Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

далекой моей юности, когда я учился в школе. Теперь эта пожилая женщина как будто в своем лице оправдала всех учителей, в которых мне впоследствии пришлось разочароваться, настолько она была мила, интеллигентна и симпатична, но продолжала упорно стоять на своем:

– Если вы не возьмете от меня пожертвование, вы меня кровно обидите. Я хочу, чтобы меня помнили и после смерти, и поминали на службах!

– Мария Степановна, так пожертвуйте свои деньги в храм! – уговаривал я ее.

– Нет, я прошу и умоляю вас, чтобы именно вы поминали меня!

– Хорошо, Мария Степановна! Тогда мы на ваши деньги купим все необходимое для нашего храма святых апостолов Петра и Павла…

– Это вам виднее, а для меня самое главное – чтобы поминали учительницу, рабу Божию Марию!

Мы подружились с этой удивительной женщиной и побывали у нее в гостях, в ее квартире неподалеку. Мария Степановна приходила к нам в гости каждый день по вечерам, пока мы жили на подворье. Наверное, она в нас с отцом Агафодором увидела своих бывших учеников, потому что при каждой встрече приносила нам скромные угощения со своей пенсии: печенье, конфеты, шоколадки. В этот период мне благословили служить ранние литургии на подворье, и наша старушка старательно приходила на все службы, если позволяла погода, и благоговейно причащалась. Светлая тебе память, дорогая Мария Степановна! Слышишь меня?..

Запомнилась поездка с генералом, посещавшим нас на Каруле и Фиваиде, и его женой в крупный женский монастырь под Москвой. Монахини организовали для нас встречу: сначала выступали дети, потом сестры порадовали нас своим проникновенным церковным пением. Потом началась основная часть: ответы на вопросы монахинь. Как-то незаметно эта беседа перешла в критические откровенные замечания со стороны сестер в адрес игуменьи, волевой энергичной монахини. Но она довольно быстро нашлась:

– Видите, отец Симон, как у нас все просто? Может подняться любая монахиня и при всех запросто критиковать меня!

Впрочем, вечер закончился благополучно. От множества встреч и разговоров я начал постепенно уставать. От долгого стояния в безконечных автомобильных пробках при различных выездах на встречи с почитателями Афона, я начал задыхаться. Мне купили кислородный баллон и маску. Так я ездил по Москве, но это средство помогало очень слабо. В один из таких суматошных дней мы спустились в метро. Сырой нездоровый ветер подземки заполнил легкие, и я понял, что вместе с ним впервые в них вошла серьезная болезнь, по-видимому, тяжелая форма гриппа. Поначалу я еще пытался бороться с недугом и даже выходил на встречу с людьми. Но температура доконала меня, и пришлось слечь окончательно.

Я лежал в келье игумена, и все плыло перед глазами. Срочно, по вызову отца Агафодора, приехали знакомые врачи из «Кремлевской» больницы. Они определили двустороннее воспаление легких. У моего дивана поставили обогреватели. Смутно помню, как доктора учили моего друга делать мне уколы антибиотиков. Но мне становилось все хуже. Я стал впадать в забытье. О моей болезни узнал Даниил и забрал меня к себе на квартиру в Юго-Западном районе. Хотя температура держалась около сорока, я начал открывать глаза. Запомнилось, как меня навещали в болезни московские знакомые, пили чай возле кровати и непринужденно беседовали между собой. Однажды надо мной склонилось лицо отца Пимена.

– Ты еще живой? Смотрите, даже улыбается! И как это он к отцу Кириллу попал? Не понимаю… Отец Херувим приезжал, так его к старцу не пустили. Целый скандал с охранниками вышел, – говорил игумен кому-то.

Немного придя в себя, я упросил отца Агафодора поскорее вывезти меня из зимней сумрачной Москвы в теплую Грецию.

Обратную дорогу я совершенно не помню: высокая температура и сильная слабость держали меня в полузабытьи. Осталось лишь одно ощущение: ожидание, когда все это закончится… Пришел я в себя лишь от сильного холодного ветра на полицейском причале на границе Афона. Зелеными буграми, словно гулкими залпами, шипящая вода ударялась о причал и заливала его. Нам предстояло плыть на утлой резиновой лодочке. Нас встречал Виктор, который вместе с иеромонахом начал перетаскивать продукты в лодку. Ее швыряло и крутило на волнах. Водяная пыль летала в воздухе, развеваемая колючими порывами штормового ветра.

Полицейский Георгий критическим взглядом осматривал меня. Он остановил взгляд на моих тяжелых неуклюжих ботинках:

– Патер, ты что, поплывешь в этом в такую погоду? – он указал пальцем на мою обувь.

Я пожал плечами. Мне было все равно, утонем мы или нет, лишь бы все поскорее закончилось.

– Да он же совсем больной! – крикнул полицейский отцу Агафодору, тащившему ящик с крупами. – Ты думаешь ваш патер доплывет живым?

Лодку высоко подкидывало на крутых волнах. Морская соленая вода разъедала лицо и глаза. Помню выражение лица полицейского: полное непонимание того, что мы делаем. Вдобавок ко всему пошел холодный дождь.

– Что скажете, батюшка? Поплывем или будем шторм пережидать? – прокричал мне в ухо иеромонах.

– Плывем, плывем, скорее бы в тепло… – отвернувшись от ветра, прошептал я.

Не