Звезда Егорова - Петр Нечай

— Полететь бы за ними, — глядя в небо и покусывая травинку, мечтательно произнес Всеволод. — Хоть бы глазком глянуть, как там мои старики…

— Так бы съездил я в деревню, поглядел бы на котят, — насмешливо пропел Володя Павлов. — Рано лететь, еще «эмзедуха» не сыграла. — Он прислушался. С полотна донесся негромкий говор, смех, постукивание по рельсам.

— Нюхают, гады. — Павлов поднял автомат. — А что, если им тревогу объявить?

— Не дури, хлопче, ну! Лежи смирно. — Клоков положил руку на автомат друга.

Стихло все на полотне. Томительно тянутся минуты, складываясь в часы. Наконец послышался шум поезда. Отфыркивается паровоз на подъеме, щелкают колеса вагонов на стыках. Подрывники замерли. Вот сейчас произойдет то, ради чего они ползали вдоль «потешной дороги» на Уборти. Эшелон идет к своей гибели. Должно быть, уже поравнялся с местом, где заложена мина. Прогремели в тумане вагоны. Шум поезда постепенно стих.

Взрыва не было… Хмурит брови Егоров, недоверчиво смотрит на часы — половина восьмого. Растерянно переглядываются бывалые подрывники.

— Что-то мы не так, наверное, сделали. — Павлов решительно поднимается на ноги и берет сумку у Клокова. — Пока туман, пойду попытаюсь исправить.

— Ты что, спятил? — Клоков схватил его за руку. — Это тебе не «балалайка». И дела не сделаешь, и сам подорвешься.

— А как же быть, ребята? — умоляюще смотрит на минеров Володя.

— Давайте еще подождем, — решительно говорит Егоров. — Может, что-то с замедлителем?

И снова томительное ожидание. Давно поднялся туман, и полотно железной дороги как на ладони.

— Заложили бы твою «балалайку», был бы тот эшелон нашим, — ворчит Павлов.

— Брось скрипеть, Володька, и без тебя тошно. Может, не мина виновата, а мы с тобой, — сердится Клоков.

Когда рассеялся туман, немцы перестали выходить на патрулирование: и так просматривался весь участок. И партизаны видят то место, где зарыта их загадочная мина. Кругом тихо, очевидно, фрицы завтракают. И вдруг из будки вышла очередная пара патрульных. Идут не спеша, внимательно смотрят под ноги, словно что-то потеряли. Остановились. Один медленно приседает на корточки, рядом опускается другой.

Минеры насторожились. Правда, от их мины патруль находится метрах в восьмидесяти, но, если что-нибудь заподозрят, поднимут шум, и тогда беги в лес. Но, к счастью, патрульные встали и пошли дальше. «Замедленку» миновали без задержки. Хорошо замаскирована! Да только что толку, если она не сработала.

Торопливо вернулся патруль, и скоро послышался шум нового поезда. Уже приближается к заминированному участку. Паровоз бегунками проехал мину, и тут из-под колес вынеслось желтое пламя. Паровоз стал подниматься на дыбы. Раздался тяжелый грохот взрыва. Передние вагоны полезли друг на друга, а следующие за ними стали валиться на бок.

Из будки обходчика выбежали гитлеровцы, над ними взлетела в небо красная ракета. Охрана открыла из автоматов огонь по опушке леса. Двое патрульных, пригнувшись, побежали к поезду, откуда тоже открыла огонь поездная охрана. Над головами подрывников засвистели пули, но гитлеровцы стреляли наобум, и пули их были не опасны.

Минут через тридцать со стороны Маневичей показался вспомогательный поезд. Впереди его шла бронедрезина, с которой фашисты обстреливали пулеметным огнем обе стороны дороги. Из вагонов высыпали автоматчики и, ведя огонь, направились к лесу.

— Всем отходить в лес, — приказал Егоров. — Огня не открывать, не обнаруживать себя!

