Михаил Коцюбинский - Ирина Михайловна Коцюбинская

удавались ему. Одну из картин, «Георгины», с дружеской надписью он преподнес отцу в день его рождения в 1907 году.

Тонкий любитель природы, особенно цветов, Коцюбинский почему-то не любил георгинов. Они казались ему бездушными, их пышность была лишена в его глазах прелести любого маленького полевого цветка. Тут он был солидарен с Чеховым. «…На что Вам этот холодный, невдохновляющий цветок! — писал как-то о георгинах И. А. Лейкину Антон Павлович. — У этого цветка наружность аристократическая, баронская, но содержания никакого. Так и хочется сбить тростью его надменную, но скучную головку».

Среди всех обществ «Просвиты», которые были организованы в то время во многих городах Украины, только два — в Чернигове и Полтаве, — возглавляемые Коцюбинским и Короленко, отличались оживленной деятельностью.

Черниговская «Просвита» имела филиалы в Нежине, Козельце и других городах. Хорошо работала при «Просвите» библиотека, распространяя не только дозволенную литературу, но и нелегальную.

Однако не дремала и полиция. Начались притеснения.

Нестойкие члены общества, опасаясь неприятностей, разбежались. В «Просвите» вся работа фактически легла на плечи отца и матери. Михаил Михайлович жаловался: «Нет у меня большой надежды на общественность нашу. Она такая слабая, неустойчивая… Нужно кричать, дразнить толстокожего «гражданина», быть может, хотя бы укладываясь спать, он вспомнит, что не все у нас «благополучно».

Кончилось тем, что Михаила Михайловича и его жену по распоряжению губернатора исключили из «Просвиты». К тому же Е. С. Шульга — секретарь «Просвиты», который около года работал с Коцюбинским в обществе, проявил вдруг свое подлинное нутро. Это он, председатель Нежинского филиала «Просвиты», куда перебрался в 1907 году, оказался предателем и доносчиком: заседал вместе с остальными членами «Просвиты», а по возвращении домой «писал на нее доносы, причем подлейшего характера», возмущался Михаил Михайлович.

В 1906 году шла кампания по выборам во II Государственную думу. Отец входил в число губернских избирателей и активно участвовал в борьбе с партией октябристов («Союз 17 октября»), представителей крупных землевладельцев.

Отец очень волновался в те дни. Приходил с выборов возбужденный, с беспокойным огоньком в глазах. Оживленно рассказывал, как скандально прокатили «на вороных» кандидатов октябристов… Торжествовал, что в числе десяти депутатов Государственной думы от Черниговщины выбрали депутатом по рабочей курии рабочего Остроносова.

В творческой биографии Коцюбинского годы эти, полные напряжения, заняли особое место. Это было время, когда талант его проявился во всей своей силе.

Революция явилась для писателя школой политического воспитания, способствовала созреванию его мировоззрения. Она отразилась в его произведениях глубоко и многосторонне, начиная с повести «Fata morgana» и кончая целым циклом блестящих новелл, вошедших в золотой фонд украинской классики («Смех», «Он идет», «Intermezzo», «Persona grata», «Неизвестный», «В дороге»).

Каждое из произведений несло общественно важную мысль и каждое отличалось филигранной отделкой деталей. В поле зрения Коцюбинского — самые злободневные вопросы революционной действительности: духовное созревание народа, поиски правды и борьба за нее, столкновение высших нравственных критериев, рожденных революцией, и тлетворных «идеалов» уходящего мира, разоблачение антигуманной сущности царизма, предательства либералов, долг и назначение передового художника, литература и жизнь, искусство и народ. Творчество Коцюбинского периода революции и последующих лет шло в русле самых передовых реалистических тенденций, прокладывая реализму путь к высшим формам.

Время формировало новый тип художника — страстного борца за социальную справедливость, талантливого, вдумчивого. Творческой лабораторией этих писателей была сама жизнь, полная катаклизмов, тревог и опасностей, но и широко раскрывавшая горизонты, манящая перспективами.

Написание второй части повести «Fata morgana», непосредственно отражающей революцию 1905–1907 годов на селе, требовало от писателя тонкого понимания и детального анализа политических событий.

Коцюбинский отдавал себе отчет в сложности задачи. «К этой работе должен готовиться, так как эта вещь очень серьезная и трудная», — пишет он Е. Чикаленко.

Писатель следит за событиями, вчитывается в статью В. И. Ленина «Лев Толстой, как зеркало русской революции».

Ему близки слова о том, что «старые устои крестьянского хозяйства и крестьянской жизни, устои, действительно державшиеся в течение веков, пошли на слом с необыкновенной быстротой»[45], что «…вся прошлая жизнь крестьянства научила его ненавидеть барина и чиновника, но не научила и не могла научить, где искать ответа на все эти вопросы…»[46].

Огромную помощь в создании повести «Fata morgana» оказали Коцюбинскому и работы В. И. Ленина по аграрному вопросу.

Как всегда, ежедневно почтальон приносил многочисленную корреспонденцию, поступающую в адрес Коцюбинского. Тут сообщения земских корреспондентов всей Черниговской губернии, из уездов — Менского, Борзнянского, Новгород-Северского, Сосницкого, Городнянского, Нежинского.

«От думы ждали всяких благ, — читает Коцюбинский корреспонденцию из Суражского уезда Поповгородской волости, — но вышло полное разочарование. Безземелие грозит ужасными последствиями. Народ ждал прирезки земель… — земля до того раздроблена, что на мужскую душу попадает по полторы десятины кругом».

Михаил Михайлович кропотливо обрабатывает материалы. А по вечерам раскладывает их на письменном столе в нужном порядке, обдумывает план повести, детали характеристик.

Чутко прислушивается писатель к любой новости, к любому сообщению. То, полный нетерпения, спешит он вместе с женой встретиться где-то на окраине города с учительницей из Горбова, которая приехала из села после разгрома барской экономии, то, трясясь на неровных дорогах, едет на возу со скошенной травой в Выхвостово, чтобы побывать на месте, где недавно произошел самосуд, то письменно запрашивает инженера черниговского завода, знающего работу аппаратной, об условиях труда и случаях увечья. «С удовольствием сообщу то, что знаю, — читаем в ответном письме, хранящемся в фондах Черниговского литературно-мемориального музея М. Коцюбинского. — Самое опасное в смысле получения поранения — это отделение аппаратное, или, иначе, машинное. А самая опасная машина — это машина паровая, приводящая в действие весь завод… как ни ограждают паровые машины, все же доступ к машине должен быть, а посему рабочий не гарантирован от получения увечия. Получить увечие можно всевозможным неосторожным действием.

Расскажу об одном из таковых. При паровой машине находился насос с зубчатыми колесами, так называемыми шестернями для качания воды… Во время хода машины смазчик хотел смазать шестерни насоса. Держа в левой руке масленку, он начал наклонять ее, чтобы масло потекло в носок масленки, но так как масла было в масленке мало и носок плохо давал капли масла, то рабочий начал постукивать носком масленки о зубцы шестерни, желая этим ускорить смазку. Внезапно шестерня захватила масленку. Инстинктивно, желая освободить (ее. — И. К.), рабочий правой свободной рукой хотел вырвать носок масленки из шестерни и угодил рукой туда, куда попала масленка, и ему оторвало 4 пальца на правой руке».

Этот случай был положен потом писателем в основу изображения увечья Андрея в «Fata morgana». «Я теперь так выбился из обычной житейской колеи, — пишет Коцюбинский друзьям, — так погрузился