Царские дети и их наставники - Борис Борисович Глинский

полна предрассудков, старинных привычек и ложных страхов.

Так, ложась спать, она требовала, чтоб ей рассказывали сказки, причём сказки непременно страшные, с разным содержанием из выдумок невежественных торговок с базарных площадей! Кроме того, спать одна она не могла, а в ее комнате на полу непременно должен был лежать кто-нибудь из приближенных.

Она была внешне благочестива, религиозна, но вместе с тем верила в леших, домовых, русалок и тому подобные измышления народной фантазии. Ранние выезды на отцовские ассамблеи развили в ней излишнюю любовь к веселью, праздникам, балам, нарядам, приучили ее слишком легко смотреть на обязанности жизни и на права людей.

Таким образом, в Елизавете Петровне, как в женщине, мирно уживались рядом и добрые стороны, привитые к ней слабым подобием европейской жизни, и тёмные черты невежественной родной старины. Она является в истории нашего Отечества представительницей переходного времени, когда люди того времени отстали уже от старого берега, но не пристали к новому.

Смутные дни ее жизни во время царствования Анны Иоанновны и правления Анны Леопольдовны заставили Елизавету Петровну, конечно, о многом передумать и многое перечувствовать, но тем не менее не послужили хорошей школой, где бы она успела подготовиться к ответственной роли вершительницы судьбы русского народа. Живя в селе Александровском, она главным образом отдавала себя всецело псовой охоте на зайцев, причём всегда выезжала на эти охоты верхом в красиво сшитом мужском костюме. В селе Покровском она проводила время более тихо и скромно, и любимым ее развлечением было — сближаться с народом, ходить наравне с крестьянскими девушками в хороводах, петь с ними песни, сидеть на посиделках. Здесь она глубоко прониклась духом народной русской жизни, что спасло ее от того онемечивания, которому подверглись Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна.

Вступив на престол, Елизавета Петровна устранила от первенства иностранцев и дала главное место природным русским людям вроде Бестужева, Шуваловых, Воронцова и других, отличавшимся действительно выдающимися способностями и ставившим выше всего благо России и интересы русских подданных. Сама править государством она, конечно, не могла — для этого она была и слишком мало подготовлена, и несколько ленива; но вместе с тем она, следуя заветам родителя, стремилась насаждать у нас просвещение, поощряя представителей литературы, науки и искусства.

В частной своей жизни Елизавета Петровна была чрезвычайно доступна, проста и снисходительна. Не имея возможности выйти замуж по собственному выбору, когда была цесаревною, она так и осталась до конца дней своих лишённой радостей семейной жизни и всей душой привязалась к своему племяннику, Петру Феодоровичу, сыну старшей сестры Анны Петровны, а затем к внуку, Павлу Петровичу. Их воспитанием она близко интересовалась, стремилась готовить из них людей, которые, в качестве законных ее наследников, могли бы достойно занять русский престол.

К сожалению, недостаток личного серьёзного образования мешал ей, как воспитательнице, стоять на высоте задачи, что, несомненно, печально отразилось на складе умов и на выработке характеров обоих царственных отроков.

V

Иначе сложилась судьба цесаревны Анны, старшей сестры Елизаветы Петровны.

Анна Петровна еще при жизни отца была просватана за герцога Голштинского, Карла Фридриха, с коим и вступила в брак 21 мая 1725 года.

Брак этот, однако, не был вполне счастливым, и супружеству их не суждено было долго длиться. По рождении первенца 10 (29) февраля 1728 года Анна Петровна, еще не оправившаяся от болезни, вскоре простудилась и скончалась в городе Киле, оплакиваемая всеми, близко знавшими эту прекрасную женщину.

Якоб Штелин, воспитатель ее сына, описывает обстоятельства ее смерти так:

«Между прочими удовольствиями по случаю рождения герцога Карла-Петра-Ульриха, спустя несколько дней после того, как новорождённый принц был окрещён евангельским придворным пастором доктором Хоземаном, сожжён был перед дворцом фейерверк. При этом загорелся пороховой ящик, от чего несколько человек было убито, многие ранены, и нашлись люди, которые объясняли этот случай в радостном событии, как зловещее предзнаменование для новорождённого принца. Вскоре случилось еще большее несчастие. Герцогиня пожелала видеть фейерверки и иллюминацию, встала с постели и встала у открытого окна при сыром и холодном ночном воздухе. Некоторые из придворных дам хотели удержать ее и убедительно просили ее закрыть окно и более беречь себя в настоящем положении. Но она засмеялась и сказала: “Мы, русские, не так изнежены, как вы, и не знаем ничего подобного”. Между тем эта прелестная принцесса простудилась, занемогла горячкой и скончалась на десятый день. Ее тело набальзамировали и на следующее лето отвезли для погребения в Петербург, на том же русском фрегате, на котором герцог с герцогиней прибыли из России».

В честь этой принцессы герцог учредил Орден святой Анны.

Таким образом, новорождённый Карл-Пётр-Ульрих с первых же дней своего появления на свет был лишён материнских забот и ласки и остался всецело на попечении чуждых ему по крови лиц, составлявших свиту голштинского герцога.

Двор Карла Фридриха, не поддерживаемый теперь денежными средствами из России, испытывал большие лишения, нуждался даже в самом необходимом, что, несомненно, отражалось и на судьбе сына Анны Петровны. Несмотря на то, что со смертью Анны Петровны и с восшествием на престол Анны Иоанновны отношения герцога Голштинского к России были очень натянутые и даже враждебные, Карл Фридрих всё же твёрдо помнил, что сын его, как родной внук Петра Великого, — единственный, после Елизаветы Петровны, законный наследник русского престола, почему, утешая и ободряя окружающих, часто говаривал им:

— Он выручит нас из нужды и поправит наши дела!

Иначе смотрели на дело в Петербурге.

Императрица Анна, вступившая на престол, помимо законных наследников Петра, постоянно