекательно сидеть на высокой площадке, с которой открывались роскошные виды, слушать умные речи и есть крохотные пирожные.

В разгар беседы присоединился ещё один эльф. Судя по тому, как он слегка поклонился, положение у него было самое высокое.

Удивилась я тому, что ни с кем не любезничающий Ланэйр, похоже, неподдельно обрадовался и обнялся с ним. Они были рады друг другу.

Отдельно удивляло, что выглядел эльф хлыщом, даже рядом с Ланэйром: роскошные, сверхухоженные золотые локоны до пояса; травянисто-зелёная шёлковая мантия, расшитая золотыми цветами. Я, когда они обнимались, подсознательно ожидала, что этот луг вместо одежды обзеленит белый кафтан Ланэйра не хуже настоящей травы. Ланэйр торжественно обернулся:

— Познакомься, Блодьювидд: это эру Глорфиндель Лаурэфинделэ Эпессэ, лорд Дома Золотого Цветка, один из древнейших эльфов Арды и один из лучших эльфийских воинов!

Улыбнулась, сказала, что рада знакомству и нежданно ляпнула бестактность: спросила, неужто Глорфиндель старше Ланэйра.

Ланэйр как-то смутился, а Глорфиндель наоборот:

— Богиня, мой возраст сложно счесть, я ведь побывал в чертогах Мандоса, и, единственный из живущих, вернулся из них. Непонятно, какую эпоху брать за точку отсчёта…

Он говорил, а я понимала, что это ведь тот самый Глорфиндель, описанный дедушкой Толкиным.

Не удержалась и восхищённо вцепилась, начав выспрашивать и далее всякие бестактности: каково в загробном мире и тому подобное — и удивляясь его юному, живому, сияющему лицу и чувствующейся внутренней силе. С внутренней силой там всё было очень хорошо. Она была ого-го какая! Впечатление разряженного хлыща моментом ушло. Он рассказывал всё, что мне было интересно. Говорил просто, но я чувствовала в его речи слои и подводные течения, которых не понимала. Но и то, что понимала, заставляло развесить уши. Он, в свою очередь выспрашивал, как мне жилось в Арде, да как мы с Ланэйром добирались из отрогов Туманных гор в Лориэн. Ланэйр легко и охотно участвовал в беседе, и я про себя удивлялась, как это можно выставить экстремальное наше путешествие почти анекдотом.

Было видно, что они друзья: общие словечки и шуточки, для них значащие больше, чем для окружающих, дружелюбные взгляды и общая расслабленная атмосфера.

Речь зашла о том, что владыка Трандуил со свитой и сыном застряли в другом мире. Я с озабоченным вздохом помыслила вслух, каково-то им там.

Владыка Элронд бессердечно высказался, что всё у них хорошо, что с ними сделается: разве что владыка Трандуил без вина будет страдать — и тут же набулькал себе стаканчик. Глорфиндель в ответ задумчиво пробормотал:

— Ну да, пил он всегда хорошо.

Элронд вопросительно посмотрел на собеседников, что-то прочитал по их лицам, и, благодушно молвив:

— Посидим по-дружески, без чинов, — налил всем.

Вино было, понятно, мэллорновое. Мне тут же разъяснили за его великолепие и превосходство над всякими там дорвинионскими. Я покивала: «Ну да, ну да, конечно, всё тут у вас лучше» — вслух же, само собой, ничего такого не сказала.

Я скучала по владыке Трандуилу. И по соколу ясному, и по эру Лисефиэлю. И по владыке Ганконеру. А больше всего по своему ребёнку. Вот такое ощущение, что размазывает меня по Арде, как масло по хлебушку. Видно, чтоб благодать осенила наибольшую площадь. Похоже на божественный замысел. Затуманилась, глядя вдаль: где я небесная? Почему я не особо-то чувствую ту часть?

Владыка Элронд заметил и спросил, о чём я думаю. Я прямо сказала. Владыка предположил, что моё желание остаться в мире есть божественная благодать, осенившая наконец Арду, и что это знаменует собой начало Золотого Века. За Золотой Век они втроём и выпили.

И как-то мы просидели вчетвером дотемна. За разговорами я почти и не вспоминала, что только этим утром видела убийство и вся перетряслась. Вздохнула, подумав, что привыкаю к нехорошему: вон, даже нервишки алкоголем лечить не стала. Эльфы пили, а я так сидела. Но, вспомнив про утреннее, напряглась: а ну как эру Глорфиндель, сейчас эдак увлечённо рассуждающий о поэзии Первой Эпохи (кстати, оказалось, что у эльфов есть аналог матерных частушек) под окончание посиделок вызовет Ланэйра? Друзья-то они друзья, но тут даже и родственные связи зачастую значения не имеют, это я понимала.

Вечер стремительно терял очарование, и я сидела, как на иголках. Ланэйр был внимателен и тут же поинтересовался, что случилось.

Я замялась, наводить их на эти мысли не хотелось. Начала мямлить, что устала и хочу уйти.

Тут же была осыпана извинениями и всяческими похвалами моей небесной красе и благодарностями за