В Серхово вернулись без потерь. А к вечеру туда же пришли командиры групп: Резуто, Садиленко, Мыльников и Денисов.

— Ну, как, все в порядке?

— Кажется, все нормально, Алексей Семенович. Только вот взрыв спутал нам карты, — ответил за всех Садиленко.

— Да, неладно получилось, — согласился Егоров. — Всю округу переполошили. Но уж очень хотелось попробовать новую мину. Теперь придется ночку пропустить. А может, оно и к лучшему. Сегодня гитлеровцы прочешут местность вдоль дороги и успокоятся, посчитают, что диверсанты отскочили. А мы тем временем займемся постановкой мин. Только ставьте замедление не менее четырех дней, чтобы успеть до первых взрывов завершить работу. На том и порешим.

…Уже двое суток, как Егоров с отрядом минеров вышел на задание, а на железной дороге один-единственный взрыв. Об этом доложил в штаб соединения комбат Лысенко. А от Егорова — никаких вестей. Нервничал командир соединения, беспокоились в штабе. Москва требовала активных действий.

На третий день Федоров не выдержал, сам подался в район, где действовали минеры. Нашел своего заместителя, сухо поздоровался.

— Как прикажете понимать? — напустился он на Егорова. — Дни проходят, а взрывов не слыхать.

— Будут взрывы, Алексей Федорович, будут! — попытался Егоров успокоить разгневанного командира.

— Пустые посулы мне не нужны. Лучше скажите, сколько за двое суток подорвано эшелонов?

— Один и тот пробный, — спокойно ответил Егоров.

— Вы меня удивляете, — развел руками Федоров, злясь на спокойствие Егорова.

— Ничего удивительного нет. Чтобы парализовать движение на линии Ковель — Сарны, надо заложить на первый случай не менее пятидесяти мин на определенном расстоянии одна от другой, чтобы при восстановлении путей немецкие саперы не наткнулись на другие мины. Примерно так… — Егоров вытащил из чехла финку и провел на земле две линии, обозначив железнодорожную колею. Посередине начертил маленький кружочек — Маневичи. — У меня работают на участке пять групп, в каждой по две пары минеров. Больше двух мин за ночь они установить не в состоянии: ночи коротки, да и груз большой, почти по пуду на брата — с таким не побегаешь. Вот здесь, например, — показал Егоров на кружочек, — на восток от Маневичей, работает группа Дмитрия Резуто. На протяжении пяти-шести километров ей требуется установить десять мин, дальше то же самое должны сделать четыре другие группы. За две ночи всего этого не сделаешь, Алексей Федорович. И замедление мы ставим не менее четырех суток, чтобы не помешать минированию.

— Я пытаюсь вас понять, товарищ Егоров, — уже спокойнее сказал генерал Федоров, — но нам дорог не то что каждый день, а каждый час, каждая минута.

— Было бы хуже, товарищ генерал, — упрямо продолжал Егоров, — если бы мины начали рваться сейчас, когда мы еще не закончили минирование. Это насторожит фашистов, и все пойдет насмарку. Вы же знаете, что получилось у брянских партизан этой зимой. Там фронтовая обстановка заставила торопить партизан, и мины начали ставить с небольшим замедлением, чтобы они быстрее «созревали». Мины стали рваться очень быстро, и несколько гитлеровских эшелонов были подорваны, но это усложнило дальнейшую работу минеров. Враг, обозленный действиями партизан, усилил охрану железной дороги, после чего пришлось минирование продолжать с боями, под прикрытием крупных партизанских сил. Только на одном небольшом участке, где удалось поставить около семидесяти мин, подрывников прикрывали две бригады. И фактор внезапности перестал действовать. А у нас на пятьдесят мин — одна рота автоматчиков из батальона Лысенко. И та пока не потеряла, к счастью, ни одного человека. И немцы после пробной мины вроде снова успокоились. Я вас очень прошу, товарищ генерал, еще немножечко потерпеть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});