Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

мечтала добежать уже до рощи и умереть там.

— Беги, беги, не останавливайся. Я догоню, — краем глаза увидела, как Ланэйр снимает лук и встаёт в позицию.

Я бежала, и он действительно догнал совсем быстро. Удовлетворённо сообщил:

— Очень удачно отстрелялся. Выбил одного шамана и почти всех лучников. Но стрел больше нет. Хорошо бежишь, беги. Мы успеваем.

Эльфийский биатлон, твою мать. Господи, да когда ж это всё кончится-то!

Запнулась и упала, но он подхватил за шкирку и толкнул вперёд. Пробежала немного, снова запнулась и надрывно попросила:

— Убивай сейчас. Всё, не могу.

В ответ тяжело и болезненно огребла по хребту:

— Молчи! Я знаю лучше, когда пора! Беги, осталось немного!

Обозлилась и обиделась, но это дало сил добежать.

Я уже чувствовала спиной, что орки накатываются, слышала их вопли и чуяла вонь их тел.

— Беги дальше, не останавливайся. Второго шамана я ранил, но он что-то кастует. Возможно, деревья задержат заклинание, — замечание заставило ещё поддать.

Думала, что упаду на краю, но нет, на хорошей скорости метнулась вглубь рощи.

И тут началось то, что я было посчитала действием орочьего заклинания: золото вечернего света потемнело, пахнуло озоном и жёлтая земля, выворачивающаяся вместе с корнями, вспучилась навстречу, как живая. Я отпрянула обратно, в сторону орков — и зажмурилась от летящих в лицо кусков земли и брызг крови. Корни рвали орков на части. Сидела, не в силах отвести взгляд, прижимаясь к свежеоткрывшемуся земляному откосу, но насторожило шевеление корней в глубине земли. Опасливо отодвинулась, взобралась на откос и тут же схватилась за толстенный ствол: земля ходила ходуном, как будто под рощей ворочался просыпающийся исполин. Низкий рык, переходящий в инфразвук, живо напомнил Стража энтов, и захотелось убежать куда-нибудь ещё, но ноги стали ватными, затошнило и скрючило будь здоров. Если бы не эльф, ухвативший за шкирку и потащивший дальше, я бы под этим деревом и спеклась по-тихому, а так он меня до центра доволок.

В центре был, я бы сказала, «глаз бури» — тут хотя бы земля не тряслась. Но скрип, рёв и крики были слышны, а в какой-то момент прямо передо мной плюхнулась, разбрызгивая кровь, оторванная голова орка. Очень неаккуратно, надо заметить, оторванная. Ещё пучившая глаза и ругавшаяся на чёрном наречии. Близлежащий корень тут же активизировался и пополз к голове. Я прикрыла глаза и уши. По-прежнему поташнивало, но становилось легче, и крики стихали.

— Богиня, тебе сейчас нельзя сидеть, — голос Ланэйра был спокоен и деловит.

С обречённостью уставилась на него:

— Я не могу больше бежать.

— Нет-нет, бежать не надо. Надо ходить. Иначе будет плохо. Нельзя после быстрого бега, да под эльфийской пыльцой, резко останавливаться, — недолго думая, он снова потащил меня за шкирку.

Пришлось встать и наматывать круги по роще. Ланэйр шёл рядом, и лицо у него было праздничным, сияющим, и говорил он, не переставая.

Мне больше всего хотелось лечь и забыться, потому что было тяжко, и накатывала пренеприятнейшая телесная немощь и тоска. Сколько я поняла из речей эльфа, роща инициировалась раньше времени потому, что почувствовала меня. Да, со Стражем энтов у Стража рощи прямое родство, но этот Страж меня ощущает не врагом, а объектом защиты. Все орки, что оказались в пределах его досягаемости, разорваны, и, пока мы здесь, они нам не грозят.

— Всё, мы спаслись.

Удивилась. Мы как раз по краю рощи шли, и я хорошо видела, что орков живых полно осталось; что они кучкуются в некотором отдалении, и уезжать вроде бы не собираются. Посмотрела вопросительно — говорить сил не было.

— Сюда никто не сунется. Страж осознал себя и вошёл в силу моментально, почувствовав тебя и что ты в опасности. И он сейчас очень агрессивен. Ни один орк близко не подойдёт, если не хочет, чтобы его печень вывесили на просушку, — я проследила за задумчивым взглядом эльфа и быстро отвернулась: иллюстрация висела на ближайшем суку.

Вокруг были кровь и куски тел, но корешки споро утаскивали их под землю. Видно, моё хладнокровие было наносным, потому что с бодростью ушло и оно, и всматриваться совсем не хотелось. Ноги-руки дрожали; нехорошая дрожь доставала до сердца, оно болело. Ланэйр посмотрел с беспокойством и невзначай прикоснулся. Я бы посопротивлялась, но не могла, и золотая сила потекла в меня. Сразу стало легче.

— Но мы ж не будем тут сидеть? До Лориэна далеко?

— На лошадях — полдня пути, ты бы дня за два в обычном состоянии дошла. Но мы никуда не пойдём, — и спокойно пояснил, — отсюда уже можно послать сообщение. Корни — у них есть связь с Лориэном. За нами приедут.

Упала к нему на грудь и заплакала.

— Ну что ты, что ты… Всё, любовь моя… Ты молодец, всё вытерпела, больше ничего страшного не будет, что ты…

Он гладил по волосам и так неловко утешал, как будто за семь тысяч лет не насмотрелся на женский плач.

Сладко нарыдавшись, с удовлетворением отметила, что его белый кафтан наконец-то превратился в рубище. Знать, едки мои слёзы.

97. Священная роща

В центре рощи нашёлся родничок, и я нахлебалась из него быстрее, чем сенсей Ланэйр успел меня оторвать.

— Богиня, нарушение водно-солевого баланса не восстановить таким способом, тебе может стать хуже, тут важна умеренность…

Я слушала душеспасительные речи, про себя думая: «Учи, учи…» и радуясь, что успела напиться так, что, по ощущению, аж побулькивала, как бурдюк с водой. Жажда не прошла, но моральное удовлетворение…

Оно улетучилось, когда меня стошнило. Еле успела в кусты метнуться.

Исполненное ангельского терпения и безмерного сочувствия лицо Ланэйра вызывало злобу и чувство вины за свою неблагодарность.

Реальность меркла; голова кружилась, хотелось спать — и при этом я боялась лечь, мучал иррациональный страх, что не проснусь. Сердце ощущалось ветхой тряпкой, лёгкие хрипели и присвистывали, во рту была великая сушь.

В разгаре пояснений, что-де таковы последствия приёма стимулятора, общего перенапряжения и обезвоживания, голос Ланэйра начал мешаться с другими голосами: начало казаться, что со мной говорят духи, что слышу деревья и растущую траву, причём всю в округе, её ритм. Отдельно ощущался колотун даже самой маленькой былинки — и всё сливалось в общий шум, в общее дыхание, в котором чувствовалась необоримая сила.

С отчаянием, горестно призналась:

— У меня бред. Со мной трава разговаривает.

В глазах у эльфа мелькнула смешинка, и он заверил, что и это последствия, но только отчасти:

— Богиня, в инициированной роще наступает весна, а потом и лето. Вечное лето Лориэна! — по-моему,