Тимбервольф - Дмитрий Владиславович Федоров

без Тени, не боясь быть обнаруженным, он не сможет. Какое-то время им придется перебиваться мелкой добычей. Но голод Тени и быстрорастущего потомства заставит его выйти на большую охоту. Он проберется туда, где его никто не ждал, используя свое преимущество в скрытности и силе. Какое-то время люди не будут понимать, что происходит. Мгновенная атака и умело заметенные следы запутают их. Но он не тешил себя ненужными надеждами, что сможет долго безнаказанно приникать в их дом. Волновало его другое, чтобы Тень успела родить и выкормить потомство, до того момента, когда начнется совсем другая охота, охота людей на них.

***

Тень лежала рядом, сложив морду на лапы, и тихо поскуливала от голода и зовущего свежего запаха крови, от которого судорогой сводило все внутри. Но Конрад, в отличие от нее, чувствовал в этом запахе примесь омерзительно отталкивающего, почти неуловимого запаха страха. Воспитанный в нём, с тех пор, когда он еще не успел открыть глаза. Инстинкт ужаса перед человеком вопил, звал уйти от этого мрачного места, наполненного отталкивающими звуками, неестественным светом и нестерпимой вонью людей. Будь он один.… Но вид голодной Тени пересилил страх, и он поднялся с брюха. В глазах его отразился свет искусственных фонарей, заставив похолодеть внутренности. Но лапы уже сами собой несли его в сторону зовущего, сладковатого запаха крови.

Часть третья. Парад планет

– Выходит, мы лишь орудия?

– Человек и есть орудие, которым

пользуются другие люди,

чтобы помочь всем нам выжить.

(Орсон Скотт Кард. «Игра Эндера»)

«…война оставила глубокие, еще долго не заживающие раны на теле цивилизации. И многое она изменила в людях, перетряхнув их устоявшиеся привычки, ценности и традиции. Последующий за наступившим миром тотальный запрет на все виды вооружений был разумным шагом, и, казалось, единственно верным решением. А перепаханная атомными взрывами и пропахшая порохом земля стала не только местом упокоения бесконечного числа солдат, но и могилой оружию, которое совсем недавно они направляли друг на друга. Вздох облегчения пронесся над многострадальной планетой, обремененной тяжестью тысячелетних войн, наполнив душу человечества надеждой…»

***

Еще утром префект северного округа Иван Радуга находился в прекрасном расположении духа. Дела шли как нельзя лучше: политическая карьера стремительно прогрессировала, градус популярности масс неизменно шел вверх, в доме царила идиллия, и будущее рисовалось в самых радужных тонах. А ведь каких-то десять лет назад он едва перебивался от пенсии до пенсии, которая у рядового ветерана была мизерной, в безуспешных метаниях между равнодушными работодателями. Таких, как он, владеющих одним лишь ремеслом убийства, были тысячи, десятки тысяч, огромная армия безработных военных, в одночасье оказавшиеся без средств к существованию. Многих такое положение сломало, часть смирилась, перебиваясь нищенской пенсией, часть спилась, и это была не самая тяжкая участь. Психика зрелого, полного сил мужчины, в большинстве случаев не выдерживала вынужденного бездействия, отягощенного молчаливым укором общества. Находились такие «Бывшие», которые забывали о своей присяге, озлобленные снисходительным цинизмом благополучного общества, и уходили в его тень, перейдя грань закона. Лишь единицам удавалось найти свое место в новом мире, провозгласившем отказ от насилия. Место, стоившее им своего прошлого, имени, семьи, друзей. Наверное, Ивану повезло. Он умудрился пройти по тонкому лезвию, балансируя между уготовленными его характеру крайностями, рискуя в любой момент потерять равновесие. Сколько раз, доведя себя до исступления, он выходил на улицу, морально готовый к воровству, грабежам и насилию. Но каждый раз кто-то невидимый удерживал его за локоть, отгораживая, охраняя от безумных поступков. И дверь в его дом открылась. Открылась с внешней стороны. Она не была взломана полицией. Она не была открыта ключом уставших кредиторов. В его дверь вежливо постучали.

И вот теперь, впервые за много лет, Иван почувствовал, что земля уходит из-под его ног, а прочный фундамент благополучия вот-вот даст трещину. Звонок Даниэля, как показалось ему на первый взгляд, с невинной просьбой помочь в одном деле, даже обрадовал Ивана. Все же он был должником Даниэля, как ни крути, а помощь друзьям, тем более друзьям, с которыми вместе проливал кровь, дело святое. Но куда больше ценил Иван помощь Даниэля уже после войны; в тот момент, когда он с головой погрузился в пучину безысходности, именно Даниэль протянул ему руку помощи. Нужно ли говорить, что Иван с радостью согласился помочь старому другу. Но потом… События, последующие за этим, напоминали ночной кошмар, нелепый, страшный и беспощадный. Поиск информации, которую Даниэль попросил найти, отозвался такой головной болью, которую Иван еще в жизни не испытывал. Уровень противодействия и секретности был просто запредельным. Чего только стоили одни звонки с ненавязчивыми, но не оставляющими вариантов для ответных действий требованиями прекратить расследование. Те крупицы информации, которые удалось добыть, могли стоить Ивану карьеры, были способны разрушить весь его мир. То, чем так заинтересовался Даниэль, на деле оказалось бомбой. Впервые со времен войны Ивану стало страшно, он был близок к отчаянию. Но положение можно было поправить. Дело оставалось за малым. Отговорить Даниэля от дальнейших поисков. Попытаться найти слова, способные образумить его, оградить от необдуманных поступков, способных поставить под угрозу не только его жизнь, но и благополучие людей, его окружающих. Остановить. Пока не стало слишком поздно.

***

Даниэль не стал заезжать на территорию института и припарковался в полупустой гостевой зоне. Отстегнув ремень безопасности, он пощелкал указательным пальцем по экрану навигатора, наотрез отказывающегося работать. Выругавшись вслух и мысленно пообещав себе всё же поменять автомобиль до наступления холодов, он хлопнул дверцей, отозвавшейся ему переливным звуком сигнализации. Его архаичная привязанность к старым гаджетам, к капризному навигатору, вызывающему постоянный переполох соседей автосигнализацией, и полное неприятие автопилота, вызывала у большинства знакомых недоумение. У большинства людей, недостаточно хорошо его знающих, сторонящихся и прячущих глаза, избегая тяжелого, мрачного взгляда. Что и говорить – он не особо-то и разубеждал окружающих в своей почти волчьей нелюдимости, а одержимость мерами предосторожности, устаревшими и совершенно ненужными в спокойной и размеренной жизни, являлась частью его натуры. А близкие люди, которых было совсем немного, принимали его таким, какой он и есть, по-доброму посмеиваясь над ним за его спиной. Мэри была одной из них; хотя и не получалось у них встречаться чаще, чем хотелось бы, близость между ними и родство душ от этого не становились меньше. И ее срывающийся голос в телефонной трубке не оставлял никаких иллюзий по поводу ее состояния. Охранник на контрольном пункте знакомо кивнул, пропуская Даниэля мимо турникета. Даниэль натянуто улыбнулся, погруженный в свои мысли, не останавливаясь, вошел на