Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

смогли найти пульс, когда осматривали его, и прямо сейчас он находится в пещере Нимуэ, в том же криосне, что и колонисты, которые прибыли на Сейфхолд до Сотворения Мира. Он будет в полном порядке — физически — в тот день, когда мы снова сможем его разбудить. Но мы не знаем, как долго это продлится, и вполне возможно, что к тому времени все, кого он когда-либо знал, уже умрут.

Уитмин с трудом сглотнул, пытаясь представить, на что это было бы похоже. Пробудиться через пятьдесят лет, или через сто, или, как сама Нимуэ Элбан, через тысячу лет в неизвестное будущее. Мерлин был прав, понял он. Может быть, даже лучше было бы умереть.

— Это настоящее затруднение, Ливис, — сказал Кэйлеб, и Уитмин посмотрел на него. — Мы не можем рассказать никому, кому мы уже не полностью доверяем, — только самым близким нам людям или другим членам «внутреннего круга». И все же мы всегда знаем, что в тот момент, когда мы расскажем им — расскажем нашим друзьям, людям, которых мы любим, — мы можем приговорить их к чему-то подобному тому, что случилось с Русилом. — Он покачал головой, его собственные глаза были печальными, затравленными. — Русил умер бы за Шарлиэн, за любого из нас, и мы бы умерли за него. Но, в конце концов, мы подтолкнули его этим шагом слишком далеко, и я всегда буду сожалеть о том факте, что именно я отдал решающий голос.

— Ты не мог знать, — тихо сказала Шарлиэн.

— Нет, — мрачно ответил Кэйлеб. — Но ты была против этого. Я должен был прислушаться.

— И если бы я была уверена, я бы не согласилась с тобой в конце концов, — сказала она непоколебимо. — Мы не архангелы, любовь моя. Все, что мы можем сделать, — это лучшее, что мы можем сделать, и это то, что ты всегда делал.

— Есть… есть очень много других, которые отреагировали таким образом? — спросил Уитмин.

— Нет. — Мерлин покачал головой. — Нет, на самом деле их очень мало — на самом деле меньше, чем я ожидал, — и мы расширяем «круг» уже много лет. Конечно, мы не очень быстро расширяли его, и братья Сент-Жерно все еще проверяют наших кандидатов для нас. У них это очень хорошо получается — они делают это уже давно, — и мы обычно долго и упорно думаем, прежде чем кому-нибудь рассказать. Если уж на то пошло, мы практически никогда не отклоняемся от первоначальной политики братьев — никогда никому не рассказывать об этом до их тридцатилетия. По крайней мере, обычно. Иногда, однако, события… заставляют нас действовать.

— Это один из способов выразить это, — сухо сказал Кэйлеб. Уитмин взглянул на него, и император усмехнулся. — Они не говорили мне правды — не полной правды — пока я не пробыл королем почти четыре месяца! Я был допущен к первоначальной истории Мерлина «сейджину являются видения», и это все еще невероятно полезно для нас, но братья на самом деле не хотели говорить даже мне всю правду. У них просто не было особого выбора.

— Справедливо то, что справедливо, — мягко сказал Мерлин. — Мейкел не рассказывал мне о «Сент-Жерно» до того дня, когда мы оба рассказали тебе! — Он посмотрел на Уитмина. — Поверь мне, в этой луковице много слоев, Ливис.

— И Кэйлеб не сказал мне правду — полную правду — до святой Агты, — добавила Шарлиэн. — Проблема в том, что это не то, что вы можете кому-то рассказать, и именно поэтому мы должны очень тщательно подумать, прежде чем посвящать кого-либо.

— И если бы один из нас, даже мы оба, не захотели или не смогли принять это, у нас были бы «сердечные приступы», — сказал Уитмин.

— Не обязательно. — Мерлин покачал головой. — Или, во всяком случае, не в том смысле, в каком вы, возможно, думаете. Да, вам пришлось бы «умереть», насколько знали остальные в Сейфхолде. Это то, что я имел в виду, когда сказал, что это было бы грязно, особенно если бы вы оба внезапно упали замертво в одно и то же время так скоро после великих драконов. Но это был выбор Русила — впасть в анабиоз. Мы были бы совершенно готовы держать его под тем, что, я полагаю, вы назвали бы «домашним арестом» в пещере Нимуэ, где у него был бы доступ ко всем нашим книгам и записям и даже к снаркам. Мы также делали это в нескольких других случаях. Когда мы могли покрыть длительное отсутствие фигуранта, мы даже вернули некоторых из них домой после того, как у них была возможность полностью изучить доказательства. Однако в его случае мы не могли объяснить столь долгое отсутствие. И даже если бы мы могли это сделать, думаю, ему было слишком больно знать правду, когда он не мог ее принять.

— Русил никогда не отдавал меньше всего своего сердца тому, во что верил, — печально сказала Шарлиэн.

— Это правда, — сказал епископ Пейтир, но его тон был более бодрым, более собранным, чем у нее. Она посмотрела на него, и он покачал головой с сочувственной улыбкой. — Это правда, Шарли, но, как я полагаю, ты только что сказала Кэйлебу, все, что мы можем сделать, — это лучшее, что мы можем сделать, и это именно то, что ты всегда делала. Поэтому вместо того, чтобы зацикливаться на случайных неизбежных моментах, когда мы не достигаем божественного совершенства, давайте сосредоточимся на том, что происходит, когда все идет правильно. Как сегодня вечером. — Он тепло улыбнулся Уитмину и Эйлане. — Мне кажется, совершенно ясно, что ни Ливис, ни Эйлана не собираются выбирать государственное заключение в пещере!

— Полагаю, вы можете с уверенностью предположить это, милорд, — сухо сказал Уитмин. — Конечно, если бы вы не вытащили этот «Камень Шулера», у вас было бы только мое неподтвержденное слово.

— Эти «священные артефакты» и