Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

глядя в её бледное лицо. Ему хотелось обнять её, прижать к груди, чтобы часть боли, терзающее её тело, взять себе. Чтобы ей было хоть чуть-чуть легче, чтобы это дорогое, самое замечательное лицо в Обитаемом Мире осветилось простой, добродушной улыбкой.

– Я не знаю… – Смогла она прошептать, и из закрытых глаз полились слёзы.

Было невыносимо смотреть на это, и Рутгер, сняв перчатки, взял её лицо в свои ладони. Сейчас ему было всё равно, что подумают про него другие. Пусть решают, что воевода размяк, что он уже не тот прежний Стальной Барс, суровый воин севера, непреклонный и решительный, каким он хотел казаться в глазах воинов. Сейчас для него не было ничего важнее этой маленькой девчонки и той боли, что её мучила.

– Странное чувство. Словно кто-то пытается залезть в мою голову и узнать то, о чём я думаю… Он спрашивает меня, и я не могу ответить. Я не знаю, как это сделать…

– Чем помочь тебе?

– Разве кто-то может мне помочь? Тебе не дано лечить кровоточащие раны души. Только… – Эрли на мгновение замолчала, и, открыв глаза, твёрдо сказала: – Я чувствовала злорадство тех, кто в подземельях, когда вы ссорились. Они ждут раздора среди нас, чтобы сразу же этим воспользоваться. Не дай им повод!

– Кто тебя спрашивает? – Не понял воевода. Мелькнула мысль, что от боли девушка несёт какую-то чепуху, и слегка повредилась в рассудке. Как может кто-то что-то спрашивать с помощью мысли? Магия? Здесь? Среди вампиров, под землёй?

– Я не знаю кто он! – Ведьма отпрянула, и с нарастающим раздражением проговорила: – Это кто-то большой, и сильный! Он гораздо сильнее всех вместе взятых упырей, и, по-моему, он хочет знать, зачем мы спустились в подземелья вампиров!

– Проклятье. – Только и смог прошептать Стальной Барс. Это было выше его понимания. Ему показалось, что он вот-вот сойдёт с ума, или Эррилайя сделала это для того, чтобы немного позлить его? Для чего? Что всё это значит?

– Я слышал о таком. – Откликнулся из тёмного угла царь россов. – Мне рассказывал об этом отец. Раньше, много веков назад, когда ещё в Обитаемом Мире существовали маги, многие из них умели говорить друг с другом на больших расстояниях, не произнося слов. Не помню, как это называется, да и так ли это важно?

– Что же нам делать? Как помочь Эрли? Мне кажется, что она может сойти с ума от этого!

– Он спрашивает меня, что мы здесь делаем. – Твёрдо сказала девушка, размазывая по лицу слёзы, и видимо чувствуя какое-то облегчение. – Теперь я понимаю его.

– Кто это? – Тут же спросил Рутгер, внимательно вглядываясь в глаза возлюбленной. Он не мог ей помочь, так хотел хотя бы узнать, кто её совсем недавно так жестоко терзал. Кто знает, может Бессмертный Тэнгри так распорядится судьбой, что маг попадётся ему в руки, и можно будет ему всё это припомнить. – Как далеко отсюда?

– Тебе его не достать. – Усмехнулась Эррилайя, и сразу же стала той прежней ведьмой, к какой все привыкли, в которой странным образом сплетались нежность и сарказм, детская, наивная доверчивость, и напускная грубость. – Его никто не сможет найти, потому что он – дух. Он дух и повелитель этих подземелий, и сейчас мы в его власти. Если он захочет, то натравит на нас всех вампиров из тоннелей, и они разорвут нас в клочки!

– Даже так? – Стальной Барс обрадовался перемене произошедшей с девушкой, и с облегчением вздохнул. Теперь он был готов стерпеть от неё всё, что угодно. Что её насмешки, и слова, на первый взгляд кажущиеся полными яда? На самом деле она добрая, отзывчивая, и влюблённая. – Да пусть приходят! Скажи своему духу, что нас этим не напугаешь!

Ему хотелось шутить, балагурить, беззаботно смеяться, ведь, как ему казалось, опасность, угрожающая его возлюбленной, отступила. Конечно, он не мог знать, что будет завтра. Даже то, что предсказывала Эррилайя, можно было принять только с существенными оговорками, но разве это важно для человека, что в ближайшее время собирается жить одним днём? Что он может поделать, и противопоставить обстоятельствам? Умение владеть мечом? Жажду жизни? Уверенность в том, что сможет найти убежище Древних Богов? Разве всё это теперь важно? Здесь, в подземельях, кишащих упырями, любое мгновение жизни, как и глоток воздуха, может стать последним. Конечно, это надо ценить, даже находясь на грани, но как передать словами, а не чувствами то, что не может иметь цены?

– Что же он не сделал этого раньше? – Осторожно спросил Аласейа, словно боялся услышать ответ.

– Ему было интересно узнать, кто спустился в его владения.

– Рут! Что скажешь на это? – Царь россов обратился к воеводе.

– Даже не знаю. – Тот тщетно пытался сопоставить всё, что было ему известно, но никак не мог ухватиться за что-то такое, что, как ему казалось, незримо присутствовало в каждом слове, произнесённом Эрли от лица духа.

– Мой царь! – Послышался из темноты голос Анди.– Если мне будет позволено…

– Говори, друг мой. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

– У нашего народа есть поговорка, что гласит: угрожающий – слаб. Что если нас пытаются запугать? Ведь тот, кто боится, идя в битву, уже почти погиб.

– А ведь верно! Будь я проклят! – Зарокотал Сардейл.– Мы потеряли шестерых воинов, но и нарубили вурдалаков около двух десятков! Не такие уж они и сильные, как говорил Болевил!

– Чтож, значит, когда отдохнём, отправляемся в путь? – Подвёл итог Рутгер.

– А разве у нас есть выбор? – Откликнулся Аласейа. – Спасибо, тебе, Анди. Ты говоришь редко, но каждое слово, сказанное тобой, преисполнено мудростью.

– Что мы будем делать с братьями, павшими в бою?

– Оставим их здесь. Рядом с Древними Богами. – Ответил Стальной Барс и повернулся к Эрли. К его удивлению она уже спала, мирно посапывая носом. Мысленный разговор с духом, похоже, лишил её последних, далеко не беспредельных сил. Рутгер снял плащ, и заботливо укрыл им девушку, и, понизив голос, продолжил: – Мне и самому не нравится этот склеп, но вынести отсюда мы их не можем. Они уже пируют возле Очага Бессмертного Тэнгри, и не осудили бы нас за такую могилу. Когда выберемся из подземелий, принесём им достойную жертву, и справим по ним тризну.

– Да. Это будет лучшее, что мы сможем для них сделать. – Пробурчал ветеран, и уже веселее, будто с сердца упал