Звезда Егорова - Петр Нечай

— Время на войне, Алексей Семенович, дорого стоит. Сколько же еще ждать?

— Обещаю, Алексей Федорович, не позднее чем через три дня МЗД начнут регулярно работать на этом участке, а мы перейдем с минерами на другой.

— Ладно, еще три дня, но ни часом больше, — строго заметил Федоров. — Слыхал, что делается под Курском? Вот и подумай, какую помощь от нас ждут…

…Лишь на шестой день поздно вечером Алексей Егоров появился в штабе соединения. Весь в пыли и грязи, с закопченным лицом и красными воспаленными глазами, совсем обессиленный, но безмерно довольный. Все эти дни, расставшись с командиром соединения, Алексей был на ногах, прошагал десятки километров по лесам и болотам вдоль железнодорожной линии от одной группы минеров к другой, не заходя в батальон к Лысенко, почти без пищи и отдыха. Он рассказывал минерам о встрече с генералом Федоровым и о боях в районе Курска, помогал выбирать замедлители, шутил и смеялся, подбадривая партизан, и они вдруг увидели другого Алексея Егорова, не только строгого начальника, но и старшего товарища, заботливого и душевного. И общей была радость, когда на рассвете шестого дня «сыграла» первая из пятидесяти поставленных мин.

Гитлеровцы из дорожной и поездной охраны открыли бешеный огонь и стали прочесывать лес, но остановились, обескураженные тем, что никаких следов партизан в районе крушения не обнаружили. А через два часа на другом участке, почти за пятьдесят километров от первого, был сброшен под откос второй эшелон.

Алексей находился у Дмитрия Резуто, когда на линии, со стороны Сарн, появился вражеский бронепоезд. Он подорвался на мине, установленной Резуто. Паровоз не был сброшен с рельсов, но из-под него взрывом выбило колеса, и, уткнувшись носом в насыпь, он испуганно загудел. С бронеплощадок и из вагонов команда бронепоезда открыла жестокий огонь, но целей немцы не видели, и скоро огонь прекратился. Это была третья мина за один день. Можно было идти докладывать командованию соединения. И, не заходя в Серхово к Лысенко, Егоров пошел в Лесоград.

Первый, с кем он встретился, был комиссар соединения Дружинин.

— Где вы пропадаете? — сердито накинулся он на Егорова. — Уж и Лысенко запрашивали, не случилось ли чего с вами. Право, ведете себя как мальчишка…

Егоров вспыхнул, но сдержался.

— Товарищ комиссар, — доложил он, — массовая постановка мин замедленного действия на участке Ковель — Сарны завершена. В течение последних суток подорвано три вражеских эшелона, в том числе бронепоезд. Минеры и личный состав обеспечения потерь не имеют… — Егоров болезненно сморщился.

— Что с тобой? — встревожился Дружинин. — Ты, случаем, не ранен?

— Разрешите сесть, Владимир Николаевич, тогда расскажу. — Егоров тяжело плюхнулся на пень, оказавшийся поблизости, и блаженно вытянул ноги. Потом стряхнул с ног прилипшие мокрые портянки. Ноги были в ужасном состоянии: стопы не просто отекли, а распухли, как от водянки, пятки посинели, пальцы стерты до мяса.

Егоров не удержался и застонал.

— Э-э, да ты, гляди-ка, совсем обезножел. — Комиссар присел на корточки возле Алексея и с удивлением разглядывал его ноги. — Что это у тебя?

— Это плоскостопием называется, Владимир Николаевич, или, как у нас говорят, медвежьей лапой. Что и говорить, интеллигентная болезнь. — Егоров попытался изобразить беспечную улыбку. Подумалось, что капитан из военкомата был прав — доставят еще ему ноги заботы. Однако постарался превозмочь неутихающую боль и быстро стал перематывать портянки. Обулся, даже притопнул ногами, встал и вытянулся перед комиссаром. Дружинин сочувственно наблюдал за ним.

— Так три эшелона, говоришь? — переспросил он.

— Два эшелона и бронепоезд.

— Это здорово! Молодцы! Спасибо, Алексей Семенович, и тебе, и твоим подрывникам. — Дружинин крепко стиснул руку Егорова.

— Рано благодарить, Владимир Николаевич. Вот через недельку… Как по нотам полетят фашисты под откос. А сердились вы напрасно. Я, может, за эти дни на десять лет постарел. Не сыграй мины — хоть сам под колеса ложись.

— Ты поспеши к Алексею Федоровичу — он ждет тебя не дождется. Только, пожалуй, сперва приведи себя немного в порядок. — Дружинин критически осмотрел Егорова. — А я пойду доложу, что ты прибыл.

Федоров встретил Алексея на пороге избушки.

— Так, говоришь, сразу три эшелона? — забыв поздороваться, воскликнул генерал. — Рад, рад. Поздравляю… От души поздравляю и тебя, и твоих разбойников.

Федоров крепко обнял своего заместителя и потащил его к скамейке.

— А вот за то, что скрыл свою болезнь, всыпать бы тебе, да уж ладно — победителей не судят.

Егоров укоризненно посмотрел на Дружинина. Федоров перехватил этот взгляд.

— Да ты на него не дуйся. Он уже тебе исхлопотал персональный экипаж. Будешь меньше ходить, больше ездить. Нам к твоей здоровой голове нужны и здоровые ноги. Ну, ладно, докладывай.

Уже прозвонили полночь Кремлевские куранты из черного трофейного радиоприемника, который стоял в углу горницы на табурете, а беседа все продолжалась. К Федорову и Дружинину присоединился начальник штаба Рванов, вызванный генералом. Разговор от разведки боем перешел к планам на будущее. Командиры разошлись только перед рассветом. На прощанье Федоров приказал Егорову представить к наградам отличившихся.

Партизанские будни… Никакой тебе романтики: изнурительные ночные переходы, полуголодные привалы на мокрой траве и робкий костерок, возле которого даже обсушиться как следует нельзя, злые полесские комары, которых за их лютый нрав партизаны окрестили эсэсовцами, чай из смородинного листа, дерущий горло табачок-дубнячок да свинцовая тяжесть в ногах.

Но все эти невзгоды ничто, если знаешь, что ты и твои товарищи — это сила, заставляющая гитлеровцев в далеком фронтовом тылу держать в готовности десятки рот и батальонов для охраны зыбкого спокойствия. И потому бодры партизаны в походе, а на привалах, вздремнув часок-другой, уже поют.

Как только вернулись с пробного минирования подрывники роты Садиленко, ходившие на линию Ковель — Сарны с Егоровым, двинулись в свои районы партизанские батальоны. План операции «Ковельский узел» вступил в действие.

Остался в своем районе батальон Федора Лысенко. Прошел еще дальше на юг, на дорогу Ковель — Ровно, батальон Григория Балицкого. К границе с белорусским Полесьем, на линию Брест — Ковель, направился со своим батальоном Федор Тарасенко.

Последними покинули Лесоград батальоны Маркова и Николенко. Им предстояло завершить окружение Ковельского узла выходом на запад — на линию Любомль — Ковель и Ковель — Владимир-Волынский. Их мины первыми должны были рваться под колесами немецких поездов, идущих с запада.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});