Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

улыбнулся. На самом деле, это было больше похоже на ухмылку, чем на улыбку, — подумал Уитмин.

— Сейджин очень хорош в объяснениях, — продолжил Уилсин с почти озорным выражением лица. — У него было много практики. На самом деле, он дал мне точно такое же объяснение в этом самом исследовании.

— Он это сделал? — удивление вырвало вопрос из Уитмина, и епископ усмехнулся.

— О, да! Не то чтобы он не получил несколько собственных сюрпризов от разговора.

— Не дразни мальчика, Пейтир! — предостережение Стейнейра прозвучало сурово, но сопровождалось неоспоримым огоньком. — Любопытство съедает его заживо, и неудивительно! Его знакомство с секретом было просто немного более травмирующим, чем ваше, если я правильно помню.

— Это, безусловно, справедливо, — более трезво согласился Уилсин.

— Тогда почему бы нам всем не найти стулья и не позволить Мерлину начать объяснять.

* * *

— К этому нужно привыкнуть, — сказал Ливис Уитмин почти три часа спустя, переводя взгляд с Мерлина, архиепископа на императора и императрицу.

— Это то, что они называют «доларским преуменьшением»? — спросила Эйлана Армак со стула рядом с ним.

Выражение ее лица было еще более ошеломленным, чем у него, но опять же, она только что обнаружила, что прожила всю свою жизнь в самом разгаре того, что, вероятно, было величайшей тайной в истории человечества, даже не подозревая правды.

— Мерлин, — продолжила принцесса, поворачиваясь с осторожностью из-за трех сломанных, туго перетянутых ребер к высокому, широкоплечему сейджину, которого, как она только что обнаружила, когда-то звали Нимуэ Элбан — женщина, увековечившая ее собственное второе имя. — Я всегда знала, что вы с Нимуэ больше, чем люди. Я просто… просто никогда не подозревала, насколько больше!

— Мы такие, какие мы есть, Баг, — сказал он ей, касаясь ее щеки рукой, которая завязала одну из кочерег в каминных инструментах архиепископа в узел в случайной демонстрации его поистине сверхчеловеческой силы.

— Что еще более важно, Эйлана, — мягко сказал Стейнейр, — они такие, какие они есть. Да, их тела — их ПИКА — позволяют им совершать «невозможные» подвиги, но именно разум, души внутри этих тел делают их замечательными людьми, которыми они являются.

— Избавь нас от стыда, Мейкел, — сухо произнес другой голос из «комма», лежащего на углу стола Стейнейра. — Бедный старина Мерлин застрял в одной комнате с тобой, но я всегда могу просто отключить связь, если ты станешь слишком мягким.

Эйлана неожиданно для самой себя хихикнула, а епископ Пейтир ободряюще улыбнулся.

— Признаю, что трудно не преклоняться перед этой парой, ваше высочество, — сказал он ей. — К счастью, как вы только что слышали, они не одобряют такого отношения. И учитывая, что вы всю свою жизнь сталкивались с так называемым чувством юмора Мерлина, уверен, вы можете понять, как мы преодолеваем нашу первоначальную благоговейную реакцию на правду.

— У меня нет такого преимущества, милорд. — Уитмин покачал головой. — Думаю, что мне будет труднее. И мне будет еще труднее осознать правду о Лэнгхорне и Церкви!

— Так всегда бывает, сын мой. — Тон Стейнейра был сочувственным. — И это истинная причина, по которой мы стараемся быть такими безумно осторожными, не раскрывая эту правду кому попало. Не все воспринимают это так хорошо, как вы двое.

— Могу в это поверить, ваше преосвященство, — медленно произнес Уитмин, его глаза внезапно стали пристальными, когда он посмотрел на архиепископа, а затем на Кэйлеба и Мерлина. — И я должен задаться вопросом, что бы произошло, если бы мы не восприняли это так хорошо?

— Это было бы… грязно, Ливис, — сказал Мерлин, спокойно глядя на него. — Было время, когда нашим единственным реальным вариантом был бы тот, который, я уверен, только что пришел тебе в голову.

— Ты имеешь в виду, что тебе пришлось бы убить нас. — Голос Эйланы был мягким, а ее глаза были огромными и темными, когда она смотрела на своих мать и отца, но эти глаза также были непоколебимы, и Мерлин почувствовал новый прилив гордости, когда она еще раз доказала, что она дочь своих родителей.

— Поначалу, да, — признал он, столь же непоколебимо, прежде чем кто-либо из них смог заговорить. — Однако сейчас у нас есть другие варианты.

— Какого рода «варианты»?

— Мы так стараемся никому не говорить, когда не уверены, что люди смогут справиться с правдой, — сказала Шарлиэн, беря дочь за руку. — Однако иногда, несмотря ни на что, мы ошибаемся в этом. — Она покачала головой, ее глаза внезапно наполнились слезами. — Одним из них был Русил.

— Русил? — повторил Уитмин, его тон внезапно стал резче. — Простите, ваше величество, но вы имеете в виду Русила Тейриса? Герцога Истшера?

— Да, — печально сказала она. — Он не — он не мог — принять правду о Церкви. Он пытался. Я думаю, он действительно и по-настоящему старался, изо всех сил, потому что он так сильно любил меня. Но он не смог.

— Мама, дядя Русил умер, — сказала Эйлана, ее глаза расширились от ужаса. — Ты — ты, папа и Мерлин..?

— Нет, Эйлана. Русил не умер, — сказал Мерлин, и выражение его лица было таким же печальным, как и у Шарлиэн. — Я не уверен, что то, что произошло на самом деле, в некотором смысле не так плохо, но нам не нужно было его убивать. Его «сердечный приступ» не был чем-то подобным, хотя это не вина целителей, что они не