Царские дети и их наставники - Борис Борисович Глинский

событие в своё время не привлекло ничьего особенного внимания, и никому в голову не приходило, что новорождённой дочке бедного немецкого принца — прусского генерала — суждено будет через несколько лет вступить в родство с представителями власти обширнейшей монархии, стать у кормила правления и приобрести в истории европейских народов громкое и славное имя просвещеннейшей государыни.

Детство Софии-Фредерики прошло довольно бледно, и будущность, по-видимому, не сулила ей ничего заманчивого. Когда отец ее получил место коменданта Штеттинской крепости и губернатора этого города, семья переехала на жительство в местный старинный замок, где маленькая София-Фредерика была помещена, вместе с няней и гувернанткой, в трех комнатах, рядом с колокольней придворной церкви.

Мать ее мало обращала внимания на воспитание дочери, раза два-три в день, ненадолго, видела ее, и София-Августа росла всецело на попечении своей гувернантки, госпожи Кардель, живой и умной француженки.

Принцесса Иоганна-Елизавета держала дочь в совершенной простоте, относилась к ней сурово, требуя от нее безусловного повиновения, преследуя проявления в ней заносчивости и гордости, а в особенности — лжи. В свободное от занятий время будущая русская императрица играла в городском саду с детьми простых горожан и от души и вволю резвилась со сверстницами на городских гуляньях. Во время игр она всегда стремилась брать на себя роль коновода и предводительницы, причём любимым ее занятием была стрельба.

Наружность принцессы в то время тоже не представляла ничего выдающегося: она была хорошо сложена, отличалась благородной осанкой, ловкостью и высоким, не по годам, ростом. Выражение лица не было красиво, но очень приятно, причём открытый взгляд и ласковая улыбка придавали ей особую привлекательность.

Надзор и обучение Софии-Фредерики были поручены француженке Кардель, придворному проповеднику Перору, учителю рисования Лорану, учителю немецкого языка Вагнеру, лютеранскому законоучителю, пастору Дове, и учителю музыки Реллигу. Кроме этих лиц при ней состоял еще француз, учитель танцев.

Наибольшим расположением принцессы и влиянием на нее пользовалась госпожа Кардель. Очень начитанная женщина, но сама серьёзно ничему не учившаяся, гувернантка сумела приохотить свою воспитанницу к чтению французских классиков-драматургов Расина, Корнеля, Мольера, а также выработала в ней вежливость и приветливость обращения.

Успешно шли равным образом занятия принцессы с учителем чистописания, но зато уроки музыки у Реллига не пошли ей впрок, и будущая Екатерина II до конца дней своих так и осталась чужда этой области искусства.

София-Фредерика относилась к занятиям прилежно, вникала в смысл бесед преподавателей, но всегда стремилась делать из приобретаемых знаний самостоятельные выводы. Это заслужило ей в глазах педагогов репутацию девушки, что называется, «себе на уме», относящейся ко всему критически и с некоторым недоверием.

Скудная программа образования принцессы нашла себе, однако, некоторое дополнение в случайных путешествиях с родителями, которые и имели бесспорно благотворное влияние на развитие ее мыслительных способностей и на расширение ее умственного кругозора. Таких путешествий, имевших особенное влияние на ее образовательное развитие, ей пришлось в детстве сделать несколько: в Эйтен, Гамбург и Берлин. В Эйтене она, будучи десяти лет от роду, познакомилась при дворе епископа со своим троюродным братом, одиннадцатилетним герцогом Голштинским, Петром-Ульрихом, будущим русским императором и своим супругом, Петром III. Маленький герцог не вызвал особых симпатий цербстской принцессы. Он поразил ее своим болезненным, хилым видом.

В Гамбурге на нее обратил особенное внимание племянник шведского министра, граф Гюлленборг, который, видя, как принцесса Иоганна-Елизавета посвящает мало времени своей дочери, сказал ей, что София-Фредерика — девочка выдающаяся, развитая не по летам и что она заслуживает больших родительских попечений. Но, несмотря на такой отзыв, никто, однако, не думал, что маленькая цербстская принцесса со временем возвысится над всею родней своим положением и своими природными способностями.

В ней видели лишь холодный ум, некоторую наблюдательность, но, в общем, считали ее натурой обыкновенной, которой, вероятно, суждено будет сделаться доброй женой какого-нибудь мелкопоместного немецкого принца и окончить жизнь в неизвестности. Впрочем, тогда еще один каноник — Менгден — предсказал ей славную будущность, заявив матери, что он видит по гаданию на лбу ее дочери целых три короны. Но никто, конечно, не придал этим предсказаниям серьёзного значения, пока сама судьба не сложилась, действительно, в пользу маленькой Ангальт-Цербстской принцессы.

II

В очерке «Законные наследники Петра I» было рассказано, каким образом голштинский принц Пётр-Ульрих занял, по воле тётки, престол своего великого деда. Вскоре по прибытии племянника в Россию Елизавета Петровна, обдумывавшая необходимость его будущего брака с одною из дочерей царского рода кого-либо из соседних держав, пожелала, чтобы Ангальт-Цербстская принцесса с дочерью пожаловала к ее двору. Русская императрица, считавшаяся в своё время невестой безвременно угасшего брата Иоганны-Елизаветы, заочно переносила на сестру своего покойного жениха чувство нежности, почему и сделала распоряжение о доставке ей портрета тринадцатилетней Софии-Фредерики. Наружность последней пришлась по душе Елизавете Петровне, и она, несмотря на многочисленные происки приближенных, решила повенчать племянника с его троюродной сестрой, бедной цербстской принцессой.

Вызов ко двору могущественной русской императрицы как нельзя более обрадовал честолюбивую Иоганну-Елизавету, и она, поощряемая родными, а еще более — прусским королём Фридрихом II, окружённая скромной свитой, зимой 1744 года прибыла в Россию. Здесь, сначала в Петербурге, а потом в Москве, где в то время пребывал двор Елизаветы Петровны, она была принята воистину по-царски и по-родственному: и она сама, а в особенности ее дочь, скромная, благовоспитанная и миловидная София-Фредерика, понравились государыне, и судьба внука Петра I была решена без всякого спроса и воли его. Несмотря на то, что ни Пётр Феодорович не чувствовал никакого влечения к приезжей невесте, наречённой при миропомазании, по принятии православия, Екатериной, ни последняя — к своему жениху, бракосочетание их было совершено 25 августа 1745 года, когда Петру шёл восемнадцатый, а Ангальт-Цербстской принцессе — семнадцатый год.

Это раннее