Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

то в 1967-м его кандидатура была отклонена на основании экспертного вывода, сделанного критиком Э. Местертоном:

В современной русской литературе Паустовский, бесспорно, занимает выдающееся место. Но он не является большим писателем, насколько я понимаю… Паустовский — писатель с большими заслугами, но также и с большими недостатками. Я не нахожу, что его заслуги могут перевесить недостатки настолько, чтобы можно было мотивировать присуждение ему Нобелевской премии[2288].

Жалко, но так. И жить П. оставалось совсем немного. И не всё, фантазер и выдумщик, он успел — мечтал, например, — как рассказывает Ст. Рассадин, —

завершить свой романно-мемуарный цикл книгой, также словно бы автобиографической, словно бы потому, что в ней была бы описана такая жизнь, которую «старик» <…> хотел прожить, да не прожил. Например, страстно мечтал встретиться с Блоком — не вышло[2289].

Но все-таки жизнь, если говорить в целом, удалась, как мало у кого в XX веке. И книги П. по-прежнему читают. Может быть, и не с тем энтузиазмом, как полвека назад, однако же читают.

Соч.: Собр. соч.: В 9 т. М.: Худож. лит., 1981–1986; Стальное колечко. М.: Речь, 2015; Мещерская сторона. М.: Дет. лит., 2016; Золотая роза. М.: АСТ, 2017; Теплый хлеб. М.: Малыш, 2018, 2022; Малое собр. соч. СПб.: Азбука, 2019, 2022; Повесть о жизни: В 2 т. СПб.: Азбука, 2023.

Лит.: Левицкий Л. Константин Паустовский: Очерк творчества. М.: Сов. писатель, 1963, 1977; Воспоминания о Константине Паустовском. М.: Сов. писатель, 1975, 1983.

Перцов Виктор Осипович (1898–1980)

Выпускник факультета общественных наук МГУ (1922), П. дебютировал в критике «напостовской» статьей о Пастернаке, названной по-хулигански выразительно — «Вымышленная фигура» (1924)[2290]. А спустя год ударил уже и по Ахматовой, заявив, что «<…> новые живые люди остаются и останутся холодными и бессердечными к стенаниям женщины, запоздавшей родиться или не сумевшей вовремя умереть»[2291].

Ахматова его, естественно, так и не простила. А Пастернак рассердился, конечно, но, по своему обыкновению, отмахнулся, и ему в дальнейшем случалось с П. даже общаться — едва ли не вплоть до 31 октября 1958 года, когда, выступая на общемосковском собрании писателей, П. взялся за старое, заявив, что Пастернак «не только вымышленная, преувеличенная в художественном отношении фигура, но это и подлая фигура», а потому надо, мол, просить правительство выслать Пастернака из страны, «чтобы он не попал в предстоящую перепись населения»[2292].

Будь эта позиция последовательной, П. можно было бы, наверное, даже уважать — по крайней мере, за эстетический ригоризм. Так ведь нет же — когда отношение властей к Ахматовой вроде бы потеплело, он на сборник «Из шести книг» откликнулся в «Литературной газете» (10 июля 1940 года) прочувствованной рецензией «Читая Ахматову», где инвективы вдруг претворились в комплименты: она у него теперь уже «мастер», и «пишет по-прежнему хорошо. И даже лучше, чем раньше»[2293].

То же и с Пастернаком. Вознамерившись перейти из Пролеткульта в ЛЕФ, где Пастернак считался фигурой отнюдь не вымышленной, П. тут же пишет вполне почтительную по отношению к поэту статью «Новый Пастернак», причем печатает ее все в том же рапповском журнале «На литературном посту» (1927. № 2). И эти, как и многие другие, кульбиты перцовского вкуса заставляют предположить, что эпиграмма З. Паперного, при всей ее грубоватости, не так уж безосновательна:

Виктор Осипыч Перцов

Не страдает верхоглядством,

Он, скажу без лишних слов,

Болен лишь… приспособлядством[2294].

Ну в самом-то деле. В ультрареволюционной молодости, — вспоминает П., —

во мне поселился дух отрицания прошлого <…> Для полной ясности скажу, что, отказавшись от отрицания культуры прошлого, я пришел бы в разлад с ощущением революции, с пафосом революции, который был для меня тогда пафосом разрушения старого[2295].

И действительно, в 1920-е он работает по каким-то новаторским методикам в ЦИТе (Центральный институт труда) у А. Гастева, доказывает, что искусству при социализме суждено отмереть, а едва дух времени меняется, с тем же пылом говорит про необходимость учебы у классиков и про то, что культура как нельзя лучше служит общепролетарскому делу.

Ведет себя, словом, во всем исключительно правильно: готовит под своей редакцией книгу о Московском инструментальном заводе для горьковской «Истории заводов и фабрик» (1932), участвует как один из авторов в сборнике «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» (1934). И даже слог у него, обычно вертлявый и, во всяком случае, нескучный, обретает величавую державную занудность, так что статьи и книги о Маяковском, какими П., собственно, и кормился весь остаток жизни, написаны, — по едкому замечанию А. Мацкина, — будто «просвещенным секретарем райкома»[2296].

Рассказывают, что Маяковский его при жизни не жаловал, вроде бы даже называл «навазелиненным помощником присяжного поверенного». Но времена после знаменитой резолюции про «лучшего, талантливейшего» склонились к канонизации, и П. в этом преуспел больше прочих, не колеблясь обнаружив «истоки великого новаторства Маяковского <…> не в „футуризме“, а в революции…»[2297]. Во всяком случае, при выдвижении на Сталинскую премию 1941 года его труды даже столкнулись с поэмой Н. Асеева «Маяковский начинается».

Победил Н. Асеев, но в 1951 году выдвижение было повторено, и опять незадача — возможно, не без воздействия Л. Брик, которая была так возмущена перцовскими рассуждениями о цельнометаллическом трибуне революции, что сочинила специальный памфлет «АнтиПерцов» для рассылки в ЦК, Институт мировой литературы, Союз писателей и прочие инстанции[2298].

Значит, не мытьем, так катаньем, и Государственную премию СССР за третье издание трехтомника «Маяковский. Жизнь и творчество» П., несмотря на отчаянное сопротивление на этот раз уже не Л. Брик, а ее врагов — руководителей Музея Маяковского[2299], в 1973 году все-таки получил. Можно было доживать свой век на покое и в полном почете — доктор филологических наук (1950), ведущий научный сотрудник ИМЛИ АН СССР, кавалер орденов Трудового Красного Знамени (1958) и «Знак Почета» (1968). А к несомненному в глазах начальства званию главного маяковеда страны прибавилось, благодаря монографии «Мы живем впервые: О творчестве Юрия Олеши» (1976), еще и реноме тонкого ценителя литературы; благо, — говорит В. Огнев, — «никогда не идя против течения, он тем не менее воздерживался в последние годы жизни от неблаговидных поступков, старался поддержать лучших писателей»[2300].

А дальше… Дальше, как водится, забвение.

Соч.: Маяковский: Жизнь и творчество: В 3 т. М.: Наука, 1971–1972; Современники: Избр. литературно-критические статьи: В 2 т. М.: Худож. лит., 1980

Петровых Мария Сергеевна (1908–1979)

Все знают, что О. Мандельштам посвятил П. стихотворение